Напоследок

ТВОРЧЕСТВО

Я видел, как рисуется пейзаж:

Сначала легкими, как дым, штрихами

Набрасывал и черкал карандаш

Траву лесов, горы огромный камень.

Потом в сквозные контуры-штрихов

Мозаикой ложились пятна краски,

Так на клочках мальчишеских стихов

Бесилась завязь — не было завязки.

И вдруг картина вспыхнула до черта —

Она теперь гудела как набат.

А я страдал — о, как бы не испортил,

А я хотел — еще, еще набавь!

Я закурил и ждал конца. И вот

Всё сделалось и скучно и привычно.

Картины не было — простой восход

Мой будний мир вдруг сделал необычным.

Картина подсыхала за окном.

ХЛЕБНИКОВ В 1921 ГОДУ

В глубине Украины,

На заброшенной станции,

Потерявшей название от немецкого снаряда,

Возле умершей матери — черной и длинной —

Окоченевала девочка

У колючей ограды.

В привокзальном сквере лежали трупы;

Она ела веточки и цветы,

И в глазах ее, тоненьких и глупых,

Возник бродяга из темноты.

В золу от костра,

Розовую, даже голубую,

Где сдваивались красные червячки,

Из серой тюремной наволочки

Он вытряхнул бумаг охапку тугую.

А когда девочка прижалась

К овалу

Теплого света

И начала спать,

Человек ушел — привычно устало,

А огонь стихи начинал листать.

Но он, просвистанный, словно пулями роща,

Белыми посаженный в сумасшедший дом,

Сжигал

Свои

Марсианские

Очи,

Как сжег для ребенка свой лучший том.

Зрачки запавшие.

Так медведи

В берлогу вжимаются до поры,

Чтобы затравленными

Напоследок

Пойти на рогатины и топоры.

Как своего достоинства версию,

Смешок мещанский

Он взглядом ловил,

Одетый в мешок

С тремя отверстиями:

Для прозрачных рук и для головы.

Его лицо, как бы кубистом высеченное:

Углы косые скул,

Глаза насквозь,

Темь

Наполняла въямины,

Под крышею волос

Излучалась мысль в года двухтысячные.

Бездомная,

бесхлебная,

бесплодная

Судьба

(Поскольку рецензентам верить) —

Вот

Эти строчки,

Что обменяны на голод,

Бессонницу рассветов — и

На смерть:

(Следует любое стихотворение Хлебникова)

Апрель 1940