Выслушав некроманта, Антонио развернулся к двум первым жертвам, благодаря которым они и узнали, что происходит нечто неправильное.
Девушка уже полностью пришла в себя — только испуганно жалась в темный уголок, явно полагая, что инквизитор и два мага имеют какое-то отношение к тому, что она и трактирщик видели в том подвале. По сверкнувшим глазам было ясно, что разговор будет не очень простым — служанка, увидев, что привлекла внимание всех троих «опасных людей», напряглась и замерла, смотря то на инквизитора, то на магов, то на монахиню. Почему-то на воина она свой взгляд не бросала совсем. Причем даже несмотря на относительную темноту в таверне (ставни пока были открыты только на ближайшем к Антонио окне, а часть свечей уже успела прогореть до кромки фитиля), заметна была и разница во взглядах: на инквизитора девушка бросала взгляды, в которых читалась обреченность и затравленность, на магов — полные ненависти и злобы, а на монахиню — умоляющие и почти плачущие. Как будто просила у нее защиты, обвиняя магов в том, что ей пришлось пережить.
А вот трактирщик, хоть и явно уже не был на грани безумия и смерти, проявлять открытые признаки того, что он пришел в себя, не торопился. Дыхание, хорошо читавшееся по колебаниям внезапно ставшей массивной грудной клетки, было спокойным. По мнению инквизитора, у этого человека обморок перешел в обычный сон, но делиться этим мнением он не спешил.
Вместо этого он мягко двинулся к девушке, показывая ей открытые ладони — как бы в жесте «я не желаю зла». Предполагая, что за ним пошли и остальные, инквизитор не оборачивался назад. Но девушка дернулась в сторону, схватив что-то со стола. Слух Ричарда, Марии и Антонио уловил, как она прошипела «не подходите, я ничего не делала!» Инквизитор замер, не слишком понимая, что она схватила и чем это может грозить ему самому и служанке. Потерять единственного свидетеля, который мог бы прямо сейчас рассказать о том, что же произошло в винном погребке, он однозначно не хотел. Потому он жестами показал, чтобы к нему подошли рыцарь и монахиня. Причем рыцарю из его объяснения отводилась роль этакого барьера, который бы отгородил от девушки тех троих, которых она боялась. А вот монахиня должна была попробовать «выдернуть» служанку из того состояния, в котором так оказалась из-за всех событий этого утра.
Выслушав некроманта, Антонио развернулся к двум первым жертвам, благодаря которым они и узнали, что происходит нечто неправильное.
Девушка уже полностью пришла в себя — только испуганно жалась в темный уголок, явно полагая, что инквизитор и два мага имеют какое-то отношение к тому, что она и трактирщик видели в том подвале. По сверкнувшим глазам было ясно, что разговор будет не очень простым — служанка, увидев, что привлекла внимание всех троих «опасных людей», напряглась и замерла, смотря то на инквизитора, то на магов, то на монахиню. Почему-то на воина она свой взгляд не бросала совсем. Причем даже несмотря на относительную темноту в таверне (ставни пока были открыты только на ближайшем к Антонио окне, а часть свечей уже успела прогореть до кромки фитиля), заметна была и разница во взглядах: на инквизитора девушка бросала взгляды, в которых читалась обреченность и затравленность, на магов — полные ненависти и злобы, а на монахиню — умоляющие и почти плачущие. Как будто просила у нее защиты, обвиняя магов в том, что ей пришлось пережить.
А вот трактирщик, хоть и явно уже не был на грани безумия и смерти, проявлять открытые признаки того, что он пришел в себя, не торопился. Дыхание, хорошо читавшееся по колебаниям внезапно ставшей массивной грудной клетки, было спокойным. По мнению инквизитора, у этого человека обморок перешел в обычный сон, но делиться этим мнением он не спешил.
Вместо этого он мягко двинулся к девушке, показывая ей открытые ладони — как бы в жесте «я не желаю зла». Предполагая, что за ним пошли и остальные, инквизитор не оборачивался назад. Но девушка дернулась в сторону, схватив что-то со стола. Слух Ричарда, Марии и Антонио уловил, как она прошипела «не подходите, я ничего не делала!» Инквизитор замер, не слишком понимая, что она схватила и чем это может грозить ему самому и служанке. Потерять единственного свидетеля, который мог бы прямо сейчас рассказать о том, что же произошло в винном погребке, он однозначно не хотел. Потому он жестами показал, чтобы к нему подошли рыцарь и монахиня. Причем рыцарю из его объяснения отводилась роль этакого барьера, который бы отгородил от девушки тех троих, которых она боялась. А вот монахиня должна была попробовать «выдернуть» служанку из того состояния, в котором так оказалась из-за всех событий этого утра.