Мария не сразу поняла что случилось. Лишь когда стук собственного сердца стал невыносимо громким, в девушке появилось какое-то странное, непередаваемое чувство. Оно поднималось с самого низа, с самых потаенных глубин души. Девушке показалось, что она вскочила на ноги, потом она услышала свой крик. Её тело легко осело на пол. Дыхание стало мерным и глубоким. Посторонний наблюдатель, будь он обычным человеком или владеющий даром, не смог бы понять, что происходит сейчас в этой иллюзии-без-времени-и-пространства. Он бы решил, что барышня спит. Но духи и призраки могли видеть, как полупрозрачными снежинками, закручивающимися в вихрь, поднимается над спящей едва уловимый туман. И вот уж нечто, похожее на девушку, возвышается над ней. У этой «девушки» лицо той, что лежит сейчас в сонном забытье. Но её одежды, сотканные из ветра и снега, постоянно меняют свои очертания, ни на секунду не оставаясь без движения. Её волосы распущены и развиваются во все стороны, живут своей непонятной жизнью, словно щупальца гигантского осьминога, если бы только последний обладал сотнями, тысячами конечностей. А вместо затылка у этой Марии лицо… нет, тысячи женских лиц, меняющих друг друга, перетекающих из одного в другое в нескончаемом калейдоскопе.
И Вестник мог слышать, как отчетливо говорят с ним меняющиеся лица тысячами женских голосов:
— Не тронь её! Эта девочка – маг. Она должна была стать сильнейшим архимагом-стихийником. Но те-кто-не-должен вмешались в её судьбу. Её мать, умирая, вызвала нас. И мы откупили её у смерти частью её дара. И смерть, сама смерть согласилась на это. Мы – те, кто умирали на кострах. Мы: матери, сестры и дочери. Те, кто любили и хотели защитить своих детей, мужей, братьев, сестер и родителей. Мы – полутени тех, кто жил и кто никогда уже не будет жить. Тех, кто не желали зла. Мы стали её хранительницами и она взамен дарит нам то, чего мы лишены: дарит нам подобие жизни. Мы не отдадим её тебе. Ты – зло. Ты — ненависть. А её тебе не за что ненавидеть. Она и так уже лишилась способности владеть стихиями огня и земли. Но при этом она собрала нас в себе. И мы не отдадим тебе ту, что должна править теми, кто дорог нам. Но мы готовы слушать.
— Что ж тут поделаешь? – зябко передернув плечами, ответил мужчина, — нас не выпустят просто так. Отец бы понял.
— Давно хотела узнать: зачем Вы пошли с нами? Не отговаривайтесь, я знаю, у Вас была возможность отказаться.
— Вы не поймете. И это плохая причина, в связи с её безнадежностью. Но… я влюблен в неё. Влюблен в эту девушку с телом ребенка. В её силу и в её слабость. За ней хотелось идти и её хотелось защищать. Я не могу быть ей парой, но могу быть другом и защитой. А Вы?
Мария не сразу поняла что случилось. Лишь когда стук собственного сердца стал невыносимо громким, в девушке появилось какое-то странное, непередаваемое чувство. Оно поднималось с самого низа, с самых потаенных глубин души. Девушке показалось, что она вскочила на ноги, потом она услышала свой крик. Её тело легко осело на пол. Дыхание стало мерным и глубоким. Посторонний наблюдатель, будь он обычным человеком или владеющий даром, не смог бы понять, что происходит сейчас в этой иллюзии-без-времени-и-пространства. Он бы решил, что барышня спит. Но духи и призраки могли видеть, как полупрозрачными снежинками, закручивающимися в вихрь, поднимается над спящей едва уловимый туман. И вот уж нечто, похожее на девушку, возвышается над ней. У этой «девушки» лицо той, что лежит сейчас в сонном забытье. Но её одежды, сотканные из ветра и снега, постоянно меняют свои очертания, ни на секунду не оставаясь без движения. Её волосы распущены и развиваются во все стороны, живут своей непонятной жизнью, словно щупальца гигантского осьминога, если бы только последний обладал сотнями, тысячами конечностей. А вместо затылка у этой Марии лицо… нет, тысячи женских лиц, меняющих друг друга, перетекающих из одного в другое в нескончаемом калейдоскопе.
И Вестник мог слышать, как отчетливо говорят с ним меняющиеся лица тысячами женских голосов:
— Не тронь её! Эта девочка – маг. Она должна была стать сильнейшим архимагом-стихийником. Но те-кто-не-должен вмешались в её судьбу. Её мать, умирая, вызвала нас. И мы откупили её у смерти частью её дара. И смерть, сама смерть согласилась на это. Мы – те, кто умирали на кострах. Мы: матери, сестры и дочери. Те, кто любили и хотели защитить своих детей, мужей, братьев, сестер и родителей. Мы – полутени тех, кто жил и кто никогда уже не будет жить. Тех, кто не желали зла. Мы стали её хранительницами и она взамен дарит нам то, чего мы лишены: дарит нам подобие жизни. Мы не отдадим её тебе. Ты – зло. Ты — ненависть. А её тебе не за что ненавидеть. Она и так уже лишилась способности владеть стихиями огня и земли. Но при этом она собрала нас в себе. И мы не отдадим тебе ту, что должна править теми, кто дорог нам. Но мы готовы слушать.
*****************************************************
Тем временем в круге:
— Что будете делать на счет отца, сэр Артемий?
— Что ж тут поделаешь? – зябко передернув плечами, ответил мужчина, — нас не выпустят просто так. Отец бы понял.
— Давно хотела узнать: зачем Вы пошли с нами? Не отговаривайтесь, я знаю, у Вас была возможность отказаться.
— Вы не поймете. И это плохая причина, в связи с её безнадежностью. Но… я влюблен в неё. Влюблен в эту девушку с телом ребенка. В её силу и в её слабость. За ней хотелось идти и её хотелось защищать. Я не могу быть ей парой, но могу быть другом и защитой. А Вы?
— А у меня не было выбора.