В тот момент, когда автор поставил последнюю точку.
Неправильно.
В тот момент, когда автору пришла идея.
И…
… и тоже неправильно.
… если кто будет говорить, что книга появляется в тот момент, когда автор её придумал – вы такого сразу поднимайте на смех, а то и вовсе предайте анафеме. А кто про издательство будет завирать, с тем вообще говорить не о чем.
Книга появляется в момент своей наивысшей славы, когда она у всех на устах, когда становится достаточно энергии, чтобы осознать себя, чтобы понять – я есть.
Особенно интересно это происходит у книг, которые почти никто не читает, у книг, которая едва-едва найдет пару десятков читателей, если и не того меньше – вот если человек, читая книгу, что-то почувствует, что-то вспыхнет в душе – вот тогда книга оживает, оглядывается на саму себя, говорит себе – я есть.
Отдельный вопрос – как оживают книги, которые никто не прочел – и тем не менее, им это как-то удается, какое-то странное непостижимое самоосознание. Этот секрет до сих пор не разгадан, и многие книги дорого бы отдали, чтобы узнать, как такое происходит.
Осознав себя, книга ждет – иногда несколько лет, иногда десятилетия, а то и века – пока не канет в забвение или не исчезнет совсем, пока последний экземпляр не рассыплется в прах в забытом всеми хранилище или не вспыхнут в пламени пожара. И вот когда книга совсем перестает быть – тогда-то она и начинает действовать…
Книга плывет против течения времени – это сложно, плыть против течения, не каждой книге это удастся, кое-кто и сгинет в бесконечных бешеных времяворотах, кто-то не мог подняться во времяпадах – до истоков добираются единицы, а еще меньше книг понимает, где они, эти истоки, какого именно человека выберет книга себе в создатели. Тут-то между книгами начинаются настоящие побоища, — каждый тянет сознание автора в свою сторону, каждый кричит – мое, каждый врывается в сны автора, беспокойные, тревожные, непонятные. Кто-то хитрит, да много кто – кто-то, поднимается как можно выше против течения, подхватывает автора в самой ранней юности, когда человек еще сам толком не знает, кто он, что он, какой он – тут-то и появляются мысли, огромные, всеобъемлющие, после которых хочется весь мир перевернуть, мысли, которые готовы сами рваться на бумагу в обход человека – не могут, рассыпаются бессвязными фразами. Человек комкает записи, не то, не то, не то, бросает в костер, но рукописи не горят.
Годы идут, автор плывет по времени, тут-то и поджидают его другие книги, осторожные, вкрадчивые, они не набрасываются на человека, они выжидают, заметит их автор или нет – писатель еще сам должен поискать книги, которых еще нет, еще сам должен заметить, поймать, ухватить за длинный ускользающий хвост, разматывать по ниточкам, осторожно раскладывать на бумаге. и не с первого раза, и не со второго, а с какого-то не пойми какого – появля… то есть, книга не появляется, книга уже была, она появилась уже давно, а теперь она проходит новый этап своей жизни, уже вместе с автором – в будущее все дальше и дальше, летят книги, машут страницами. И мечется первая книга, глупая, торопливо книга, которая поспешила, и теперь рассыпалась в пух и прах, осталась горьким воспоминанием, юношеской мечтой, к которой не хочется возвращаться. Книга беспокойно мечется, в отчаянии бросается от автора к автору, ищет хоть кого-нибудь – не находит…
Когда появляется книга?
В тот момент, когда её выпустили в издательство.
Неправильно.
В тот момент, когда автор поставил последнюю точку.
Неправильно.
В тот момент, когда автору пришла идея.
И…
… и тоже неправильно.
… если кто будет говорить, что книга появляется в тот момент, когда автор её придумал – вы такого сразу поднимайте на смех, а то и вовсе предайте анафеме. А кто про издательство будет завирать, с тем вообще говорить не о чем.
Книга появляется в момент своей наивысшей славы, когда она у всех на устах, когда становится достаточно энергии, чтобы осознать себя, чтобы понять – я есть.
Особенно интересно это происходит у книг, которые почти никто не читает, у книг, которая едва-едва найдет пару десятков читателей, если и не того меньше – вот если человек, читая книгу, что-то почувствует, что-то вспыхнет в душе – вот тогда книга оживает, оглядывается на саму себя, говорит себе – я есть.
Отдельный вопрос – как оживают книги, которые никто не прочел – и тем не менее, им это как-то удается, какое-то странное непостижимое самоосознание. Этот секрет до сих пор не разгадан, и многие книги дорого бы отдали, чтобы узнать, как такое происходит.
Осознав себя, книга ждет – иногда несколько лет, иногда десятилетия, а то и века – пока не канет в забвение или не исчезнет совсем, пока последний экземпляр не рассыплется в прах в забытом всеми хранилище или не вспыхнут в пламени пожара. И вот когда книга совсем перестает быть – тогда-то она и начинает действовать…
Книга плывет против течения времени – это сложно, плыть против течения, не каждой книге это удастся, кое-кто и сгинет в бесконечных бешеных времяворотах, кто-то не мог подняться во времяпадах – до истоков добираются единицы, а еще меньше книг понимает, где они, эти истоки, какого именно человека выберет книга себе в создатели. Тут-то между книгами начинаются настоящие побоища, — каждый тянет сознание автора в свою сторону, каждый кричит – мое, каждый врывается в сны автора, беспокойные, тревожные, непонятные. Кто-то хитрит, да много кто – кто-то, поднимается как можно выше против течения, подхватывает автора в самой ранней юности, когда человек еще сам толком не знает, кто он, что он, какой он – тут-то и появляются мысли, огромные, всеобъемлющие, после которых хочется весь мир перевернуть, мысли, которые готовы сами рваться на бумагу в обход человека – не могут, рассыпаются бессвязными фразами. Человек комкает записи, не то, не то, не то, бросает в костер, но рукописи не горят.
Годы идут, автор плывет по времени, тут-то и поджидают его другие книги, осторожные, вкрадчивые, они не набрасываются на человека, они выжидают, заметит их автор или нет – писатель еще сам должен поискать книги, которых еще нет, еще сам должен заметить, поймать, ухватить за длинный ускользающий хвост, разматывать по ниточкам, осторожно раскладывать на бумаге. и не с первого раза, и не со второго, а с какого-то не пойми какого – появля… то есть, книга не появляется, книга уже была, она появилась уже давно, а теперь она проходит новый этап своей жизни, уже вместе с автором – в будущее все дальше и дальше, летят книги, машут страницами. И мечется первая книга, глупая, торопливо книга, которая поспешила, и теперь рассыпалась в пух и прах, осталась горьким воспоминанием, юношеской мечтой, к которой не хочется возвращаться. Книга беспокойно мечется, в отчаянии бросается от автора к автору, ищет хоть кого-нибудь – не находит…