Обыкновенный мальчишка. Такой же, как все. Ничего выдающегося. И всегда был таким. Из хорошей семьи. Да и друзья у меня просто классные ребята! И ничего особенного, необычного в моей жизни не происходило.
Выгляжу я отлично. Короткая стрижка, глаза карие и, как утверждают некоторые, хорошая улыбка. Вес примерно тот же, что и у ребят шестого класса, в общем, средний.
Я любознательный, мне всё интересно. Люблю спорт: футболист я классный. И плаваю ничего. И книжки люблю про спорт и приключения. Про кино и говорить нечего! Сами понимаете.
Мне всегда нравились смелые парни, которые по полгода проводят в океане на каком-нибудь плоту, среди жутких волн.
Или те, кто с риском для жизни поднимаются на Эверест.
Учусь я в общем неплохо, отметки у меня вполне. Я мог бы стать первым в классе, если бы чуточку поднажал… Ну да ладно! В общем, я собой доволен.
Дружу с классными парнями. Всегда и везде мы вместе. И на каникулах, и после школы. Болтаемся по улицам, играем в футбол, смотрим новые фильмы – в общем, время пролетает незаметно.
И характер у меня что надо, так все говорят. Не могу подолгу злиться, не кричу, чуть что. Да и унывать не умею. Это не по мне!
Мама с папой считают, что я отходчивый. Впрочем, сам я так до конца и не понял, что я такое.
Но стоит вам посмотреть на мою фотографию, наверняка скажете: «Славный парнишка!»
Да, так оно и есть – вполне нормальный мальчик из шестого класса.
Абсолютно нормальный.
Но почему вдруг в один прекрасный миг именно моя жизнь перевернулась? Причём самым роковым образом!
Почему именно моя жизнь полетела вверх тормашками?
Ещё вчера всё шло ровно, а сегодня летит под откос. Почему?
Кто объяснит мне случившееся?
Хоть кто-нибудь может это разъяснить?
В общем, чтобы вам было понятней, начну с того дня, когда…
2
В тот день, первый после летних каникул, я находился в классе и чувствовал себя так, как всегда в первый школьный день.
Все вокруг галдели, болтали.
Хихикали, хохотали и взвизгивали от радости.
Весело! В общем, всё как всегда.
Скрипят парты. Щёлкают замочки. Ребята радуются – ведь целое лето не виделись.
Засыпали друг дружку тысячью вопросами. И все бродят по классу, отыскивая себе место. Выходят, снова входят.
Я тоже немного взволнован. Ещё бы! У меня от переживаний всегда чуточку сводит живот. Но сегодня почему-то я волнуюсь больше обычного. Почему, не знаю.
Раньше в первый день занятий я был спокойнее.
Моё место в третьем ряду, возле прохода. На моей парте возвышается стопка ярких книг в блестящих переплётах. Беру верхнюю, открываю – переплёт аж потрескивает, ведь книга совсем новая.
В эту минуту в классе появляется учитель. Он коренастый, с рыжеватой, мощной шевелюрой. А лицо строгое. И очки в тяжёлой чёрной оправе.
Одет он ещё по-летнему: тёмные брюки и белая рубашка. Из-под коротких рукавов выглядывают незагорелые, розоватые, крепкие руки.
Он идёт чуть согнувшись, словно ему мешает ветер. Рыжеватая шевелюра колышется. На первый взгляд наш учитель важен и суров.
Ребята быстро рассаживаются по местам, всё ещё болтая и смеясь. Но учитель словно не замечает никого. Молча подходит к своему столу, раскладывает на нём тетради, бумаги. Снимает очки и протирает стёкла большущим носовым платком.
Весело звенит школьный звонок. Этот звук становится всё громче в стенах затихающей школы. Лето кончилось!
— Здравствуйте. Я мистер Крэй, — объявляет наш учитель.
Какой у него странный голос! Очень низкий, глубокий. Такие голоса бывают у крепких, высоких мужчин.
Я почему-то снова чувствую волнение, которое сжимает мой бедный желудок.
Потихоньку оглядываю класс. Как это я раньше не заметил? Мой взгляд скользит по лицам одноклассников. Но кто они? Я никого из них не знаю!
Разумеется, каждый год в нашем классе появляются новенькие. Но ведь не столько же сразу!
И где мои старые приятели?
По спине пробегает холодок.
Я ведь знаю, что в нашей школе всего два шестых класса. Но так не бывает, чтобы все мои одноклассники почему-то оказались в другом классе!
Кто эти ребята?
Похоже, они не чувствуют себя новенькими. И хотя мне они незнакомы, друг друга-то они знают!
Может быть, я попал не в свой класс? Меня охватывает лёгкая паника. Быстро достаю из сумки своё школьное удостоверение: «Джейкоб Миллер. 6-й класс мистера Крэя».
Нет, всё в порядке. Я там, где мне полагается быть.
Глупо бы я выглядел, если бы встал с извинениями: «Кажется, я попал не в свой класс».
Но всё-таки почему я никого не знаю?
Я оборачиваюсь. На последней парте в нашем ряду симпатичная светловолосая девчонка. Солнце, залившее весь класс золотом, бликует и в её волосах. Она что-то строчит, склонив голову. Её я тоже не знаю.
Парнишка в красной бейсболке набекрень – такой загорелый крепыш – ухмыляется мне. И его я вижу впервые. Может, он вовсе и не мне улыбается?
Я вглядываюсь в лица ребят на задних партах. Ну хотя бы одно знакомое лицо! Нет, все чужие. Кто они?
— Рад видеть вас в школе. Поздравляю всех с началом учебного года, — гудит мистер Крэй. Уперевшись кулаками в поверхность стола, он подался чуть вперёд и строго оглядывает нас.
Я с трудом сдерживаюсь от хохота: так он сейчас похож на гориллу!
— Надеюсь, вы хорошо отдохнули. Итак, начинается новый учебный год в трейном классе! – продолжает учитель.
Кашель, задыхающийся лепет, шум вокруг отвлекают внимание класса от заданного мной вопроса.
Мистер Крэй пытается помочь ему, хлопает мальчишку по спине. Все шумят.
Но кое-кто поворачивается ко мне.
Мистер Крэй шутит:
— Я вижу, ты слегка ошарашен первыми школьными впечатлениями!
Раздаются сдержанные смешки.
Но почти всё внимание несчастному мальчишке. С красным лицом, потный, он смущённо откидывается на спинку парты и смотрит в пол. А я рад, что все повернулись в его сторону и не видят меня. Я крепко вцепился в крышку парты, у меня перехватило дыхание, и я никак не могу расслабить побелевшие от напряжения пальцы. Что происходит?
