Если смотреть сквозь призму классического психоанализа, дополненного постфрейдистскими теориями К.-Г. Юнга и анализом символов Г. Башляра, рассказ Ирины Зауэр «Только не сейчас» насквозь пропитан духом маскулинности как движения вперед и отрицанием феминного как инертного, слабого, усталого, что и будет доказано ниже.
Мир рассказа четко разграничен по оси внешнего/внутреннего стеной на город и все, что находится снаружи.
При этом жизнь вне города насыщена активностью, агрессией, болью, опасностью, и стремится к сохранению памяти/ сознания, а жизнь внутри города – лояльностью, инертностью, ленью, страхом, стремлением защититься и забыть все травмирующее.
Механизмы защиты, применяемые живущими в городе: изоляция и ритуализация.
Механизмы защиты людей вне города: сублимация.
На пересечении миров в-городе и вне-города – разрыв, отчуждение и страх, а попасть внутрь города можно только выпив таблетку лояльности – отрекшись от памяти и сознания.
Мир людей поделен в рассказе на несколько основных групп:
— Старые – писатели из прошлого, чьи книги сжигают жители города;
— Брошенные – люди, изгнанные из городов за желание читать, знать, помнить, за нежелание избавляться от сознания. Им вживляют наночип, препятствующий размножению и периодически вызывающий у них боль. Брошенные вынуждены постоянно кочевать (подвергаться ротациям), чтобы не испытывать боль;
— Дикие – наиболее агрессивные из Брошенных, в основном асоциальные элементы;
— Патрульные – надзирающие за Брошенными и Дикими;
— непосредственно жители города, не названные автором никак. Интересный факт, кстати, – такое впечатление, что они обречены на безымянное забытье.
В этом разделении персонажей отражается диалектика биологического и социального в человеке – пока люди вне города озабочены скорее физическим выживанием, жители города борются за психическое выживание, борясь со своими страхами.
Однако наличие еще одной группы (Старые) наводит на мысль о том, что человечество в рассказе является моделью системы психики, где Ид (подсознательное) – жители города, Эго (сознание) – Брошенные, Супер-Эго (сверхсознание, совесть) – Старые.
Данная схема все ставит на свои места, демонстрируя механизм шизоидного расщепления психики: в стремлении избавиться от страхов и комплексов, Ид устраняет все нормы Супер-Эго и изолируется от Эго. Прорыв сознания «домой» (в город) возможен только через отречение от себя (таблетка лояльности) и погружение во внутреннее безумие, начавшееся, как сказано в рассказе, с лени, нежелания задумываться, с утомленности сложностью жизни, которые и привели к желанию спастись, сжигая на внутренних кострах все сложное и неодинаковое, все напрягающее и усложняющее жизнь. А стремясь забыть себя (потерять память), человек теряет себя как личность.
Среди прочих мы видим трех основных персонажей: рассказчик Рох – зрелый и целеустремленный мужчина; Яни – женщина, приблизительно его ровесница; Кир – вспыльчивый романтичный юноша, вдвое младше Роха и спутницы. Все они до момента, когда женщина уходит – Брошенные. Эта триада условно образует аналог семьи, где есть отец, мать и их сын, что крайне интересно в контексте того, как «мать» бросает «мужа» с «сыном» и возвращается в город, «к очагу», одна.
Данное событие представляется мне поворотным и способным стать причиной серьезных трансформаций в созданном автором мире, поскольку уход единственной главной героини-женщины (потенциально и символически – матери) окончательно разрушает баланс не только социального и психического в этом мире, но и биологического, делая даже гипотетически невозможным продолжение рода (выживание) вне города, — то есть, обрекая на верную гибель Эго. Однако для насыщенного маскулинной символикой (о чем подробнее – ниже) и агрессией мира-вне это становится знаком того, что решение проблемы не в эволюции, а в революции, в прорыве и изменении существующей системы ротаций, системы вне-снаружи, системы, зиждущейся на страхах и разделении.
По иронии судьбы Брошенные Рох и Кир становятся не просто выброшенными «из дома», но и буквально брошенными «матерью». Став совершенно не привязанными ко всему «домашнему» и инертному, они уподобляются классическим Блудному Сыну, Улиссу и т.д., обретя возможность исцеления и развития в скитаниях.
