— Нет, не рядом. — он рукой показал на то место, где до этого стоял сам. — Вот там. Настоятельнице может потребоваться ваша защита. Девушка умудрилась схватить чей-то нож, лежавший на столе.
Девушка тем временем что-то прошипела настоятельнице, инквизитор не расслышал. А вот матушка вполне услышала жуткий, могильного оттенка шепот, которому больше подходило определение «задавленный крик»:
— Стойте там! Я никого не трону! Но и на костер не хочу. (Девушка внезапно хлюпнула носом, нож дрогнул, но вернулся обратно в наставленное на монахиню положение) Я слышала, что тут труповод стоит. А там (она кивнула куда-то в сторону двери в подсобные помещения, но тело девушки отчетливо передернуло судорогой ужаса, пальцы, сжимавшие рукоять ножа, побелели от напряжения.) море крови и трупы. И эта… бледная… точно знает сколько. Про того, кто в балахоне, не говорю, у нас такие уже порезвились — вся деревня в ужасе теперь.
По мере того, как девушка выдавливала из себя все новые слова, нож в ее руках дрожал все сильнее, а если внимательно присмотреться, становилось понятно, что по щекам все активнее текли слезы. Внезапно она отшвырнула свое оружие в сторону и кинулась к монахине, содрогаясь в рыданиях, как обиженный ребенок, которого вместо подарка чем-то сильно напугали. Сквозь слезы монахиня могла разобрать лишь отдельные слова, которые служанка буквально выкрикивала между редкими всхлипами. "… он… юбку… а там… кровь… на бочке… птица… кровь… труп… знаки..."
Антонио, услышав рыдания, понял, что угроза миновала, но добиться чего-то дельного от служанки уже точно не получится. Хотя фразы девушки, брошенные до начала истерики дали вполне серьезный материал для размышлений. До него доносились отдельные приглушенные выкрики и некоторые из них очень сильно настораживали. Особенно — про птицу и знаки. Поэтому инквизитор стал неспешно пробираться к Ричарду.
Антонио, осторожно отступая назад, отрицательно покачал головой.
— Нет, не рядом. — он рукой показал на то место, где до этого стоял сам. — Вот там. Настоятельнице может потребоваться ваша защита. Девушка умудрилась схватить чей-то нож, лежавший на столе.
Девушка тем временем что-то прошипела настоятельнице, инквизитор не расслышал. А вот матушка вполне услышала жуткий, могильного оттенка шепот, которому больше подходило определение «задавленный крик»:
— Стойте там! Я никого не трону! Но и на костер не хочу. (Девушка внезапно хлюпнула носом, нож дрогнул, но вернулся обратно в наставленное на монахиню положение) Я слышала, что тут труповод стоит. А там (она кивнула куда-то в сторону двери в подсобные помещения, но тело девушки отчетливо передернуло судорогой ужаса, пальцы, сжимавшие рукоять ножа, побелели от напряжения.) море крови и трупы. И эта… бледная… точно знает сколько. Про того, кто в балахоне, не говорю, у нас такие уже порезвились — вся деревня в ужасе теперь.
По мере того, как девушка выдавливала из себя все новые слова, нож в ее руках дрожал все сильнее, а если внимательно присмотреться, становилось понятно, что по щекам все активнее текли слезы. Внезапно она отшвырнула свое оружие в сторону и кинулась к монахине, содрогаясь в рыданиях, как обиженный ребенок, которого вместо подарка чем-то сильно напугали. Сквозь слезы монахиня могла разобрать лишь отдельные слова, которые служанка буквально выкрикивала между редкими всхлипами. "… он… юбку… а там… кровь… на бочке… птица… кровь… труп… знаки..."
Антонио, услышав рыдания, понял, что угроза миновала, но добиться чего-то дельного от служанки уже точно не получится. Хотя фразы девушки, брошенные до начала истерики дали вполне серьезный материал для размышлений. До него доносились отдельные приглушенные выкрики и некоторые из них очень сильно настораживали. Особенно — про птицу и знаки. Поэтому инквизитор стал неспешно пробираться к Ричарду.