«Джейкоб! – говорю я себе. – Не смей так волноваться».
А мистер Крэй между тем спокойно подходит к доске, берёт мел и пишет.
Я слышу знакомое попискивание сухого мела и постукивание по доске. Как обычно.
Но что он такое пишет?
Я вглядываюсь в написанное и чувствую, что дыхание моё снова замирает.
Не схожу ли я с ума?
Я не могу прочесть ничего!!!
Но может, это буквы незнакомого алфавита? Или символы какой-то новой игры?
Я незаметно потираю глаза. Наверное, от напряжения у меня просто поплыли буквы.
Нет, всё то же. Я даже не знаю, буквы вижу на доске или цифры.
Сердце начинает учащённо биться. И снова желудок болью отзывается на моё волнение.
Я оглядываю соседей: ребята списывают в свои тетради текст с доски. А я даже не в силах это прочесть!
Мистер Крэй останавливается, стирает последнюю строчку и пишет что-то заново.
Что?
По спине пробегают мурашки.
Мел скрипит и постукивает. Я же с трудом дышу.
Может быть, я сплю? И мне снится кошмар?
Я щиплю себя за руку, сильнее, ещё сильнее! Мне действительно больно, до слёз больно.
Но я не просыпаюсь.
Наконец мистер Крэй кладёт мел на место и поворачивается к нам. Отряхивает рубашку и стирает с пальцев белую пыль, потом подходит к столу и листает бумаги.
— Джейкоб Миллер, — провозглашает он громко. – Будь добр, пойди к доске и попробуй это решить.
4
Я судорожно сглатываю слюну. Звук такой громкий, что мне становится неловко. Я краснею.
Мысленно молю о помощи. Как мне понять написанное?
— Пожалуйста, — снова приглашает меня мистер Крэй, — покажи нам, как решается это уравнение.
Я вздрагиваю.
— Да… Ну, вот… Э-э… – всё, что я смог произнести.
И это первый день в школе! Наверное, мои новые одноклассники принимают меня за идиота.
Стараясь говорить уверенней, смотрю в лицо учителя:
— Я не могу решить… В классе миссис Палкер мы не решали таких уравнений…
— Что-что? – сзади смеются и шепчутся.
Симпатичная девчонка с золотыми волосами удивлённо рассматривает меня.
— А кто-нибудь может решить? – обращается учитель к классу. – Я предложил вам самое лёгкое уравнение для начала.
«Лёгкое? – подумал я. – Наверное, это шутка».
Я вижу, как кудрявая темноволосая девочка изо всех сил тянет руку вверх. Вот она идёт к доске, берёт мел и быстро-быстро пишет под учительской писаниной.
На доске появляются три строчки странных значков. Я вижу, как строгое лицо мистера Крэя расплывается в довольной улыбке.
— Хорошо, Мирна, — говорит он, посылая мне хмурый взгляд.
Чувствую, что лицо моё горит. А тут ещё ребята начинают на меня оглядываться.
Ну что тут поделаешь. Ведь я не только решить, но даже прочесть условие задачи не могу.
Что происходит?
И в каком это я трейном классе?
Всё так странно, я слегка напуган. Размышляя над всем этим, я не слышу, о чём говорит с ребятами мистер Крэй.
Только замечаю, что все вдруг вскакивают со своих мест и устремляются к компьютерам, расположенным вдоль стен.
— Всё как обычно, — продолжает учитель. – Но это хорошее начало для ваших занятий. Пишите как всегда.
«Что писать» — ужасаюсь я. Я не слышал задания. Ну и начало! Не ожидал такого в свой первый школьный день.
На ватных ногах подхожу к компьютеру.
«Соберись, Джейкоб! – приказываю себе. – Не смей раскисать!»
Однако со мной ведь ещё ничего подобного не случалось. Никогда мне не было так туго. Я ведь уже несколько недель мечтал о школе. Так хотелось оказаться в своём классе. Почему же всё начинается так неудачно?
Пробираясь к свободному компьютеру, я нечаянно прикусил язык и тихонько вскрикнул. Поймал на себе весьма недружелюбные взгляды и сделал вид, что не замечаю их. А язык болит!
Беру себя в руки и спрашиваю у соседа:
— Что нужно написать?
Мальчик, склонившись над клавиатурой, уже быстро набирает текст. Не отрываясь от компьютера, он шепчет мне:
— Пиши обо всём хорошем, что произошло с тобой этим летом. Каждый год одно и то же. Хоть бы что-нибудь новенькое придумали!
Я пытаюсь улыбнуться:
— Попробуй только напиши, что у тебя, как всегда, было скучное лето!
Мальчик не отвечает, он напряжённо вглядывается в светящийся экран.
Я пытаюсь сосредоточиться и вспомнить, что особенно интересного произошло этим летом. Но в голову ничего не приходит.
«Джейкоб, думай скорее!» — твержу я себе.
Бросаю взгляд на клавиатуру и чувствую, что начинаю сползать с кресла на пол.
Что это за буквы? Я же не знаю их!
Этот алфавит мне вообще незнаком! Вместо букв – треугольные значки, волнистые линии, точки…
Я очнулся, когда понял, что сижу с глупым видом, разинув рот, дыша, как после стометровки.
Но ведь все ребята сосредоточенно пишут!
Чья-то рука легла мне на плечо. Мистер Крэй изучает мой пустой экран.
— Джейкоб, в чём дело? Не придумал, о чём писать? Но, наверное, вы отдыхали где-то всей семьёй?
Я кивнул:
— Да, конечно… Но… э-э-э…
— Так куда вы ездили?
Он перегнулся через меня и расправил на столе небольшую географическую карту.
— Где же вы путешествовали, покажи мне.
— О-о, да-да… э-э…
«Что это за карта?» — быстро мелькнуло в голове.
Вглядываюсь: ни одной знакомой мне страны. Где же Америка? Где страны Европы? Слишком много морей и океанов.
Между тем глаза учителя насмешливо прищурились.
— В чём дело, Джейкоб?
Быстро соображаю: не сказать ли ему? Не поделиться ли своим недоумением?
Но одёргиваю себя: так я могу навредить самому себе. Он не поймёт. И тут же у меня вырывается признание:
— Не понимаю! Ничего не понимаю! Наверное, я схожу с ума!
Звонок заглушает мои слова. А мистер Крэй хлопает в ладоши:
— Все в столовую! После завтрака жду вас в классе.
Ребята с криком и смехом вскакивают со своих мест. Бегут.
