Так и двигаюсь по жизни, как стрелка по циферблату.
тут, наверно, было бы правильней «двигался».
лет с десяток как ушедшего в далекие миры, и научившего ее и по хозяйству управляться
зпт. не нужна.
как выслеживать зверя по следу, и какие обереги хранят от напастей и невзгод.
зпт. не нужна.
стерло апрельскую колкость, и повело меня к председателю
зпт. не нужна.
к своей уютной и ласковой Глаше, и к детворе нашей
зпт. не нужна.
Вернувшись в село, мы отправились в наш старый дом. Я не знал еще, как и что скажу Глаше.
то есть, о том, что у него есть сын, Мирон Глаше раньше не рассказал? А почему? Она ж ведь у него спрашивала, мол, ничего ли он не оставил там.
И как тогда — получается, когда он жил с ней, то хотя бы даже тайком ему уже не помогал?
Вообще от рассказа двойственное ощущение. С одной стороны, исполнен он здорово. И Шукшина, как правильно заметили выше, напоминает, да и не только его. Традиции «деревенской прозы» тут выдержаны очень хорошо, и даже некоторая пасторальность не смущает, тем более что я (хотя бы даже на украинском материале) могу подтвердить, что осколки этой пасторальности, которую Ира назвала «исконно-посконной Русью», сохранились даже у нас (хоть и далеко не везде), а в России с её пространствами и порой удалённостью таких вот деревень от больших городов это даже скорее можно найти, чем у нас.
Но вот поведение героя в какой-то момент я перестал понимать. Почему он не рассказал о своём сыне, почему не поделился с Глашей своей трагедией, когда получил письмо? Он что, ей не доверял до такой степени? Но мне трудно поверить в то, чтобы за время их совместной жизни он так и не решился рассказать ей об этом и у них не заходило об этом разговора. Такое ощущение сложилось, что как будто с рождением близнецов он сразу забыл о старшем сыне, хотя по логике они как раз должны были бы ему об этом и напомнить.
Мне почему-то не хочется думать, что автор допустил такое только лишь для того, чтобы у него состоялся рассказ: мол, без этого косяка (а на мой взгляд, это именно косяк) и рассказа не было. Но если это так… то мне жаль. И кажется, что даже если бы сделать по-другому, рассказ всё равно бы ничего не потерял.
И как тогда — получается, когда он жил с ней, то хотя бы даже тайком ему уже не помогал?
Вообще от рассказа двойственное ощущение. С одной стороны, исполнен он здорово. И Шукшина, как правильно заметили выше, напоминает, да и не только его. Традиции «деревенской прозы» тут выдержаны очень хорошо, и даже некоторая пасторальность не смущает, тем более что я (хотя бы даже на украинском материале) могу подтвердить, что осколки этой пасторальности, которую Ира назвала «исконно-посконной Русью», сохранились даже у нас (хоть и далеко не везде), а в России с её пространствами и порой удалённостью таких вот деревень от больших городов это даже скорее можно найти, чем у нас.
Но вот поведение героя в какой-то момент я перестал понимать. Почему он не рассказал о своём сыне, почему не поделился с Глашей своей трагедией, когда получил письмо? Он что, ей не доверял до такой степени? Но мне трудно поверить в то, чтобы за время их совместной жизни он так и не решился рассказать ей об этом и у них не заходило об этом разговора. Такое ощущение сложилось, что как будто с рождением близнецов он сразу забыл о старшем сыне, хотя по логике они как раз должны были бы ему об этом и напомнить.
Мне почему-то не хочется думать, что автор допустил такое только лишь для того, чтобы у него состоялся рассказ: мол, без этого косяка (а на мой взгляд, это именно косяк) и рассказа не было. Но если это так… то мне жаль. И кажется, что даже если бы сделать по-другому, рассказ всё равно бы ничего не потерял.
В общем, оценку я не ставлю.