Вестник почувствовал волны ответной магии от Марии… И озадаченно сгустил в своем уголке контур лица, смутно похожего на человеческое. Очень близкого к тому, что сейчас видел инквизитор. Мысли его было бы сложно передать словами, поскольку он скорее измышлял образы, а не предложения. Но в ответ на тьму, в которую спряталась Мария… Вестник ненадолго прервал свое давление на девушку, а потом показал ей, что такое настоящая тьма. Тьма, в которой он провел многие годы, пока цепочка случайных событий, начатых еще до рождения девочки, послужившей ключом к пробуждению этой силы в этом конкретном месте, не вывела его из вечного сна. Марию внезапно накрыло ощущением полного безвременья… А через какое-то время исчезло и чувство какого-то либо пространства вокруг нее. Если бы сейчас у Вестника спросили, как охарактеризовать навязываемые Марии ощущения, то образы, передаваемые им, наиболее точно вписывались в понятие «существо в нигде и в никогда». Одновременно с возвращением давления на девушку на сгустившемся контуре в соседнем подвале фиолетовым отсветом сверкнули глаза, испугав своей вспышкой пробегавшую мимо мышь… Вестник даже не заметил произошедшего… Но эта мышка столкнула с перил оставленную кем-то плошку с маслом для пропитки факельной ветоши или заправки ламп — и если бы не отсутствие горящих факелов, то быть бы в этом подвале большому пожару.
Ричарду же образ-иллюзия зачем-то подмигнул (чем резко выпал из общей мрачной картины), а потом ответил:
— В том, что я дух, ты прав, некромант (слово было выделено какой-то непонятной эмоцией, которую иные опознали бы как близкой к презрению). Но вот в остальном… Для человека — да, истинно так. Девушку убили не за то, что она ведьма. Ее убили за то, что она испугала тех, кто привык считать себя «высшей силой» и кого обычно боялись… А еще она погибла за то, что оказалась слишком красивой для бесправной приемной дочки крестьянина. С моей же точки зрения имеет значение лишь то, что погибла невинная душа — остальное лишь вторичные вещи. И почти все, кто в этом виновен, уже заплатили. Но неужели тебе интересно только то, что ты спросил? Если так — то знай: попробуешь помешать возмездию (и здесь голос призрака превратился в змеиное шипение) — лишишься всего, что уже знаешь. Спрашивай, коль считаешь нужным…
И образ с издевательской ухмылочкой поклонился, сделав нечто сродни приглашающему жесту в направлении кострища.
Для Антонио кошмар только начинался… Старец, крякнув, встал со своего кресла и подошел к молодому человеку. В руке у него вместо трости была давешняя раскаленная кочерга. Грустно улыбнувшись, он проскрипел своим старческим голосом:
— Я же просил оставаться собой… Зачем ты пошел моим путем?
И кочерга раскаленным концом припечаталась на кожаную обувь Антонио. По помещению разнесся запах сожженной телячьей кожи, а потом инквизитор резко дернулся, стиснув зубы от боли. И прошипел:
— Я иду своим путем… Ты всех сжигал. Или (в голосе молодого человека прорезалась настоящая ненависть) ты уже забыл малыша, которого пытал из-за того, что на нем была какая-то там метка, обещавшая ему большую силу? А ведь он мог бы стать ЦЕРКОВНЫМ магом, если бы ты его не убил! И сейчас нам бы такие очень пригодились. Ты ведь не в курсе, чем я сейчас занимаюсь?
Молодой инквизитор плюхнулся на пол, стараясь в полутьме понять, что с ногой и обувью. Боль и ненависть, наполнявшие последнюю фразу, почти ушли — в голосе осталось лишь что-то очень горькое. Но Антонио не собирался замолкать, лишь понизил тон до тихого, почти шепота.
— Такие вот инквизиторы, как ты, решили, что здесь есть девушка-ведьма. Просто потому, что она была слишком красивой для дочки крестьянина и отличалась от местных жительниц. Предположительно, они попробовали ее соблазнить под предлогом очередной проверки на ведьмовство. Но она дала им жесткий отпор — и за это ее сожгли на костре. Причем как я понимаю — лишь для того, чтобы они остались чистыми в глазах кардиналов и Конклава. Ведь Инквизиция не принимает в свои ряды тех, кто пользуется властью в глубоко личных и богопротивных целях?