А мистер Крэй, похоже, моих жалоб не расслышал. Он уходит, не оглядываясь.
У меня же подкашиваются ноги, будто я только что после энергичного заплыва вылез из бассейна. Я словно оглушён всем, что произошло за этот час.
Проходя мимо доски, мельком взглядываю на строчки непонятных значков. Нет, я не сплю. Я по-прежнему ничего не понимаю.
Что происходит?
У кого мне искать помощи?
5
Есть мне не хочется. Однако беру бумажный пакет с завтраком и направляюсь в столовую.
Пока иду вдоль длинных коридоров, начинаю осознавать, что они выглядят какими-то незнакомыми. Разве стены в них всегда были зелёными? И где шкафчики? А почему рядом с лингвистическим кабинетом нет музыкального класса?
Я знаю, что я в той самой школе, где положено. Совершенно исключено, чтобы я вошёл не в то здание. Ведь в незнакомом помещении я бы наверняка заблудился. Но почему сегодня всё выглядит как-то не так?
В столовой я тщетно пытаюсь увидеть хоть кого-нибудь из старых друзей. Но мне так и не удаётся найти их.
Ребята весело занимают места у столиков. Они оживлённо переговариваются. Очевидно, все они между собой знакомы.
Но для меня они чужие. Я впервые их вижу. Ни одного знакомого лица!
Я сажусь за столик в глубине зала и тупо смотрю на свой пакет с завтраком. За соседним столиком три девочки в спортивной форме тихонько напевают незнакомую песенку. У них отличное настроение, им хорошо! Через стол от меня два мальчика обмениваются завтраками.
А я уныло размышляю: что это за странная карта с неведомыми морями и океанами? Алфавит какого языка так поразил меня на клавиатуре компьютера?
В животе у меня урчит, и я решаю, что лучше, пожалуй, поесть.
Достаю из пакета сендвич, разворачиваю его. Какой-то колбасный фарш. Выглядит не очень аппетитно. Но я отламываю кусок и отправляю его в рот. Через мгновение с набитым ртом замираю: все в немом ужасе уставились на меня!
Откладываю недоеденный завтрак. Что им от меня надо?
Эй! Что тут происходит?
Я совершенно ошеломлён: все ребята закатывают рукава рубашек.
И начинают заталкивать еду себе под мышки!
6
Я закрываю глаза. Открываю их снова.
Этого не может быть! Так не бывает. Но именно так и есть.
Стараясь ни на кого не смотреть, снова откусываю кусочек.
И слышу, как какая-то девочка восклицает:
— Фу, какая гадость!
Я наспех проглатываю половину бутерброда, а сердце колотится. По-моему, я заболеваю.
Две девочки за моим столом неприязненно разглядывают меня.
— Ты и вправду хотел засунуть свой завтрак в рот? – спрашивает одна из них.
Другая роняет с презрением:
— Брр, ну и мерзость! Это так неприлично!
Меня вот-вот стошнит от всего этого, но я через силу улыбаюсь:
— Это… это шутка. Ха-ха… Глупо, да?
— Не глупо, а непристойно! – скривившись, изрекает девочка. – И почему вы, мальчишки, всегда считаете, что сделать что-то противное – очень круто?
Девочки снова занялись своим завтраком. Они поднимают руки, и я вижу у них под мышками большие отверстия. И изнутри эти отверстия усажены по кругу острыми белыми зубами.
Одна девочка отправляет под мышку яблоко, и я слышу ужасный хлюпающий звук.
Вот теперь меня по-настоящему тошнит.
Её подружка суёт себе под мышку виноградную гроздь.
Чавк. Чавк.
Я слышу, как пережёвываются сочные ягоды.
По всему помещению школьники, задрав рукава, пихают еду себе под мышки.
Толстощёкий коренастый парнишка в ярко-жёлтой майке вытряхивает туда бутылочку йогурта, а его сосед подносит к руке маленький пакет сливок с торчащей соломинкой, другой конец которой воткнут в подмышку.
На моих глазах отверстие его подмышки сужается вокруг соломинки, и я снова слышу: хлюп-хлюп.
«Сосёт! Пьёт!»
Меня охватывает ужас.
За столиком у окна мальчик угощает свою соседку картофельными чипсами, аккуратно вкладывая маленькие порции ей под мышку. При этом они весело о чём-то болтают.
Кто-то из ребят вообще снял рубашку. Они сидят за столом голые по пояс. Один парнишка ест аж обеими руками, ловко отправляя куски в оба подмышечных отверстия. Школьники смеются и указывают на него пальцем.
— Робин Робин Барабек! – заводит кто-то, и остальные подхватывают дразнилку.
Парнишка и умом не ведёт, так же усердно набивает в обе подмышки лакомые кусочки, и вот уже направо и налево летит салат с тунцом.
Я судорожно сглатываю комок в горле.
И тут за соседним столиком замечаю девочку, которая внимательно смотрит на меня. У неё большие тёмные глаза, прямые, очень коротко подстриженные тёмно-каштановые волосы, ровной чёлкой спадающие на лоб. Почему она так пристально смотрит? Может, заподозрила, что я не такой, как другие?
Наверное, я кажусь ей чудовищем, ведь я пытался засунуть свой завтрак в рот. И рукава моей рубашки не подвёрнуты.
Внезапно осознаю, что не хочу, чтобы другие ребята это узнали. Не хочу, чтобы они увидели, что я отличаюсь от них. По крайней мере до тех пор, пока сам не разберусь, что к чему.
Поесть мне не удалось, так что я быстро убираю завтрак в пакет и вскакиваю. Стул падает, но я убегаю из столовой, стараясь не замечать удивлённых взглядов.
Не схожу ли я с ума?
Я потерял разум. Я полностью и окончательно спятил.
Желудок бунтует, ноги мелко дрожат, но я всё же несусь по коридору довольно резкой рысью.
Позади остаются изумлённые глаза, закатанные вверх рукава, отверстия под мышками – жующие, чавкающие…
Чвак-чвак… Хрусть-хрусть…
Я крепко заживаю рукой рот и бегу.
Всё это похоже на дурной сон. На бегу вижу лица, кружащие вокруг меня, наблюдающие за мной, уставившиеся на меня. Я вижу высоко поднятые руки. Раскрытые подмышки. Жующие подмышки.
Жующие… Жующие…
Я вылетаю в коридор, по-прежнему зажимая рот рукой. Сворачиваю за угол и чуть не сбиваю с ног весело болтающих учителей. Они замирают с открытыми ртами, но я уже далеко!
Мои ботинки громко шлёпают по полу.
