Антонио, мрачно посмотрев на рыцаря, который так свободно говорит совершенно ненужные вещи, положил на стол довольно старый пергамент, по периметру украшенный характерной церковной вязью. В центре его отчетливо читался следующий текст:
Конклавом Инквизиции установлено, что леди Мария-Франциска де Шарите не является ведьмой в классическом понимании этого слова. Испытанием констатировано, что она — носитель магических способностей неизвестной природы. Участники Испытания ручаются, что природа этих способностей не угрожает миру и не является демонической. Равно как и проявление способностей в спокойной атмосфере не несет вреда самой леди или кому-то из ее окружения. В связи с последним рекомендуем окружить ребенка доброжелательной атмосферой и по возможности сохранить возможность приходскому священнику и специально назначенному инквизитору наблюдать за его развитием. Право принятия особых мер (будь то повторное Испытание, арест или изоляция) принадлежит только специально созываемому Конклаву Инквизиции, при обязательном участии в нем глав церковных коллегий и специалистов по особым случаям.
Кардинал Безье
Старший Инквизитор Конклава Ортего
Тем не менее, он был не единственным сообщением на этом документе — той же рукой, что и именование кардинала была сделана маленькая приписка в стороне от основного текста:
Разрешается выход в мир, для поиска способа излечения. Срок не ограничен.
По тексту приписки было видно, что сделали ее совсем недавно. И если присмотреться, то ниже подписи и личной печати с кольца кардинала можно было разобрать не очень четкую дату. Само число было слишком мелким, чтобы его разобрать в не слишком освещенной таверне, но месяц гласил, что этой приписке не менее трех недель. Хотя имело ли это какое-то значение в сложившейся ситуации никто не мог сказать.
— Конечно, можно присесть. Только убедительная просьба к вам, сэр Артемий, не поминайте в этих стенах тех, кто обычно нарушает покой мертвых. Здесь есть люди, которые могут вас понять превратно, — инквизитор не слишком явно кивнул в сторону трактирщика и служанки, которая от этого жеста вздрогнула и перекрестилась. — Мне вашей бумаги вполне достаточно, чтобы не отправлять на костер. По крайней мере до тех пор, покуда не будет ваша подопечная уличена в преступлениях, караемых сим способом. Например — кражах или убийствах. Или ином корыстном применении способностей, представляющем угрозу безопасности веры или людей. Но я верю, что таких мер принимать не придется. Надеюсь на то, что вы все же благоразумные люди. Только вот если после ваших слов местные жители решат, что нужно избавиться от тех, кого вы сами упомянули, то толпу этот документ только рассмешить, какая бы сверхмощная защита на нем не стояла. И вы тоже ее не остановите. И я не думаю, что здесь найдется достаточно авторитетный и способный человек, который бы сумел утихомирить бунтующую народную массу, которая познала страх лишения посмертных благ, даруемых верой и церковными обрядами. (Антонио слегка скептически ухмыльнулся при этих словах, но рассмотреть и понять эту ухмылку мог только Ричард, который уже знал отношение инквизитора к этой части церковной службы в целом и обязанностей монахов в частности). И все же вернемся к вашей истории. Стража, если и придет по требованию не слишком известной им монахини, то не так скоро. Так что время у нас есть. Думаю, что Ричарду тоже будет интересно услышать вашу историю. (Инквизитор чуть подмигнул некроманту — мол, не теряйся, вытащим).
А в домике стражника на входе в деревню, где монахиня должна была искать тех, за кем ее послали, ночью творилось что-то не очень понятное. Во-первых, ни в нем самом, ни в ближайших окрестностях не было ни одного солдата, которых там видят утром и вечером. Во-вторых, чуть в стороне от домика копошились какие-то невнятные силуэты, в которых под светом луны можно было узнать волков. А самым странным было то, что на двери домика висел тяжелый амбарный замок, который нацепить снаружи было невозможно. Только находясь внутри можно было так пристегнуть длинную многозвеньевую цепь, тянувшуюся через смотровое окошко двери. Вокруг стояла обычная ночная шумиха — ветер, гнусь всякая кровопийцевская, крики и шорох ночных животных.
Поэтому монахиню, когда та нашла нужное место, около этого домика встретила подозрительная тишина, которой не бывает, если на посту есть хотя бы один солдат. Впрочем, городского стражника, которого она рассчитывала увидеть сидящим в специальной будочке, она тоже не увидела, так что тишина на посту прекрасно объяснялась тем, что этот самый пост брошен… Только вот что заставило стражника оставить свое рабочее место? и где теперь его искать? Это были главные вопросы, которые должны были встать перед самовольно вызвавшейся на это дело матушкой-настоятельницей.
Светом утреннего солнца странная цепь, торчавшая из окна была красиво подсвечена и было видно, что это не самая дешевая кузнечная поделка, а весьма искусно скованное изделие, за которое хороший кузнец мог получить плату даже в чистом золоте. Там, где цепь скреплялась амбарным замком, на ней висела какая-то поблескивающая пластинка с характерным бронзовым отливом. По узорам этой пластинки становилось понятно, что владелец ее — личность совершенно нездешняя: основным мотивом были какие-то отнюдь не латинские буквы, вьющиеся вокруг непонятного ветвистого символа.
