— И как ты, герой, собираешься побеждать эту дуру? – стросил меня на оперативке Тихон Тихонович, cтарший прораб участка разливки. Он думает, что на простака напал. Так я ему и выложу свои козырные карты, тогда каждый дурак будет знать, что я с этой школопендрей творю, в смысле сотворяю.

Школопендрю нам поставили в конце прошлого квартала, это разливочная линия на которой нерусскими буквами написано что-то непонятное, Егорка, студент прохладной жизни читал, читал, всю голову сломал, потому что иероглифы даже он не знает, хотя Егорка знает почти всё, вот только не умеет ничего, руки у него растут сами знаете откуда. Но мы это дело ему быстро поправим, в нашей бригаде не таких обламывали, особенно во вторую смену.

— Егорушка, — говорю ему ласково так, — быстро, одна нога тут, другая в лавке, бежишь и покупаешь мне полкило кайенского перца. Не перепутай, сладкий болгарский не возьми, дурашка ты этакий, только жгучего, самого кайенского, какой только найдёшь.

Убежал пионерчик, а я инструмент разложил, ключики свои заветные перебрал, взял торцовый на пятнадцать в левую руку, а накидной восемь на двенадцать в правую, тут Тихон Тихонович ко мне и подходит.

— Так ты, Фёдорыч, так мне на вопрос и не ответил, — вот же зануда этот Тихоныч, даром, что в очках.

— Ну чо ты, Тихоныч, пристал к человеку? Фёдорыч сказал – Фёдорыч сделал, — заступился за меня бригадир, и вовремя, я только собрался этого чмонделя так послать, чтобы очки у него с носа на лоб перепрыгнули. А ведь стоит, гад, не уходит. Ему же хуже.

Тут и юнга прибежал, шустренький салажонок, принёс именно то, что просили.

Выкручиваю, я значит, торцевым крюделину, всыпаю что Егорушка принёс, а потом Тихоныча подзываю и ключик свой заветный накидной протягиваю

— Ты узнать хотел? Вот тут чекундяку подкрути на три оборота против часовой.

Он сдуру и подкрутил. Оно как через фырзеку брызнет. Жалко мне его стало, по человечески так жалко: стоит, глаза красные, рыло в пуху, с уха рендизяка свисает. Пошли, говорю Тихоныч в каптёрку, полечу. И полечил. Водки только мало оказалось.

А школопендря как пошла нашколопендривать, она же не Тихоныч, ей перцу на хвост насыплешь, она и наяривает, как миленькая. А я опять герой.

 

Герой – садовник