Вот дверь, ведущая во двор. Несусь прямо к ней и с силой распахиваю её обеими руками.
О! Я во дворе! Свежий воздух холодит щёки. Какой яркий, почти летний день.
Я бегу изо всех сил. Миную учительскую парковку. Поле для спортивных тренировок.
Впереди лес. Продираюсь сквозь бурьян и кусты, между стволами старых деревьев. Трава высокая, непритоптанная. Много поваленных, гниющих деревьев. Какой-то запущенный лес! Мне почему-то хочется уже уйти отсюда. Найти тихое местечко, где я мог бы спокойно подумать. Где мог бы всё обмозговать.
Я пробираюсь сквозь заросли высокого тростника, потрескивающего и покачивающегося под слабым ветерком.
Выбравшись из тростника, я наконец останавливаюсь. Надо перевести дух. Но что это?
Шаги! За мной кто-то гонится…
7
Кто меня преследует?
Учителя?
Школьники, понявшие, что я не такой, как они, что я не из их числа?
Чего они хотят от меня?
Почему они гонятся за мной?
Сердце моё отчаянно колотится. Я затаиваюсь. Оборачиваюсь и стараюсь разглядеть сквозь высокие стебли тростника своих преследователей.
Но тростниковые заросли слишком густые. Просто стена!
Мне слышны лишь чьи-то быстрые уверенные шаги. Кто-то подбежал и остановился у тростниковой чащи – по ту сторону её. Я делаю глубокий вдох. И срываюсь с места.
Мои ботинки легко скользят по мягкой земле.
Резко сворачиваю в осиновую рощицу, бегу, прогибаясь под низкими ветками и выставив перед собой руки как щит.
Ноги разъезжаются на толстом ковре из сосновых иголок. Чувствую, что вот-вот упаду, и хватаюсь за корявый ствол дерева.
И слышу неизменно приближающиеся шаги. Ближе…
Ближе…
Ищу глазами хоть какое-нибудь укрытие и замечаю недалеко низкую насыпь из серых камней. Ныряю за камни, замираю…
Низкие ветви сосен подрагивают, словно кто-то невидимый раздвигает их на ходу.
Всё ближе и ближе чьи-то шаги…
Мне нужно найти более надёжное место, где спрятаться.
Но где?
Я вижу полянку, поросшую высокой травой, шелестящей и колышущейся на ветру.
Хруст шагов всё ближе.
И я снова принимаю решение бежать! Пригибаясь к земле, низко наклонив голову, стараясь бесшумно дышать, я продираюсь сквозь прохладные заросли высокой травы.
Пыхтя, как загнанное животное, я обнимаю руками колени и пытаюсь затаить дыхание.
Прислушиваюсь к шагам.
Тишина.
На ближайшем дереве громко каркнула какая-то птица. По траве прошелестел ветерок.
Но ни единого звука топающих по земле башмаков.
Получилось!
Кто бы за мной ни гнался, я от него оторвался!
Но что-то снова тревожит меня.
Мне не по себе.
Что это? Мои ноги что-то покалывает. Я чувствую зуд. Наклоняюсь, задираю штанину джинсов и с остервенением расчёсываю икры и лодыжки.
И вдруг замираю в немом ужасе…
8
Я потрясённо смотрю на насекомых, снующих вверх и вниз по моим ногам. Облепивших мою кожу. Присосавшихся ко мне.
Насекомые толстые, круглые. Их десятки. Они вцепились в мои ноги, до самых коленей!
Мерзкие твари – безногие, безликие, безжалостные.
Болезненный стон вырывается у меня из груди.
Они похожи на пузыри, пузыри размером с четвертак и притом покрытые колючими чёрными волосками!
Я вылупил на них глаза.
Они пульсируют и вздрагивают. При этом издают какие-то звуки, сливающиеся не в гудение, не в жужжание! Они тихонько похрюкивают! Точь-в-точь как свиньи у корыта…
Но ведь они же пьют мою кровь!
Я хватаю одного, крепко сжимаю пальцами.
И тяну.
Его волоски липкие и влажные. Когда я пытаюсь оторвать насекомое от своей кожи, раздаётся громкое: чмок!
А тварь остаётся на месте. Она вцепилась в мою кожу собачьей хваткой.
Я тяну сильней.
Ноги уже не слушаются меня, они гудят от боли и вздрагивают. Я ощущаю зуд и покалывание по всему телу. «Пузыри», волосатые «пузыри» заживо пожирают меня.
Я не в силах больше сдерживаться.
И тогда я открываю рот и ору что есть мочи!
Это нечеловечекий вопль, полный смертельного ужаса.
В невыразимом отчаянии я хватаю насекомых обеими руками и с безумной яростью отрываю их от себя.
Они отлипают с тошнотворным сосущим звуком.
Я с размаху отшвыриваю их за деревья.
Моя грудь вздымается, деревья перед глазами кружатся в бешеной пляске. Я работаю как заведённый.
Так, теперь их осталось совсем немного. Я сдираю с колена последнего и швыряю его в грязь. Оно шлёпается в неё с отвратительным мокрым звуком.
А затем я срываюсь с места.
Мои ноги по-прежнему зудят, всё тело покалывает, а я бегу сквозь деревья.
По направлению к школе? Прочь от неё?
Не знаю. Теперь я потерял представление о направлении.
Я просто бегу. Пытаюсь убежать от воспоминания об этих жирных волосатых пузырях. От ощущения присосавшихся к моей коже тварей.
Я бегу… бегу прочь от всего, что случилось со мной нынче утром, в первый же школьный день.
И тут я выскочил прямо навстречу своему преследователю, точнее, преследовательнице.
С размаху мы сталкиваемся. Ведь я бежал, низко опустив голову. И задел её плечом…
От неожиданности она вскрикнула и, взмахнув руками, растянулась на траве.
Мы оба вскрикиваем: ведь я тоже упал!
Она вскакивает первая, быстро отряхивая чёрные джинсы и красно-белую ветровку. Встаёт надо мной.
А я в это время беспомощно пытаюсь подняться на ноги. И тут я узнаю её.
Это та самая девчонка, пристально наблюдавшая за мной в столовой. Девочка с большими глазами и коротко стриженными тёмными волосами.
Она смотрит на меня с холодным презрением. Её глаза сужаются.
— Я следила за тобой, Джейкоб.
Я панически оглядываюсь по сторонам, ища пути к бегству.
Р.Л.Стайн — Потерявшие память (отрывок)
1
Джейкоб Миллер – это я!
