Созрело моё впечатление для критики на конкурс, поэтому, пожалуй, начну.

Но нового я ничего не скажу. Почти всё уже сказано. Но, раз Бородец просит, то — пожалуйста.

 

КРИТИКА НА КОНКУРС.

Общее впечатление так и осталось неизменным: сумбурность и рваность. Отсутствие формы для воплощения мысли — вернее, безуспешные попытки найти эту самую форму.

Идея… Новые идеи все закончились ещё в античности, поэтому о принципиальной новизне идти речь вообще не может. Разве что могут изменяться какие-то нюансы при её подаче. С этой точки зрения идея рассказа (употребляю то слово, какое заявлено на конкурсе) — вполне приемлема. А вот всё остальное…

Сюжет. Невозможно впихнуть сюжет длиною в сознательную жизнь в маленький рассказик. Автор взялся за неподъёмное. Или ему следовало остановиться на каких-то самых ярких, узловых моментах и развивать их, отталкиваться от них, или превращать рассказ в повесть — с теми же героями, с той же идеей.

Повествование — уже сказано. Много лишнего. Автор перескакивает с одного на другое без всякой связи. Вставки-пояснения, которые, по идее, должны дать читателю представление о нравах тамошнего общества, свою роль не выполняют. Некоторые из них не нужны вообще — например, вот эта:

Смысла в ней нет никакого.

Язык и стилистика. Отсутствие стиля — конечно же, тоже стиль, с этим никто не спорит, но даже в его отсутствии есть хоть какой-то намёк на тень стиля. В этом же рассказе нет даже намёка. Язык… о языке очень хорошо написала Ленская Елена. В коллекцию найденных ею перлов могу добавить ещё один:

В этом предложении как минимум одно лишнее слово — «оперативно». Не из той оно цивилизации и не из того времени. «Нужное для наказаний» — громоздко.

Герои — плоские. Без глубины. Традиционная пара «плохой — хороший», но в ней совершенно не проработана мотивация поступков и мыслей. Сцена наказания раба, после которой Метоса не покидает какое-то непонятное чувство — простите, но мне неясно в принципе, откуда у него возникло это чувство. Правильно было сказано: он — сын царя. Он рос среди всего этого. Тем более что наблюдает он за наказанием с ледяным спокойствием. Откуда это чувство? Что произошло такого, чтобы оно появилось?

Ладно, Геспес — он, грубо говоря, существует в рассказе для мебели (ну и ещё для роли Иуды). Но с Метосом можно было бы и вплотную поработать. В конце концов, рассказ-то — про него.

Отсюда прямым ходом вытекает достоверность — то есть, недостоверность. Автор попытался украсить свой рассказ жизненными деталями, но у него, к сожалению, ничего не вышло.

То же самое и с психологией отношений. Здесь надо задать вопрос: а нужно ли прописывать эту психологию в паре Метос — Геспес? Её и так нет, но если автор собрался переделывать рассказ, то вопрос вполне уместен. Не лучше ли сосредоточиться на паре Метос — учитель?

Про ошибки и ляпы всё уже сказали лучше, чем я.

Ощущения. Ощущения у меня два — взаимоисключающих.

Первое: рассказ не надо переделывать или переписывать. Его надо писать заново.

Второе: этот рассказ вполне может быть написан как стёб над всеми и вся. Если это так, то мы с критикой здорово попались, и Бородец — в первую очередь. А я с ним за компанию — во вторую.