Анализируя рассказ на уровне символов, нельзя не заметить его перенасыщенность Огнем и удушливым дымом, и полнейшее отсутствие Воды. Даже специально перечитала текст и нашла показательную фразу: «Один мой друг считал, что память живет во всем — в камнях, траве и земле». В этом перечислении отсутствует Вода, хотя в символике архетипов она связана именно с памятью и феминной энергетикой. Не потому ли автор буквально отрицает в своем рассказе Воду и ее символику, отсылая единственный женский персонаж в город как слабый и уставший бороться? Все, что можно связать в тексте с Водой – это удушливый и гротескный оранжевый туман, смешавшийся с дымом, насыщенный ядовитыми парами, и, в попытке пародирования современной героям поэзии, вызывающий лишь боль и ощущение нелепости. Таким образом, на уровне символов женское начало в рассказе ассоциируется с ядовитой и бессмысленной фата-морганой, а на структурном уровне – с «домашним очагом», городом, погрязшим в безумии страхов и защит подсознания.
В противоположность амбивалентной горячей влажности тумана, Огонь агрессивен и животворен. Он не только сжигает страхи и пожирает память, Огонь – это катарсис и очищение, и именно таким он становится для живущих вне города. Вертикальное пламя животворно, и, если костры жителей города распространяют удушливый горький дым их страха, то вне его стен костер служит для приготовления пищи, для поддержания жизни.
Показательно, что едва ли не единственное указание на внешность персонажей содержит информацию о том, что волосы Кира имеют рыжий — огненный! — оттенок; а завершается рассказ движением Кира и Роха вперед в ожидании Солнца, которое помнит и оживляет все.
Итак, анализ рассказа «Только не сейчас» позволил выделить в тексте борьбу внешнего и внутреннего в шизоидно расщепленном сознании общества, представленного группами, соответствующими уровням структуры психики человека; выявить маскулинную ориентированность символики текста; определить поворотную точку, закладывающую основу преобразования отображенного в рассказе мира. Автор делит мир рассказа на внешнее и внутреннее, феминное и маскулинное, и на озабоченный страхами социум и маргиналов-одиночек, способных оживить его, т.к., по словам Гастона Башляра, — «Страсти разгораются и горят в одиночестве», но, судя по насыщенности рассказа огненной символикой, разгоревшиеся страсти могут или сжечь окончательно или очистить и возродить жизнь.
ПРИМА-РАЗБОР
Если смотреть сквозь призму классического психоанализа, дополненного постфрейдистскими теориями К.-Г. Юнга и анализом символов Г. Башляра, рассказ Ирины Зауэр «Только не сейчас» насквозь пропитан духом маскулинности как движения вперед и отрицанием феминного как инертного, слабого, усталого, что и будет доказано ниже.
Мир рассказа четко разграничен по оси внешнего/внутреннего стеной на город и все, что находится снаружи.
При этом жизнь вне города насыщена активностью, агрессией, болью, опасностью, и стремится к сохранению памяти/ сознания, а жизнь внутри города – лояльностью, инертностью, ленью, страхом, стремлением защититься и забыть все травмирующее.
Механизмы защиты, применяемые живущими в городе: изоляция и ритуализация.
Механизмы защиты людей вне города: сублимация.
На пересечении миров в-городе и вне-города – разрыв, отчуждение и страх, а попасть внутрь города можно только выпив таблетку лояльности – отрекшись от памяти и сознания.
Мир людей поделен в рассказе на несколько основных групп:
— Старые – писатели из прошлого, чьи книги сжигают жители города;
— Брошенные – люди, изгнанные из городов за желание читать, знать, помнить, за нежелание избавляться от сознания. Им вживляют наночип, препятствующий размножению и периодически вызывающий у них боль. Брошенные вынуждены постоянно кочевать (подвергаться ротациям), чтобы не испытывать боль;
— Дикие – наиболее агрессивные из Брошенных, в основном асоциальные элементы;
— Патрульные – надзирающие за Брошенными и Дикими;
— непосредственно жители города, не названные автором никак. Интересный факт, кстати, – такое впечатление, что они обречены на безымянное забытье.
В этом разделении персонажей отражается диалектика биологического и социального в человеке – пока люди вне города озабочены скорее физическим выживанием, жители города борются за психическое выживание, борясь со своими страхами.
Однако наличие еще одной группы (Старые) наводит на мысль о том, что человечество в рассказе является моделью системы психики, где Ид (подсознательное) – жители города, Эго (сознание) – Брошенные, Супер-Эго (сверхсознание, совесть) – Старые.