Обыкновенный мальчишка. Такой же, как все. Ничего выдающегося. И всегда был таким. Из хорошей семьи. Да и друзья у меня просто классные ребята! И ничего особенного, необычного в моей жизни не происходило.
Выгляжу я отлично. Короткая стрижка, глаза карие и, как утверждают некоторые, хорошая улыбка. Вес примерно тот же, что и у ребят шестого класса, в общем, средний.
Я любознательный, мне всё интересно. Люблю спорт: футболист я классный. И плаваю ничего. И книжки люблю про спорт и приключения. Про кино и говорить нечего! Сами понимаете.
Мне всегда нравились смелые парни, которые по полгода проводят в океане на каком-нибудь плоту, среди жутких волн.
Или те, кто с риском для жизни поднимаются на Эверест.
Учусь я в общем неплохо, отметки у меня вполне. Я мог бы стать первым в классе, если бы чуточку поднажал… Ну да ладно! В общем, я собой доволен.
Дружу с классными парнями. Всегда и везде мы вместе. И на каникулах, и после школы. Болтаемся по улицам, играем в футбол, смотрим новые фильмы – в общем, время пролетает незаметно.
И характер у меня что надо, так все говорят. Не могу подолгу злиться, не кричу, чуть что. Да и унывать не умею. Это не по мне!
Мама с папой считают, что я отходчивый. Впрочем, сам я так до конца и не понял, что я такое.
Но стоит вам посмотреть на мою фотографию, наверняка скажете: «Славный парнишка!»
Да, так оно и есть – вполне нормальный мальчик из шестого класса.
Абсолютно нормальный.
Но почему вдруг в один прекрасный миг именно моя жизнь перевернулась? Причём самым роковым образом!
Почему именно моя жизнь полетела вверх тормашками?
Ещё вчера всё шло ровно, а сегодня летит под откос. Почему?
Кто объяснит мне случившееся?
Хоть кто-нибудь может это разъяснить?
В общем, чтобы вам было понятней, начну с того дня, когда…
2
В тот день, первый после летних каникул, я находился в классе и чувствовал себя так, как всегда в первый школьный день.
Все вокруг галдели, болтали.
Хихикали, хохотали и взвизгивали от радости.
Весело! В общем, всё как всегда.
Скрипят парты. Щёлкают замочки. Ребята радуются – ведь целое лето не виделись.
Засыпали друг дружку тысячью вопросами. И все бродят по классу, отыскивая себе место. Выходят, снова входят.
Я тоже немного взволнован. Ещё бы! У меня от переживаний всегда чуточку сводит живот. Но сегодня почему-то я волнуюсь больше обычного. Почему, не знаю.
Раньше в первый день занятий я был спокойнее.
Моё место в третьем ряду, возле прохода. На моей парте возвышается стопка ярких книг в блестящих переплётах. Беру верхнюю, открываю – переплёт аж потрескивает, ведь книга совсем новая.
В эту минуту в классе появляется учитель. Он коренастый, с рыжеватой, мощной шевелюрой. А лицо строгое. И очки в тяжёлой чёрной оправе.
Одет он ещё по-летнему: тёмные брюки и белая рубашка. Из-под коротких рукавов выглядывают незагорелые, розоватые, крепкие руки.
Он идёт чуть согнувшись, словно ему мешает ветер. Рыжеватая шевелюра колышется. На первый взгляд наш учитель важен и суров.
Ребята быстро рассаживаются по местам, всё ещё болтая и смеясь. Но учитель словно не замечает никого. Молча подходит к своему столу, раскладывает на нём тетради, бумаги. Снимает очки и протирает стёкла большущим носовым платком.
Весело звенит школьный звонок. Этот звук становится всё громче в стенах затихающей школы. Лето кончилось!
— Здравствуйте. Я мистер Крэй, — объявляет наш учитель.
Какой у него странный голос! Очень низкий, глубокий. Такие голоса бывают у крепких, высоких мужчин.
Я почему-то снова чувствую волнение, которое сжимает мой бедный желудок.
Потихоньку оглядываю класс. Как это я раньше не заметил? Мой взгляд скользит по лицам одноклассников. Но кто они? Я никого из них не знаю!
Разумеется, каждый год в нашем классе появляются новенькие. Но ведь не столько же сразу!
И где мои старые приятели?
По спине пробегает холодок.
Я ведь знаю, что в нашей школе всего два шестых класса. Но так не бывает, чтобы все мои одноклассники почему-то оказались в другом классе!
Кто эти ребята?
Похоже, они не чувствуют себя новенькими. И хотя мне они незнакомы, друг друга-то они знают!
Может быть, я попал не в свой класс? Меня охватывает лёгкая паника. Быстро достаю из сумки своё школьное удостоверение: «Джейкоб Миллер. 6-й класс мистера Крэя».
Нет, всё в порядке. Я там, где мне полагается быть.
Глупо бы я выглядел, если бы встал с извинениями: «Кажется, я попал не в свой класс».
Но всё-таки почему я никого не знаю?
Я оборачиваюсь. На последней парте в нашем ряду симпатичная светловолосая девчонка. Солнце, залившее весь класс золотом, бликует и в её волосах. Она что-то строчит, склонив голову. Её я тоже не знаю.
Парнишка в красной бейсболке набекрень – такой загорелый крепыш – ухмыляется мне. И его я вижу впервые. Может, он вовсе и не мне улыбается?
Я вглядываюсь в лица ребят на задних партах. Ну хотя бы одно знакомое лицо! Нет, все чужие. Кто они?
— Рад видеть вас в школе. Поздравляю всех с началом учебного года, — гудит мистер Крэй. Уперевшись кулаками в поверхность стола, он подался чуть вперёд и строго оглядывает нас.
Я с трудом сдерживаюсь от хохота: так он сейчас похож на гориллу!
— Надеюсь, вы хорошо отдохнули. Итак, начинается новый учебный год в трейном классе! – продолжает учитель.
«Что? В каком?»
Я быстро поднимаю руку.
— Простите! Что вы сказали? В каком классе?
3
Громко закашлял мальчик, сидящий впереди. Наверное, подавился жевательной резинкой.
Кашель, задыхающийся лепет, шум вокруг отвлекают внимание класса от заданного мной вопроса.
Мистер Крэй пытается помочь ему, хлопает мальчишку по спине. Все шумят.
Но кое-кто поворачивается ко мне.
Мистер Крэй шутит:
— Я вижу, ты слегка ошарашен первыми школьными впечатлениями!
Раздаются сдержанные смешки.
