— Ладно, оставим морально-этические соображения. Что сделано, то сделано. Продолжай, — произнёс Ярослав.
Вельн переглотнул и продолжил:
— После того, как Талисман был пойман, маги разъехались по разным концам света, только Рирэ и я остались при императоре. И на несколько лет я забыл о тех ужасных событиях. Но два года назад прозвучал первый тревожный сигнал, напоминающий о прошедшем. Умер один из магов Шуи. Но он был глубоким стариком, и это не очень взволновало ни меня, ни Рирэ. Но ровно год спустя, в годовщину захвата Талиса, ни с того ни с сего умер Рингуанг — сильный, успешный маг, которому до старости было ещё далеко. Его нашли в собственном доме и лицо, и тело его было искажено муками. С этим случаем разбирались маги-эксперты, установили, что маг перед смертью испытывал запредельную боль, но причину этой боли установить так и не удалось. Никакого магического вмешательства не было, а физического и подавно. Сопоставив даты двух смертей, Рирэ разволновалась ни на шутку и принялась искать двух оставшихся магов. Вскоре она узнала, что маг Янву сразу после дела с Талисманом уехал на острова и стал отшельником, и три года назад скончался. Следы мага Чунджи Рирэ искала очень долго, в итоге они привели её в Город-на-мостах. Похоже было на то, что Чунджи пытался исправить то, что получилось, и умер первым год спустя после гибели города. Там Рирэ и нашла объяснение всей этой цепочке смертей.
Вельн достал из кармана камень. Небольшой плоский камень, ничего примечательного.
— В этом камне запечатаны кое-какие «воспоминания» города о том дне. Вот они.
Дрогнувшей рукой Вельн протёр камень, и из него раструбом вверх заструился бледный свет, а в этом свете проявилось изображение.
Мостовая. На ней лежит немолодой рыжеволосый мужчина с мертвенно белым лицом. Его придавил огромный кусок камня, отвалившийся от опоры моста. Рядом на коленях стоит женщина с растрёпанными красными волосами, она пытается вытащить мужчину, пытается приподнять тяжёлую глыбу. Но тщетно. И поздно. Мужчина уже мёртв.
Его лицо и окаменевшее в гримасе отчаяния лицо женщины заставляют память Андрея трястись в припадке. Уже не рябь, не круги — волны искажают некогда гладкую и молчаливую поверхность памяти. Потому что эти лица знакомы. И не просто знакомы — они родные, эти лица!
Женщина медленно встаёт с колен, обводит красными (и Андрей знает, что это естественный цвет) глазами тот хаос, что творится вокруг и сжимает кулаки.
«Все, кто повинен в этом кошмаре, — говорит женщина, и воздух дрожит от её голоса, будто бы сказанные слова, не просто слова, а нечто большее, — все, кто сотворил его, будьте вы прокляты! ПРОКЛЯТЫ! Кто бы вы ни были, что б вы ни делали, где бы ни прятались, проклятье достанет вас. Всех до единого. И ввергнет в хаос боли и отчаянья. Таково. Моё. Последнее. Слово!»
Свист падающей балки оборвал запись, свет, источаемый камнем, померк.
— Это Флемри Гелдауг, твоя мать, — бесцветным шёпотом произнёс Вельн. — Она была дивом. Проклинающей.
— Ладно, оставим морально-этические соображения. Что сделано, то сделано. Продолжай, — произнёс Ярослав.
Вельн переглотнул и продолжил:
— После того, как Талисман был пойман, маги разъехались по разным концам света, только Рирэ и я остались при императоре. И на несколько лет я забыл о тех ужасных событиях. Но два года назад прозвучал первый тревожный сигнал, напоминающий о прошедшем. Умер один из магов Шуи. Но он был глубоким стариком, и это не очень взволновало ни меня, ни Рирэ. Но ровно год спустя, в годовщину захвата Талиса, ни с того ни с сего умер Рингуанг — сильный, успешный маг, которому до старости было ещё далеко. Его нашли в собственном доме и лицо, и тело его было искажено муками. С этим случаем разбирались маги-эксперты, установили, что маг перед смертью испытывал запредельную боль, но причину этой боли установить так и не удалось. Никакого магического вмешательства не было, а физического и подавно. Сопоставив даты двух смертей, Рирэ разволновалась ни на шутку и принялась искать двух оставшихся магов. Вскоре она узнала, что маг Янву сразу после дела с Талисманом уехал на острова и стал отшельником, и три года назад скончался. Следы мага Чунджи Рирэ искала очень долго, в итоге они привели её в Город-на-мостах. Похоже было на то, что Чунджи пытался исправить то, что получилось, и умер первым год спустя после гибели города. Там Рирэ и нашла объяснение всей этой цепочке смертей.
Вельн достал из кармана камень. Небольшой плоский камень, ничего примечательного.
— В этом камне запечатаны кое-какие «воспоминания» города о том дне. Вот они.
Дрогнувшей рукой Вельн протёр камень, и из него раструбом вверх заструился бледный свет, а в этом свете проявилось изображение.
Мостовая. На ней лежит немолодой рыжеволосый мужчина с мертвенно белым лицом. Его придавил огромный кусок камня, отвалившийся от опоры моста. Рядом на коленях стоит женщина с растрёпанными красными волосами, она пытается вытащить мужчину, пытается приподнять тяжёлую глыбу. Но тщетно. И поздно. Мужчина уже мёртв.
Его лицо и окаменевшее в гримасе отчаяния лицо женщины заставляют память Андрея трястись в припадке. Уже не рябь, не круги — волны искажают некогда гладкую и молчаливую поверхность памяти. Потому что эти лица знакомы. И не просто знакомы — они родные, эти лица!
Женщина медленно встаёт с колен, обводит красными (и Андрей знает, что это естественный цвет) глазами тот хаос, что творится вокруг и сжимает кулаки.
«Все, кто повинен в этом кошмаре, — говорит женщина, и воздух дрожит от её голоса, будто бы сказанные слова, не просто слова, а нечто большее, — все, кто сотворил его, будьте вы прокляты! ПРОКЛЯТЫ! Кто бы вы ни были, что б вы ни делали, где бы ни прятались, проклятье достанет вас. Всех до единого. И ввергнет в хаос боли и отчаянья. Таково. Моё. Последнее. Слово!»
Свист падающей балки оборвал запись, свет, источаемый камнем, померк.
— Это Флемри Гелдауг, твоя мать, — бесцветным шёпотом произнёс Вельн. — Она была дивом. Проклинающей.