Данная схема все ставит на свои места, демонстрируя механизм шизоидного расщепления психики: в стремлении избавиться от страхов и комплексов, Ид устраняет все нормы Супер-Эго и изолируется от Эго. Прорыв сознания «домой» (в город) возможен только через отречение от себя (таблетка лояльности) и погружение во внутреннее безумие, начавшееся, как сказано в рассказе, с лени, нежелания задумываться, с утомленности сложностью жизни, которые и привели к желанию спастись, сжигая на внутренних кострах все сложное и неодинаковое, все напрягающее и усложняющее жизнь. А стремясь забыть себя (потерять память), человек теряет себя как личность.
Среди прочих мы видим трех основных персонажей: рассказчик Рох – зрелый и целеустремленный мужчина; Яни – женщина, приблизительно его ровесница; Кир – вспыльчивый романтичный юноша, вдвое младше Роха и спутницы. Все они до момента, когда женщина уходит – Брошенные. Эта триада условно образует аналог семьи, где есть отец, мать и их сын, что крайне интересно в контексте того, как «мать» бросает «мужа» с «сыном» и возвращается в город, «к очагу», одна.
Данное событие представляется мне поворотным и способным стать причиной серьезных трансформаций в созданном автором мире, поскольку уход единственной главной героини-женщины (потенциально и символически – матери) окончательно разрушает баланс не только социального и психического в этом мире, но и биологического, делая даже гипотетически невозможным продолжение рода (выживание) вне города, — то есть, обрекая на верную гибель Эго. Однако для насыщенного маскулинной символикой (о чем подробнее – ниже) и агрессией мира-вне это становится знаком того, что решение проблемы не в эволюции, а в революции, в прорыве и изменении существующей системы ротаций, системы вне-снаружи, системы, зиждущейся на страхах и разделении.
По иронии судьбы Брошенные Рох и Кир становятся не просто выброшенными «из дома», но и буквально брошенными «матерью». Став совершенно не привязанными ко всему «домашнему» и инертному, они уподобляются классическим Блудному Сыну, Улиссу и т.д., обретя возможность исцеления и развития в скитаниях.
Анализируя рассказ на уровне символов, нельзя не заметить его перенасыщенность Огнем и удушливым дымом, и полнейшее отсутствие Воды. Даже специально перечитала текст и нашла показательную фразу: «Один мой друг считал, что память живет во всем — в камнях, траве и земле». В этом перечислении отсутствует Вода, хотя в символике архетипов она связана именно с памятью и феминной энергетикой. Не потому ли автор буквально отрицает в своем рассказе Воду и ее символику, отсылая единственный женский персонаж в город как слабый и уставший бороться? Все, что можно связать в тексте с Водой – это удушливый и гротескный оранжевый туман, смешавшийся с дымом, насыщенный ядовитыми парами, и, в попытке пародирования современной героям поэзии, вызывающий лишь боль и ощущение нелепости. Таким образом, на уровне символов женское начало в рассказе ассоциируется с ядовитой и бессмысленной фата-морганой, а на структурном уровне – с «домашним очагом», городом, погрязшим в безумии страхов и защит подсознания.
В противоположность амбивалентной горячей влажности тумана, Огонь агрессивен и животворен. Он не только сжигает страхи и пожирает память, Огонь – это катарсис и очищение, и именно таким он становится для живущих вне города. Вертикальное пламя животворно, и, если костры жителей города распространяют удушливый горький дым их страха, то вне его стен костер служит для приготовления пищи, для поддержания жизни.
Показательно, что едва ли не единственное указание на внешность персонажей содержит информацию о том, что волосы Кира имеют рыжий — огненный! — оттенок; а завершается рассказ движением Кира и Роха вперед в ожидании Солнца, которое помнит и оживляет все.
Итак, анализ рассказа «Только не сейчас» позволил выделить в тексте борьбу внешнего и внутреннего в шизоидно расщепленном сознании общества, представленного группами, соответствующими уровням структуры психики человека; выявить маскулинную ориентированность символики текста; определить поворотную точку, закладывающую основу преобразования отображенного в рассказе мира. Автор делит мир рассказа на внешнее и внутреннее, феминное и маскулинное, и на озабоченный страхами социум и маргиналов-одиночек, способных оживить его, т.к., по словам Гастона Башляра, — «Страсти разгораются и горят в одиночестве», но, судя по насыщенности рассказа огненной символикой, разгоревшиеся страсти могут или сжечь окончательно или очистить и возродить жизнь.