Но почти всё внимание несчастному мальчишке. С красным лицом, потный, он смущённо откидывается на спинку парты и смотрит в пол. А я рад, что все повернулись в его сторону и не видят меня. Я крепко вцепился в крышку парты, у меня перехватило дыхание, и я никак не могу расслабить побелевшие от напряжения пальцы. Что происходит?
«Джейкоб! – говорю я себе. – Не смей так волноваться».
А мистер Крэй между тем спокойно подходит к доске, берёт мел и пишет.
Я слышу знакомое попискивание сухого мела и постукивание по доске. Как обычно.
Но что он такое пишет?
Я вглядываюсь в написанное и чувствую, что дыхание моё снова замирает.
Не схожу ли я с ума?
Я не могу прочесть ничего!!!
Но может, это буквы незнакомого алфавита? Или символы какой-то новой игры?
Я незаметно потираю глаза. Наверное, от напряжения у меня просто поплыли буквы.
Нет, всё то же. Я даже не знаю, буквы вижу на доске или цифры.
Сердце начинает учащённо биться. И снова желудок болью отзывается на моё волнение.
Я оглядываю соседей: ребята списывают в свои тетради текст с доски. А я даже не в силах это прочесть!
Мистер Крэй останавливается, стирает последнюю строчку и пишет что-то заново.
Что?
По спине пробегают мурашки.
Мел скрипит и постукивает. Я же с трудом дышу.
Может быть, я сплю? И мне снится кошмар?
Я щиплю себя за руку, сильнее, ещё сильнее! Мне действительно больно, до слёз больно.
Но я не просыпаюсь.
Наконец мистер Крэй кладёт мел на место и поворачивается к нам. Отряхивает рубашку и стирает с пальцев белую пыль, потом подходит к столу и листает бумаги.
— Джейкоб Миллер, — провозглашает он громко. – Будь добр, пойди к доске и попробуй это решить.
4
Я судорожно сглатываю слюну. Звук такой громкий, что мне становится неловко. Я краснею.
Мысленно молю о помощи. Как мне понять написанное?
— Пожалуйста, — снова приглашает меня мистер Крэй, — покажи нам, как решается это уравнение.
Я вздрагиваю.
— Да… Ну, вот… Э-э… – всё, что я смог произнести.
И это первый день в школе! Наверное, мои новые одноклассники принимают меня за идиота.
Стараясь говорить уверенней, смотрю в лицо учителя:
— Я не могу решить… В классе миссис Палкер мы не решали таких уравнений…
— Что-что? – сзади смеются и шепчутся.
Симпатичная девчонка с золотыми волосами удивлённо рассматривает меня.
— А кто-нибудь может решить? – обращается учитель к классу. – Я предложил вам самое лёгкое уравнение для начала.
«Лёгкое? – подумал я. – Наверное, это шутка».
Я вижу, как кудрявая темноволосая девочка изо всех сил тянет руку вверх. Вот она идёт к доске, берёт мел и быстро-быстро пишет под учительской писаниной.
На доске появляются три строчки странных значков. Я вижу, как строгое лицо мистера Крэя расплывается в довольной улыбке.
— Хорошо, Мирна, — говорит он, посылая мне хмурый взгляд.
Чувствую, что лицо моё горит. А тут ещё ребята начинают на меня оглядываться.
Ну что тут поделаешь. Ведь я не только решить, но даже прочесть условие задачи не могу.
Что происходит?
И в каком это я трейном классе?
Всё так странно, я слегка напуган. Размышляя над всем этим, я не слышу, о чём говорит с ребятами мистер Крэй.
Только замечаю, что все вдруг вскакивают со своих мест и устремляются к компьютерам, расположенным вдоль стен.
— Всё как обычно, — продолжает учитель. – Но это хорошее начало для ваших занятий. Пишите как всегда.
«Что писать» — ужасаюсь я. Я не слышал задания. Ну и начало! Не ожидал такого в свой первый школьный день.
На ватных ногах подхожу к компьютеру.
«Соберись, Джейкоб! – приказываю себе. – Не смей раскисать!»
Однако со мной ведь ещё ничего подобного не случалось. Никогда мне не было так туго. Я ведь уже несколько недель мечтал о школе. Так хотелось оказаться в своём классе. Почему же всё начинается так неудачно?
Пробираясь к свободному компьютеру, я нечаянно прикусил язык и тихонько вскрикнул. Поймал на себе весьма недружелюбные взгляды и сделал вид, что не замечаю их. А язык болит!
Беру себя в руки и спрашиваю у соседа:
— Что нужно написать?
Мальчик, склонившись над клавиатурой, уже быстро набирает текст. Не отрываясь от компьютера, он шепчет мне:
— Пиши обо всём хорошем, что произошло с тобой этим летом. Каждый год одно и то же. Хоть бы что-нибудь новенькое придумали!
Я пытаюсь улыбнуться:
— Попробуй только напиши, что у тебя, как всегда, было скучное лето!
Мальчик не отвечает, он напряжённо вглядывается в светящийся экран.
Я пытаюсь сосредоточиться и вспомнить, что особенно интересного произошло этим летом. Но в голову ничего не приходит.
«Джейкоб, думай скорее!» — твержу я себе.
Бросаю взгляд на клавиатуру и чувствую, что начинаю сползать с кресла на пол.
Что это за буквы? Я же не знаю их!
Этот алфавит мне вообще незнаком! Вместо букв – треугольные значки, волнистые линии, точки…
Я очнулся, когда понял, что сижу с глупым видом, разинув рот, дыша, как после стометровки.
Но ведь все ребята сосредоточенно пишут!
Чья-то рука легла мне на плечо. Мистер Крэй изучает мой пустой экран.
— Джейкоб, в чём дело? Не придумал, о чём писать? Но, наверное, вы отдыхали где-то всей семьёй?
Я кивнул:
— Да, конечно… Но… э-э-э…
— Так куда вы ездили?
Он перегнулся через меня и расправил на столе небольшую географическую карту.
— Где же вы путешествовали, покажи мне.
— О-о, да-да… э-э…
«Что это за карта?» — быстро мелькнуло в голове.
Вглядываюсь: ни одной знакомой мне страны. Где же Америка? Где страны Европы? Слишком много морей и океанов.
Между тем глаза учителя насмешливо прищурились.
— В чём дело, Джейкоб?
Быстро соображаю: не сказать ли ему? Не поделиться ли своим недоумением?
Но одёргиваю себя: так я могу навредить самому себе. Он не поймёт. И тут же у меня вырывается признание:
— Не понимаю! Ничего не понимаю! Наверное, я схожу с ума!
Звонок заглушает мои слова. А мистер Крэй хлопает в ладоши:
— Все в столовую! После завтрака жду вас в классе.