А вот в происходящем вокруг сестры Луизы и сэра Артемия не изменилось ровным счетом ничего, кроме температуры — Мария не зря чувствовала, как ее сквознячки пролетают сквозь камень стен: в круге начал быстро осаждаться иней…
Вестник почувствовал волны ответной магии от Марии… И озадаченно сгустил в своем уголке контур лица, смутно похожего на человеческое. Очень близкого к тому, что сейчас видел инквизитор. Мысли его было бы сложно передать словами, поскольку он скорее измышлял образы, а не предложения. Но в ответ на тьму, в которую спряталась Мария… Вестник ненадолго прервал свое давление на девушку, а потом показал ей, что такое настоящая тьма. Тьма, в которой он провел многие годы, пока цепочка случайных событий, начатых еще до рождения девочки, послужившей ключом к пробуждению этой силы в этом конкретном месте, не вывела его из вечного сна. Марию внезапно накрыло ощущением полного безвременья… А через какое-то время исчезло и чувство какого-то либо пространства вокруг нее. Если бы сейчас у Вестника спросили, как охарактеризовать навязываемые Марии ощущения, то образы, передаваемые им, наиболее точно вписывались в понятие «существо в нигде и в никогда». Одновременно с возвращением давления на девушку на сгустившемся контуре в соседнем подвале фиолетовым отсветом сверкнули глаза, испугав своей вспышкой пробегавшую мимо мышь… Вестник даже не заметил произошедшего… Но эта мышка столкнула с перил оставленную кем-то плошку с маслом для пропитки факельной ветоши или заправки ламп — и если бы не отсутствие горящих факелов, то быть бы в этом подвале большому пожару.
Ричарду же образ-иллюзия зачем-то подмигнул (чем резко выпал из общей мрачной картины), а потом ответил:
— В том, что я дух, ты прав, некромант (слово было выделено какой-то непонятной эмоцией, которую иные опознали бы как близкой к презрению). Но вот в остальном… Для человека — да, истинно так. Девушку убили не за то, что она ведьма. Ее убили за то, что она испугала тех, кто привык считать себя «высшей силой» и кого обычно боялись… А еще она погибла за то, что оказалась слишком красивой для бесправной приемной дочки крестьянина. С моей же точки зрения имеет значение лишь то, что погибла невинная душа — остальное лишь вторичные вещи. И почти все, кто в этом виновен, уже заплатили. Но неужели тебе интересно только то, что ты спросил? Если так — то знай: попробуешь помешать возмездию (и здесь голос призрака превратился в змеиное шипение) — лишишься всего, что уже знаешь. Спрашивай, коль считаешь нужным…
И образ с издевательской ухмылочкой поклонился, сделав нечто сродни приглашающему жесту в направлении кострища.
Для Антонио кошмар только начинался… Старец, крякнув, встал со своего кресла и подошел к молодому человеку. В руке у него вместо трости была давешняя раскаленная кочерга. Грустно улыбнувшись, он проскрипел своим старческим голосом:
— Я же просил оставаться собой… Зачем ты пошел моим путем?
И кочерга раскаленным концом припечаталась на кожаную обувь Антонио. По помещению разнесся запах сожженной телячьей кожи, а потом инквизитор резко дернулся, стиснув зубы от боли. И прошипел:
— Я иду своим путем… Ты всех сжигал. Или (в голосе молодого человека прорезалась настоящая ненависть) ты уже забыл малыша, которого пытал из-за того, что на нем была какая-то там метка, обещавшая ему большую силу? А ведь он мог бы стать ЦЕРКОВНЫМ магом, если бы ты его не убил! И сейчас нам бы такие очень пригодились. Ты ведь не в курсе, чем я сейчас занимаюсь?
Молодой инквизитор плюхнулся на пол, стараясь в полутьме понять, что с ногой и обувью. Боль и ненависть, наполнявшие последнюю фразу, почти ушли — в голосе осталось лишь что-то очень горькое. Но Антонио не собирался замолкать, лишь понизил тон до тихого, почти шепота.
— Такие вот инквизиторы, как ты, решили, что здесь есть девушка-ведьма. Просто потому, что она была слишком красивой для дочки крестьянина и отличалась от местных жительниц. Предположительно, они попробовали ее соблазнить под предлогом очередной проверки на ведьмовство. Но она дала им жесткий отпор — и за это ее сожгли на костре. Причем как я понимаю — лишь для того, чтобы они остались чистыми в глазах кардиналов и Конклава. Ведь Инквизиция не принимает в свои ряды тех, кто пользуется властью в глубоко личных и богопротивных целях?
А вот в происходящем вокруг сестры Луизы и сэра Артемия не изменилось ровным счетом ничего, кроме температуры — Мария не зря чувствовала, как ее сквознячки пролетают сквозь камень стен: в круге начал быстро осаждаться иней…