Солнце сверкало в плещущих струях реки, загорелые плечи мальчишек блестели под его лучами. И, как говорила своим ученикам Азиза, рефлекс неба, ультрамариновыми бликами действительно расцвечивал контрастные тени от деревьев, валунов и скал. И даже на коже ребят отражался синеватым отливом.
К полудню цветущее ущелье наполнилось запахами можжевельника, горячей земли, цветов. В зарослях боярышника выше по склону отчаянно перекликались перепелки, кеклики, на местном наречии.
Оффтопик
Сама-то она назвала бы литераторшу Медузой Горгоной. Назвала бы, конечно, как не назвать! Такое прозвище просто просилось на язык. Но Ленка от природы была справедливым человеком, а недавно прочла в недетской редакции Овидия, и узнала доподлинно, что там у Медузы было с Артемидой и охальником Посейдоном, и за что безжалостная богиня девственница так жестко покарала несчастную, ни в чем не повинную Медузу. Ну, понятно, куда ей с ее стрелочками против трезубца… На девчонке отыгралась… После таких метаморфоз назвать литераторшу Горгоной было бы крайне несправедливо по отношению к Горгоне.
Оффтопик
Предания донесли до нас, как именно бушевала публика в древнегреческих амфитеатрах. Актерам, исполнявшим роль злодеев, с большим трудом удавалось дожить до конца спектакля. Зрители так самозабвенно выражали свои эмоции, что даже случалось, бывало, всем скопом накидывались на актера, взвалившего на себя неблагодарный труд представлять отрицательного персонажа. Легкие увечья не в счет! Но и вполне серьезные травмы у бедных актеров редкостью не были. Когда лимит желающих играть злодеев был окончательно исчерпан, Аристофан завел обычай, выходить на сцену перед спектаклем и обращаться к публике с призывом.
— Дорогие зрители! Не убивайте злодея, дайте ему сначала исполнить роль. После спектакля мы сами его примерно накажем!
Говорят, дело пошло на лад и древние греки бить злодеев перестали. Ну, или не на каждом спектакле били…
Так вот, прошли тысячелетия со времен Аристофана но…
Греки в качестве театральных зрителей с тех пор не сильно изменились…
И надо же было директору додуматься отправить школьный театр на гастроли в клуб именно греческой диаспоры, да еще с «Тартюфом»!
Оффтопик
Так что, поговорим? – повторил Камал и вновь попытался добиться ответного взгляда, чувствуя подкатывающее отчаяние.
Нет, не смотрит она и все! А почему?
— Деревяшка! – презрительно процедил сквозь сохнущие губы непризнанный герой-любовник, — И Подберезкина туда же! Обе-две не доступные Татьяны Ларины!
— Не все коту творог, когда и мордой об порог, — ответила Ленка любимой поговоркой бабушкиной соседки Лукерьи, и сорвала бедного героя с резьбы.
— Я т-т-тебя прямо вот здесь и сейчас в … творог, подлянка!
Оффтопик
— Это литература, — уже откровенно ликуя, рассмеялся Камал. – Кто тебе поверит? Не вырвешься ведь, не выпущу больше. Ленка! Уймись бестолковая! Доведешь до беды…
Девчонка отчаянно вырывалась из крепких, просто каменных рук своего ненавистного. Она даже попыталась провести запрещенный прием, который никогда не позволяла себе прежде в драках и стычках с мальчишками. Но ничего у нее не получилось. Рахматуллаев ушел от удара и, заведя ее стиснутые руки за спину, попытался завершить тайм поцелуем. Ленка последним отчаянным усилием успела увернуться.
— Ловка ты, Лемешева, щеку подставлять, когда тебя целуют, — прошептал Камал, касаясь горячими губами ее скулы. – Так не целованной и помрешь.
— Да хоть сейчас!
— Я бы тоже… сейчас… с радостью, — горько прошептал парень, все еще сжимая Ленку мертвой хваткой.
Ленка неожиданно для себя всхлипнула и промокнула выступившие слезы о плечо Камала.
— Вот счастье-то привалило, дождался, — вздохнул он. – Что же? Нет?
— Нет, — едва шевельнув непослушными губами, ответила Ленка, Камал скорее угадал, чем расслышал ее ответ.
— Никогда? – срываясь в глухое отчаяние, спросил Камал. – Никогда? Но почему?
— Какой ты странный, Камушек, — вздохнула Ленка, — Разве же я знаю почему!
Оффтопик
И вот теперь Камал набрался решимости и собрался окликнуть свою ненавистницу, эту лису негодную. Собрался… Но вдруг опять забыл почему-то как это — произносить звуки. «Лена» сказал Камал, «Лена», но по-прежнему, как в детстве до встречи с фониатром, беззвучно. А девчонка убегала в сторону парадного входа, к директорскому фойе. Камал собрался было обогнуть здание с другой стороны и пройти под аркой во двор с чинарами и боковым выходом, но передумал. Он знал, Ленка на бегу ни разу не оглянется, она никогда не оглядывается, да и нет ей никакого дела до того идет кто за ней следом или нет. Дорог он ей как же! Просто шла тогда мимо и увидела драку. Как же не встрять! Везде нужно сунуть свой лисий нос! «Лиса негодная, негодная лиса», продолжал, беззвучно шевеля губами, твердить Камал. А ноги сами несли его по «лисьему» следу.