Ребята с криком и смехом вскакивают со своих мест. Бегут.
А мистер Крэй, похоже, моих жалоб не расслышал. Он уходит, не оглядываясь.
У меня же подкашиваются ноги, будто я только что после энергичного заплыва вылез из бассейна. Я словно оглушён всем, что произошло за этот час.
Проходя мимо доски, мельком взглядываю на строчки непонятных значков. Нет, я не сплю. Я по-прежнему ничего не понимаю.
Что происходит?
У кого мне искать помощи?
5
Есть мне не хочется. Однако беру бумажный пакет с завтраком и направляюсь в столовую.
Пока иду вдоль длинных коридоров, начинаю осознавать, что они выглядят какими-то незнакомыми. Разве стены в них всегда были зелёными? И где шкафчики? А почему рядом с лингвистическим кабинетом нет музыкального класса?
Я знаю, что я в той самой школе, где положено. Совершенно исключено, чтобы я вошёл не в то здание. Ведь в незнакомом помещении я бы наверняка заблудился. Но почему сегодня всё выглядит как-то не так?
В столовой я тщетно пытаюсь увидеть хоть кого-нибудь из старых друзей. Но мне так и не удаётся найти их.
Ребята весело занимают места у столиков. Они оживлённо переговариваются. Очевидно, все они между собой знакомы.
Но для меня они чужие. Я впервые их вижу. Ни одного знакомого лица!
Я сажусь за столик в глубине зала и тупо смотрю на свой пакет с завтраком. За соседним столиком три девочки в спортивной форме тихонько напевают незнакомую песенку. У них отличное настроение, им хорошо! Через стол от меня два мальчика обмениваются завтраками.
А я уныло размышляю: что это за странная карта с неведомыми морями и океанами? Алфавит какого языка так поразил меня на клавиатуре компьютера?
В животе у меня урчит, и я решаю, что лучше, пожалуй, поесть.
Достаю из пакета сендвич, разворачиваю его. Какой-то колбасный фарш. Выглядит не очень аппетитно. Но я отламываю кусок и отправляю его в рот. Через мгновение с набитым ртом замираю: все в немом ужасе уставились на меня!
Откладываю недоеденный завтрак. Что им от меня надо?
Эй! Что тут происходит?
Я совершенно ошеломлён: все ребята закатывают рукава рубашек.
И начинают заталкивать еду себе под мышки!
6
Я закрываю глаза. Открываю их снова.
Этого не может быть! Так не бывает. Но именно так и есть.
Стараясь ни на кого не смотреть, снова откусываю кусочек.
И слышу, как какая-то девочка восклицает:
— Фу, какая гадость!
Я наспех проглатываю половину бутерброда, а сердце колотится. По-моему, я заболеваю.
Две девочки за моим столом неприязненно разглядывают меня.
— Ты и вправду хотел засунуть свой завтрак в рот? – спрашивает одна из них.
Другая роняет с презрением:
— Брр, ну и мерзость! Это так неприлично!
Меня вот-вот стошнит от всего этого, но я через силу улыбаюсь:
— Это… это шутка. Ха-ха… Глупо, да?
— Не глупо, а непристойно! – скривившись, изрекает девочка. – И почему вы, мальчишки, всегда считаете, что сделать что-то противное – очень круто?
Девочки снова занялись своим завтраком. Они поднимают руки, и я вижу у них под мышками большие отверстия. И изнутри эти отверстия усажены по кругу острыми белыми зубами.
Одна девочка отправляет под мышку яблоко, и я слышу ужасный хлюпающий звук.
Вот теперь меня по-настоящему тошнит.
Её подружка суёт себе под мышку виноградную гроздь.
Чавк. Чавк.
Я слышу, как пережёвываются сочные ягоды.
По всему помещению школьники, задрав рукава, пихают еду себе под мышки.
Толстощёкий коренастый парнишка в ярко-жёлтой майке вытряхивает туда бутылочку йогурта, а его сосед подносит к руке маленький пакет сливок с торчащей соломинкой, другой конец которой воткнут в подмышку.
На моих глазах отверстие его подмышки сужается вокруг соломинки, и я снова слышу: хлюп-хлюп.
«Сосёт! Пьёт!»
Меня охватывает ужас.
За столиком у окна мальчик угощает свою соседку картофельными чипсами, аккуратно вкладывая маленькие порции ей под мышку. При этом они весело о чём-то болтают.
Кто-то из ребят вообще снял рубашку. Они сидят за столом голые по пояс. Один парнишка ест аж обеими руками, ловко отправляя куски в оба подмышечных отверстия. Школьники смеются и указывают на него пальцем.
— Робин Робин Барабек! – заводит кто-то, и остальные подхватывают дразнилку.
Парнишка и умом не ведёт, так же усердно набивает в обе подмышки лакомые кусочки, и вот уже направо и налево летит салат с тунцом.
Я судорожно сглатываю комок в горле.
И тут за соседним столиком замечаю девочку, которая внимательно смотрит на меня. У неё большие тёмные глаза, прямые, очень коротко подстриженные тёмно-каштановые волосы, ровной чёлкой спадающие на лоб. Почему она так пристально смотрит? Может, заподозрила, что я не такой, как другие?
Наверное, я кажусь ей чудовищем, ведь я пытался засунуть свой завтрак в рот. И рукава моей рубашки не подвёрнуты.
Внезапно осознаю, что не хочу, чтобы другие ребята это узнали. Не хочу, чтобы они увидели, что я отличаюсь от них. По крайней мере до тех пор, пока сам не разберусь, что к чему.
Поесть мне не удалось, так что я быстро убираю завтрак в пакет и вскакиваю. Стул падает, но я убегаю из столовой, стараясь не замечать удивлённых взглядов.
Не схожу ли я с ума?
Я потерял разум. Я полностью и окончательно спятил.
Желудок бунтует, ноги мелко дрожат, но я всё же несусь по коридору довольно резкой рысью.
Позади остаются изумлённые глаза, закатанные вверх рукава, отверстия под мышками – жующие, чавкающие…
Чвак-чвак… Хрусть-хрусть…
Я крепко заживаю рукой рот и бегу.
Всё это похоже на дурной сон. На бегу вижу лица, кружащие вокруг меня, наблюдающие за мной, уставившиеся на меня. Я вижу высоко поднятые руки. Раскрытые подмышки. Жующие подмышки.
Жующие… Жующие…
Я вылетаю в коридор, по-прежнему зажимая рот рукой. Сворачиваю за угол и чуть не сбиваю с ног весело болтающих учителей. Они замирают с открытыми ртами, но я уже далеко!
