Дополню комментарий к предыдущей части. Снова же, кажется совсем некстати момент, когда повествование с объяснения каких-то высших материй внезапно переключается на шашлыки. Вот серьёзно, так ли нужно напоминать, кому всё это рассказывается. Мне это напоминание сделало только больнее, нежели привело в чувство. Предположу, что таким своеобразным «возвратом» к реальности, хочется поддерживать читателя как-бы в равновесии, чтобы он не забылся в рассказе Син Натаринэ. Однако, именно забытье-то и спасало меня!

Здесь уже о плюсах. Очень много научных трактовок, много сложновыговариваемых и трудноформулируемых слов. Можно сказать, текст перенасыщен всей этой терминологией. Неологизм на неологизме и пока ты читаешь, многое воспринимается если и не как ветер о стену, то как минимум — ветер сквозь стену. Если и шлифовать эту часть, то стоит поубавить либо число самих определений, либо их сложность. Да, я понимаю, что из-за этого придётся изменять те же определения и во всех последующих главах, однако, на то ведь и находится роман в стадии написания, что многое пока ещё переделывается.

На протяжении всего фрагмента не отпускало лёгкое дежавю, будто вновь взял в руки Ефремова или Лема. Та же падкость на научную фантастику, такие же длинные описания межгалактических пространств. От Ефремова напомнило «Туманность Андромеды» (кстати, здесь эта туманность тоже упоминается) и «Час быка». От Лема — «Солярис».

Со всем вышесказанным, хочу спросить: чем вдохновлялся сам автор, сумел ли я хотя-бы от части угадать его вдохновителей?