Антонио, мрачно посмотрев на рыцаря, который так свободно говорит совершенно ненужные вещи, положил на стол довольно старый пергамент, по периметру украшенный характерной церковной вязью. В центре его отчетливо читался следующий текст:
Конклавом Инквизиции установлено, что леди Мария-Франциска де Шарите не является ведьмой в классическом понимании этого слова. Испытанием констатировано, что она — носитель магических способностей неизвестной природы. Участники Испытания ручаются, что природа этих способностей не угрожает миру и не является демонической. Равно как и проявление способностей в спокойной атмосфере не несет вреда самой леди или кому-то из ее окружения. В связи с последним рекомендуем окружить ребенка доброжелательной атмосферой и по возможности сохранить возможность приходскому священнику и специально назначенному инквизитору наблюдать за его развитием. Право принятия особых мер (будь то повторное Испытание, арест или изоляция) принадлежит только специально созываемому Конклаву Инквизиции, при обязательном участии в нем глав церковных коллегий и специалистов по особым случаям.
Кардинал Безье
Старший Инквизитор Конклава Ортего
Тем не менее, он был не единственным сообщением на этом документе — той же рукой, что и именование кардинала была сделана маленькая приписка в стороне от основного текста:
Разрешается выход в мир, для поиска способа излечения. Срок не ограничен.
По тексту приписки было видно, что сделали ее совсем недавно. И если присмотреться, то ниже подписи и личной печати с кольца кардинала можно было разобрать не очень четкую дату. Само число было слишком мелким, чтобы его разобрать в не слишком освещенной таверне, но месяц гласил, что этой приписке не менее трех недель. Хотя имело ли это какое-то значение в сложившейся ситуации никто не мог сказать.
— Конечно, можно присесть. Только убедительная просьба к вам, сэр Артемий, не поминайте в этих стенах тех, кто обычно нарушает покой мертвых. Здесь есть люди, которые могут вас понять превратно, — инквизитор не слишком явно кивнул в сторону трактирщика и служанки, которая от этого жеста вздрогнула и перекрестилась. — Мне вашей бумаги вполне достаточно, чтобы не отправлять на костер. По крайней мере до тех пор, покуда не будет ваша подопечная уличена в преступлениях, караемых сим способом. Например — кражах или убийствах. Или ином корыстном применении способностей, представляющем угрозу безопасности веры или людей. Но я верю, что таких мер принимать не придется. Надеюсь на то, что вы все же благоразумные люди. Только вот если после ваших слов местные жители решат, что нужно избавиться от тех, кого вы сами упомянули, то толпу этот документ только рассмешить, какая бы сверхмощная защита на нем не стояла. И вы тоже ее не остановите. И я не думаю, что здесь найдется достаточно авторитетный и способный человек, который бы сумел утихомирить бунтующую народную массу, которая познала страх лишения посмертных благ, даруемых верой и церковными обрядами. (Антонио слегка скептически ухмыльнулся при этих словах, но рассмотреть и понять эту ухмылку мог только Ричард, который уже знал отношение инквизитора к этой части церковной службы в целом и обязанностей монахов в частности). И все же вернемся к вашей истории. Стража, если и придет по требованию не слишком известной им монахини, то не так скоро. Так что время у нас есть. Думаю, что Ричарду тоже будет интересно услышать вашу историю. (Инквизитор чуть подмигнул некроманту — мол, не теряйся, вытащим).
А в домике стражника на входе в деревню, где монахиня должна была искать тех, за кем ее послали, ночью творилось что-то не очень понятное. Во-первых, ни в нем самом, ни в ближайших окрестностях не было ни одного солдата, которых там видят утром и вечером. Во-вторых, чуть в стороне от домика копошились какие-то невнятные силуэты, в которых под светом луны можно было узнать волков. А самым странным было то, что на двери домика висел тяжелый амбарный замок, который нацепить снаружи было невозможно. Только находясь внутри можно было так пристегнуть длинную многозвеньевую цепь, тянувшуюся через смотровое окошко двери. Вокруг стояла обычная ночная шумиха — ветер, гнусь всякая кровопийцевская, крики и шорох ночных животных.
Поэтому монахиню, когда та нашла нужное место, около этого домика встретила подозрительная тишина, которой не бывает, если на посту есть хотя бы один солдат. Впрочем, городского стражника, которого она рассчитывала увидеть сидящим в специальной будочке, она тоже не увидела, так что тишина на посту прекрасно объяснялась тем, что этот самый пост брошен… Только вот что заставило стражника оставить свое рабочее место? и где теперь его искать? Это были главные вопросы, которые должны были встать перед самовольно вызвавшейся на это дело матушкой-настоятельницей.
Светом утреннего солнца странная цепь, торчавшая из окна была красиво подсвечена и было видно, что это не самая дешевая кузнечная поделка, а весьма искусно скованное изделие, за которое хороший кузнец мог получить плату даже в чистом золоте. Там, где цепь скреплялась амбарным замком, на ней висела какая-то поблескивающая пластинка с характерным бронзовым отливом. По узорам этой пластинки становилось понятно, что владелец ее — личность совершенно нездешняя: основным мотивом были какие-то отнюдь не латинские буквы, вьющиеся вокруг непонятного ветвистого символа.