Мои ботинки громко шлёпают по полу.
Вот дверь, ведущая во двор. Несусь прямо к ней и с силой распахиваю её обеими руками.
О! Я во дворе! Свежий воздух холодит щёки. Какой яркий, почти летний день.
Я бегу изо всех сил. Миную учительскую парковку. Поле для спортивных тренировок.
Впереди лес. Продираюсь сквозь бурьян и кусты, между стволами старых деревьев. Трава высокая, непритоптанная. Много поваленных, гниющих деревьев. Какой-то запущенный лес! Мне почему-то хочется уже уйти отсюда. Найти тихое местечко, где я мог бы спокойно подумать. Где мог бы всё обмозговать.
Я пробираюсь сквозь заросли высокого тростника, потрескивающего и покачивающегося под слабым ветерком.
Выбравшись из тростника, я наконец останавливаюсь. Надо перевести дух. Но что это?
Шаги! За мной кто-то гонится…
7
Кто меня преследует?
Учителя?
Школьники, понявшие, что я не такой, как они, что я не из их числа?
Чего они хотят от меня?
Почему они гонятся за мной?
Сердце моё отчаянно колотится. Я затаиваюсь. Оборачиваюсь и стараюсь разглядеть сквозь высокие стебли тростника своих преследователей.
Но тростниковые заросли слишком густые. Просто стена!
Мне слышны лишь чьи-то быстрые уверенные шаги. Кто-то подбежал и остановился у тростниковой чащи – по ту сторону её. Я делаю глубокий вдох. И срываюсь с места.
Мои ботинки легко скользят по мягкой земле.
Резко сворачиваю в осиновую рощицу, бегу, прогибаясь под низкими ветками и выставив перед собой руки как щит.
Ноги разъезжаются на толстом ковре из сосновых иголок. Чувствую, что вот-вот упаду, и хватаюсь за корявый ствол дерева.
И слышу неизменно приближающиеся шаги. Ближе…
Ближе…
Ищу глазами хоть какое-нибудь укрытие и замечаю недалеко низкую насыпь из серых камней. Ныряю за камни, замираю…
Низкие ветви сосен подрагивают, словно кто-то невидимый раздвигает их на ходу.
Всё ближе и ближе чьи-то шаги…
Мне нужно найти более надёжное место, где спрятаться.
Но где?
Я вижу полянку, поросшую высокой травой, шелестящей и колышущейся на ветру.
Хруст шагов всё ближе.
И я снова принимаю решение бежать! Пригибаясь к земле, низко наклонив голову, стараясь бесшумно дышать, я продираюсь сквозь прохладные заросли высокой травы.
Пыхтя, как загнанное животное, я обнимаю руками колени и пытаюсь затаить дыхание.
Прислушиваюсь к шагам.
Тишина.
На ближайшем дереве громко каркнула какая-то птица. По траве прошелестел ветерок.
Но ни единого звука топающих по земле башмаков.
Получилось!
Кто бы за мной ни гнался, я от него оторвался!
Но что-то снова тревожит меня.
Мне не по себе.
Что это? Мои ноги что-то покалывает. Я чувствую зуд. Наклоняюсь, задираю штанину джинсов и с остервенением расчёсываю икры и лодыжки.
И вдруг замираю в немом ужасе…
8
Я потрясённо смотрю на насекомых, снующих вверх и вниз по моим ногам. Облепивших мою кожу. Присосавшихся ко мне.
Насекомые толстые, круглые. Их десятки. Они вцепились в мои ноги, до самых коленей!
Мерзкие твари – безногие, безликие, безжалостные.
Болезненный стон вырывается у меня из груди.
Они похожи на пузыри, пузыри размером с четвертак и притом покрытые колючими чёрными волосками!
Я вылупил на них глаза.
Они пульсируют и вздрагивают. При этом издают какие-то звуки, сливающиеся не в гудение, не в жужжание! Они тихонько похрюкивают! Точь-в-точь как свиньи у корыта…
Но ведь они же пьют мою кровь!
Я хватаю одного, крепко сжимаю пальцами.
И тяну.
Его волоски липкие и влажные. Когда я пытаюсь оторвать насекомое от своей кожи, раздаётся громкое: чмок!
А тварь остаётся на месте. Она вцепилась в мою кожу собачьей хваткой.
Я тяну сильней.
Ноги уже не слушаются меня, они гудят от боли и вздрагивают. Я ощущаю зуд и покалывание по всему телу. «Пузыри», волосатые «пузыри» заживо пожирают меня.
Я не в силах больше сдерживаться.
И тогда я открываю рот и ору что есть мочи!
Это нечеловечекий вопль, полный смертельного ужаса.
В невыразимом отчаянии я хватаю насекомых обеими руками и с безумной яростью отрываю их от себя.
Они отлипают с тошнотворным сосущим звуком.
Я с размаху отшвыриваю их за деревья.
Моя грудь вздымается, деревья перед глазами кружатся в бешеной пляске. Я работаю как заведённый.
Так, теперь их осталось совсем немного. Я сдираю с колена последнего и швыряю его в грязь. Оно шлёпается в неё с отвратительным мокрым звуком.
А затем я срываюсь с места.
Мои ноги по-прежнему зудят, всё тело покалывает, а я бегу сквозь деревья.
По направлению к школе? Прочь от неё?
Не знаю. Теперь я потерял представление о направлении.
Я просто бегу. Пытаюсь убежать от воспоминания об этих жирных волосатых пузырях. От ощущения присосавшихся к моей коже тварей.
Я бегу… бегу прочь от всего, что случилось со мной нынче утром, в первый же школьный день.
И тут я выскочил прямо навстречу своему преследователю, точнее, преследовательнице.
С размаху мы сталкиваемся. Ведь я бежал, низко опустив голову. И задел её плечом…
От неожиданности она вскрикнула и, взмахнув руками, растянулась на траве.
Мы оба вскрикиваем: ведь я тоже упал!
Она вскакивает первая, быстро отряхивая чёрные джинсы и красно-белую ветровку. Встаёт надо мной.
А я в это время беспомощно пытаюсь подняться на ноги. И тут я узнаю её.
Это та самая девчонка, пристально наблюдавшая за мной в столовой. Девочка с большими глазами и коротко стриженными тёмными волосами.
Она смотрит на меня с холодным презрением. Её глаза сужаются.
— Я следила за тобой, Джейкоб.
Я панически оглядываюсь по сторонам, ища пути к бегству.
— Зачем? Почему? Что вам всем надо?