Увидел название и подумал: вот, будет самый озорной рассказ на конкурсе, посмеюсь всласть. Начал читать. А потом начал писать. Рецензию.
Сюжет. Самая главная проблема с сюжетом этого рассказа — полнейшее отсутствие интриги. Всё настолько предсказуемо и в такой шаблонной манере подано, что итог угадывается не то что начиная с середины, а чуть ли не с первых абзацев. А дальше становится просто скучно.
Герои. Героиня Мария Григорьевна Соколова (кстати, зачем нам сообщают её полные паспортные фамилию, имя и отчество? Это как-то работает на замысел? Не заметил...) — пожалуй, один из самых неудачных персонажей среди всех пока прочитанных мной рассказов. Она картонна, ходульна и схематична. Не человек, а функция. Её мысли/чувства/эмоции не переданы совершенно. Более того, у неё, даже при такой поверхностной характеристике, присутствуют взаимоисключающие черты.
День за днем общаясь лишь с цифрами, она убеждала себя, будто ее вполне устраивает и то, что она является отличным специалистом в своей профессии, а любовные шуры-муры — это для молодых да глупых. И лишь изредка накатывала грусть, когда очередная коллега-вертихвостка трещала о новом романе с «настоящим принцем», да по крупным праздникам, которые проходили в тишине и одиночестве.
Разбросав по коридору туфли и швырнув надоевший букет на кухонный стол, Мария Григорьевна распечатала запотевшую бутылку и залпом опустошила всегда присутствующую на кухне рюмку. Шумно вдохнув, решила обойтись без закуски и направилась к кладовке.
Неряха, к тому же ещё и спивающаяся. Так спешит тяпнуть, что даже в домашнюю одежду не переодевается.
И наконец, она не то что в одночасье — в одноминутье перерождается в страстную женщину.
Легко подхватив покорную женщину, он понес ее сквозь чащу, а она сильнее прильнула к нему, чувствуя жар привыкшего к большим нагрузкам тела и биение мощного сердца, разгоняющего по сосудам кипящую кровь.
Терпкий запах гиганта щекотал ноздри, вынуждая все сильнее втягивать носом воздух. Конечности ослабели, и лишь древний инстинкт пульсировал внутри женщины, сбрасывая один за другим надуманные оковы стыда и морали. Обхватив богатыря за плечи, спасенная подтянулась к пухлым горячим губам, которые приняли благодарность и ответили с истинно мужским напором. Остановившись посреди леса, силач молча опустил ношу на землю и неожиданно легким для столь мощного тела движением припал сверху, на ходу стягивая льняную рубаху. Рядом с ним Мария Григорьевна почувствовала себя хрупкой и желанной, достойной любви, способной подарить нежность. Незнакомец оказался чутким и неторопливым, но сама женщина прервала его поцелуи, блуждающие по ее напрягшемуся в предвкушении телу, и притянула любовника, приглашая к более решительному продолжению…
Вах-вах, какой женщина, слюшай.
Ну ладно… эту мгновенную метаморфозу спишем на особенности жанра и фантдоп.
Композиция. Стихотворение в середине — убийца авторского замысла, поскольку лишает его последних остатков интриги. А к самому концу темп неоправданно резко ускоряется. Эдакий «Чардаш» Монти в прозе. Но там ускорение происходило постепенно и закономерно, а тут… В общем, смазана концовка. Что в сочетании с «лобовой» подачей морали приводит к печальному итогу: концовка скомкана и угроблена напрочь, а впечатление от произведения окончательно испорчено.
Язык и стиль. О стилистических шероховатостях основного текста сказано уже достаточно без меня, повторяться не буду. Не понимаю восторгов в отношении стихотворения. Попробую аргументировать.
Во Купалову ночь да в седой туман
Уходила я, дева чистая,
За цветком-васильком таинственным
В лес нехоженный да непознанный.
С какого, простите, рожна «васильком», если там папоротник?
Нехоженый — с одним «н» (несовершенный вид), а непознанный — с двумя (совершенный).
По тропе средь дерев пробиралася,
Руки белые вкровь исцарапала,
Волосами за ветки цеплялася,
Только шла не склоняясь прямо-то.
В кровь — отдельно
Пробиралася — цеплялася — зачем тут рифма, если первое четверостишие — белый стих? Что за стилевой разнобой?
Последняя строка — структура предложения «хромая», не по-русски написано.
С лешим-батюшкой да кикиморой,
Что в болоте свой век снашивает.
Спасибо, что хоть не «сношает». Очень странный выбор слова.
СУДЬБИ́НА, -ы, жен. (устар. высок). То же, что судьба (в 1 знач.) (обычно о несчастливой судьбе, тяжёлой участи). Горькая с.
Свадьбу справили Красногорскую,
Не понял смысла этого слова.
Отмечу также несколько фактических проколов.
Мария Григорьевна Соколова
Когда автор так пишет о даме 50-60 лет, это можно понять. Но ей же всего 30, что за стилевая несуразица? Это же слова автора, а не сопливой практикантки надцати лет, работающей у Марии под началом!
чье имя маленькая Маша сокращала до бабы Доты
Авдотья = Евдокия = Дуся. Баба Дуся. И нечего тут выдумывать.
Несколько месяцев спустя в отделе Марии Григорьевны сменился начальник.
Стоп! Она же главный бухгалтер. И её отдел — бухгалтерия. И начальник там — она сама. И другого варианта быть не может. При любой форме собственности предприятия.
Итого: слабый любительский рассказ, для первой пробы пера сойдёт. Не кандидат в финал однозначно.
Терпкий запах гиганта щекотал ноздри, вынуждая все сильнее втягивать носом воздух. Конечности ослабели, и лишь древний инстинкт пульсировал внутри женщины, сбрасывая один за другим надуманные оковы стыда и морали. Обхватив богатыря за плечи, спасенная подтянулась к пухлым горячим губам, которые приняли благодарность и ответили с истинно мужским напором. Остановившись посреди леса, силач молча опустил ношу на землю и неожиданно легким для столь мощного тела движением припал сверху, на ходу стягивая льняную рубаху. Рядом с ним Мария Григорьевна почувствовала себя хрупкой и желанной, достойной любви, способной подарить нежность. Незнакомец оказался чутким и неторопливым, но сама женщина прервала его поцелуи, блуждающие по ее напрягшемуся в предвкушении телу, и притянула любовника, приглашая к более решительному продолжению…
Уходила я, дева чистая,
За цветком-васильком таинственным
В лес нехоженный да непознанный.
Руки белые вкровь исцарапала,
Волосами за ветки цеплялася,
Только шла не склоняясь прямо-то.
Что в болоте свой век снашивает.
Ручки-ноженьки изневолели,