Погода стояла по-весеннему теплая и ясная. Почва вязла под копытами, грозя с чавканьем вырвать подковы. Повсюду журчали ручьи, на редких рябинах и кустах бузины распускались почки, вербы пушились котиками, стучал сок в березовых стволах. Важно каркали грачи, щебетали едва вернувшиеся с зимовий ласточки. Пустошь, осенью кроваво-красную из-за бушующих зарослей толокнянки, теперь было не узнать. Проклевывались свежие зеленые побеги из-под увядшей листвы. То тут, то там вспыхивали яркие краски первоцветов: сиреневых печеночниц, желтых примул и белых ландышей. Аж в глазах рябило — отвыкли за зиму. Дурманил разлитый по воздуху аромат.

Когда солнце начало клониться к горной гряде впереди, мы въехали под сень разлапистых елей. Едва заметные после зимы, заваленные стволами, ветвились тропы. Я ехала по самой большой. В конце прошлой осени этот лес стоял тихий-тихий, даже на ветру не шевелился, а теперь в нем что-то беспрестанно шелестело, хрустели сучья, мелькали тени. Как будто медведь сквозь чащу ломился. Хм… Подтверждая мою догадку, сбоку донеслось ржание.

Возле очередной поваленной елки я спрыгнула и принялась искать окольный путь. Это оказалось непросто. Лес повсюду рос густой, продираться сквозь колючий ельник мой конь отказывался. А вдруг напорется на сук, на ком мне дальше тогда ехать? Мы долго кружили в поисках просвета. Опустились сумерки, из низин поволок стылый туман. Но мы все же выбрались на широкую дорогу и примерно через полчаса были у зияющего в скале провала.