Цитаты из романа «Школота»
lit-era.com/book/shkolota-b380
Солнце сверкало в плещущих струях реки, загорелые плечи мальчишек блестели под его лучами. И, как говорила своим ученикам Азиза, рефлекс неба, ультрамариновыми бликами действительно расцвечивал контрастные тени от деревьев, валунов и скал. И даже на коже ребят отражался синеватым отливом.
К полудню цветущее ущелье наполнилось запахами можжевельника, горячей земли, цветов. В зарослях боярышника выше по склону отчаянно перекликались перепелки, кеклики, на местном наречии.
Сама-то она назвала бы литераторшу Медузой Горгоной. Назвала бы, конечно, как не назвать! Такое прозвище просто просилось на язык. Но Ленка от природы была справедливым человеком, а недавно прочла в недетской редакции Овидия, и узнала доподлинно, что там у Медузы было с Артемидой и охальником Посейдоном, и за что безжалостная богиня девственница так жестко покарала несчастную, ни в чем не повинную Медузу. Ну, понятно, куда ей с ее стрелочками против трезубца… На девчонке отыгралась… После таких метаморфоз назвать литераторшу Горгоной было бы крайне несправедливо по отношению к Горгоне.
Предания донесли до нас, как именно бушевала публика в древнегреческих амфитеатрах. Актерам, исполнявшим роль злодеев, с большим трудом удавалось дожить до конца спектакля. Зрители так самозабвенно выражали свои эмоции, что даже случалось, бывало, всем скопом накидывались на актера, взвалившего на себя неблагодарный труд представлять отрицательного персонажа. Легкие увечья не в счет! Но и вполне серьезные травмы у бедных актеров редкостью не были. Когда лимит желающих играть злодеев был окончательно исчерпан, Аристофан завел обычай, выходить на сцену перед спектаклем и обращаться к публике с призывом.
— Дорогие зрители! Не убивайте злодея, дайте ему сначала исполнить роль. После спектакля мы сами его примерно накажем!
Говорят, дело пошло на лад и древние греки бить злодеев перестали. Ну, или не на каждом спектакле били…
Так вот, прошли тысячелетия со времен Аристофана но…
Греки в качестве театральных зрителей с тех пор не сильно изменились…
И надо же было директору додуматься отправить школьный театр на гастроли в клуб именно греческой диаспоры, да еще с «Тартюфом»!
Так что, поговорим? – повторил Камал и вновь попытался добиться ответного взгляда, чувствуя подкатывающее отчаяние.
Нет, не смотрит она и все! А почему?
— Деревяшка! – презрительно процедил сквозь сохнущие губы непризнанный герой-любовник, — И Подберезкина туда же! Обе-две не доступные Татьяны Ларины!
— Не все коту творог, когда и мордой об порог, — ответила Ленка любимой поговоркой бабушкиной соседки Лукерьи, и сорвала бедного героя с резьбы.
— Я т-т-тебя прямо вот здесь и сейчас в … творог, подлянка!
— Это литература, — уже откровенно ликуя, рассмеялся Камал. – Кто тебе поверит? Не вырвешься ведь, не выпущу больше. Ленка! Уймись бестолковая! Доведешь до беды…
Девчонка отчаянно вырывалась из крепких, просто каменных рук своего ненавистного. Она даже попыталась провести запрещенный прием, который никогда не позволяла себе прежде в драках и стычках с мальчишками. Но ничего у нее не получилось. Рахматуллаев ушел от удара и, заведя ее стиснутые руки за спину, попытался завершить тайм поцелуем. Ленка последним отчаянным усилием успела увернуться.
— Ловка ты, Лемешева, щеку подставлять, когда тебя целуют, — прошептал Камал, касаясь горячими губами ее скулы. – Так не целованной и помрешь.
— Да хоть сейчас!
— Я бы тоже… сейчас… с радостью, — горько прошептал парень, все еще сжимая Ленку мертвой хваткой.
Ленка неожиданно для себя всхлипнула и промокнула выступившие слезы о плечо Камала.
— Вот счастье-то привалило, дождался, — вздохнул он. – Что же? Нет?
— Нет, — едва шевельнув непослушными губами, ответила Ленка, Камал скорее угадал, чем расслышал ее ответ.
— Никогда? – срываясь в глухое отчаяние, спросил Камал. – Никогда? Но почему?
— Какой ты странный, Камушек, — вздохнула Ленка, — Разве же я знаю почему!
И вот теперь Камал набрался решимости и собрался окликнуть свою ненавистницу, эту лису негодную. Собрался… Но вдруг опять забыл почему-то как это — произносить звуки. «Лена» сказал Камал, «Лена», но по-прежнему, как в детстве до встречи с фониатром, беззвучно. А девчонка убегала в сторону парадного входа, к директорскому фойе. Камал собрался было обогнуть здание с другой стороны и пройти под аркой во двор с чинарами и боковым выходом, но передумал. Он знал, Ленка на бегу ни разу не оглянется, она никогда не оглядывается, да и нет ей никакого дела до того идет кто за ней следом или нет. Дорог он ей как же! Просто шла тогда мимо и увидела драку. Как же не встрять! Везде нужно сунуть свой лисий нос! «Лиса негодная, негодная лиса», продолжал, беззвучно шевеля губами, твердить Камал. А ноги сами несли его по «лисьему» следу.