Анна лежала, распластавшись на холодном кафеле. На потолке на одном единственном проводе коряво виселА одинокая лампочка. Она будто из последних сил пыталась создать хоть какое-то подобие освещения. Цеплялась за жизнь. Анне нравилось наблюдать угасание жизни. Она не знала, сколько ещё протянет эта лампочка, но ей хотелось увидеть момент, когда она окончательно погаснет. В этом было нечто мистическое: свет погаснет, и всё поглотит тьма. Рано или поздно такое происходит с каждым человеком.

Произойдёт и с ней. Казалось бы, до это далеко, ведь ей всего пятнадцать лет, но её зараженный безысходностью разум уже искал способ ускорить этот процесс. Из состояния меланхолии её вывел громкое «дзззынь» Анна медленно поднялась. Раздалось ещё несколько звонков.

«Да обоссысь ты там» — подумала она, медленно открывая дверь.

«Обоссался всё-таки» — подумала Анна.

«Ммда работа на дому сегодня отменяется» — подумала Анна, с отвращением взглянув на отчима.

Вместо этого она просто послала ему воздушный поцелуй.Как давно она не была на точке. Она уже начала забывать, что как только подъезжал клиент, надо было, как обычно говорил Ярчик, «вставать в строй».

Одна из них шепнула на ухо
Анне:

Удовлетворённо выдохнув напоследок, опер перекатился на другую сторону кровати.Затем он лениво потянулся к лежащим на полу джинсам и достал оттуда пачку беламор-канала.

Затем он лениво потянулся к лежащим на полу джинсам и достал оттуда пачку беламор-канала.

Она не помнила, как оказалась дома. В её комнате стоял всё тот же холст. Вокруг были разбросаны картины. На них она умирала сотни раз. Вот на одной она улыбается с красной точкой на виске. На заднем плане красные брызги. Кровь должна была быть такой, какая есть. Для этого она выдавливала несколько капель из пальца и перемешивала их с гуашью, предавая, таким образом, мрачноватый оттенок каждому мазку. На часах было восемь. Даже по укурке она привыкла просыпаться вовремя, чтобы не опаздывать на первый урок. Как обычно, она не забыла оставить отчиму сто рублей на «лекарства». Это было частью сделки, заключенной три года назад. Тогда Анна очередной раз сбежала из детдома и нашла человека, едва не пропившего собственную квартиру. Она и предложила ему всего лишь один день побыть трезвым, прийти в детдом и усыновить её.

«Надо было лучше учить французский» — с досадой подумала она.

— А… — протянула она, кивая в сторону
медитирующего.

Ещё в детстве на его глазах в страшной давке в подземном переходе погибли его родители.

Он отражался в каждом, и сами отражения будто оживали. Все по-разному, а затем стекло становилось плёнкой, и из зеркал выходили копии его самого. Их снова становилось слишком много. Снова они сдавливали его. После этого он захотел спеть своему ребёнку прощальную колыбельную с парой кубиков мышьяка, но испугавшись новых снов, пришел к нам. Он был уверен, что никогда не выберется из этой бесконечной спирали.