Ещё несколько секунд Фангар шёл молча, потом повернулся к Талису, посмотрел на того очень серьёзно и тихо ответил:

 

— Да в том-то и дело, что ничего, вроде, не произошло, но… — парень снова запнулся, помолчал ещё немного и решительно продолжил: — Сон мне приснился. Странный сон, очень сильный, эмоциональный. Я проснулся весь в слезах. Понимаешь? Я с детства ни разу не плакал, а тут — сон! И главное — я совершенно ничего не помню, что мне снилось. Абсолютно! Единственное, что стоит в памяти — это небо. Очень тяжёлое, серое небо. И ещё огонь. И ощущения… — Фангар прикрыл глаза, вспоминая. — Ощущение, будто рвётся что-то внутри, или сам я рвусь… И больно, и страшно… и хорошо…

 

Фангар открыл глаза, в их ясной глубине плескалась растерянность, чистая, детская растерянность.

 

— Знаешь… я, когда проснулся, у меня словно второе дыхание открылось. Словно я всю жизнь до этого таскал на плечах здоровенный камень… или тяжеленные латы, и вдруг снял их, скинул. И так легко-легко стало. Свободно. И мир вокруг какой-то другой. Вроде, тот же самый: люди, дома, работа, политика. А всё равно — что-то как будто сдвинулось. Будто бы мир от болезни очнулся, из комы вышел… Странное сравнение, но вот пришло же в голову. У меня потом ещё несколько дней эта эйфория была: в душе лёгкость, радость и свет, ходишь по городу и улыбаешься всему, потому что любишь. И любовь эта какая-то Вселенская…

 

Фангар улыбнулся, и в его глазах заиграло солнце.

 

— Но что самое странное, — тихо продолжил он, — этот сон не только мне снился. Я о нём никому не рассказывал, это Еррор мне первый рисунок показал. Рисунок Алисии — одной художницы из Польши. Я, когда его увидел — остолбенел. На нём было изображено то самое небо из сна, а в небе храм. Странный какой-то храм, нехороший — будто клетка, перемотанная цепями, и внутри что-то горит. Вроде как, солнце. А вокруг пустота и темнота, и только тянется к храму лестница — хрупкая, тонкая, и вот она светится… Мне потом Еррор признался, что ему это небо снилось и храм тоже, и ощущения все в точности как у меня. Мы позже с Алисой списались, она сказала, что всё это ей тоже приснилось. Еррор тогда кипишь поднял, всё твердил, что это знак, и что нам троим нужно встретится. Ну, мы и встретились. Для них это и правда знаком оказалось — они через год поженились, а я так и живу по-старому. Но я ещё тогда подумал: а вдруг это не только нам троим, вдруг это вообще всем приснилось? И если так, то что это может быть?

 

Фангар прищёлкнул языком.

 

— Загадка, правда?