А мне сегодня пришла мысль — а что если в пролог этот кус выделить… м-м…
Фокал воронаЯсно, ни облачка на небе! Красота, а не день сегодня.
С высоты птичьего полета Нью-Йорк был виден, как на ладони. Гигантские небоскребы, между которыми бежал бурлящий поток горожан. В пробке сигналили желтые без конные кареты, называемые «такси». Зелень заменил бетон, посреди которого Централ парк казался «раем на земле».
Черный ворон не спеша перелетал с одного баннера на другой, зависая над оживленной улицей.
Внизу гудел, кричал и кипел разношерстный народ.
«Какие забавные эти люди, куда они так торопятся? Не знают, кому обязаны своей безопасностью» — размышлял, очищая от грязи стальной клюв — цзинь-цзинь! — заскрежетал металл о жестяную вывеску, вторя звону тележек грузчиков у супермаркета.
Каждые двадцать ярдов по часовому, они идут в минуту по ярду. Все на местах.
Жизнь только одного человека была ему дороже собственной, мысли — понятными, а команды — обязательными к выполнению. Глаза-горошинки пристально наблюдали за Хозяином — Эриком Корвиком, чья хрупкая фигурка с легкостью рассекала толпу.
«Нет, все-таки он выделяется среди смертных», — Уко старался не упускать Хозяина из виду. — " Слишком уж сильна в нем кровь Воронов, чтоб быть просто одним из толпіы"
От Воронов у юноши темно-карие глаза с вызовом во взгляде и брови вразлет, чаще нахмуренные в недоверии. Каждый, кто заглянул Корвику в глаза увидел бы гордость, величие и вызов. Нежная бледная кожа. И волосы — темные, будто уголь. Спутница Эрика, невзрачного и немного крестьянского вида, женщина пыталась не отставать от командира.
Уко почувствовал в воздухе запах тревоги. Его этому учили еще птенцом. На сердце аж похолодело, не выдержав, ворон подлетел к своему хозяину. Так нельзя, Корвик не терпит подобных вольностей. Уко упрямо расселся на плече, чем удивил еще парочку прохожих. Ворон хотел быть поближе к человеку, так четче звучал внутренний голос Эрика.
С высоты птичьего полета Нью-Йорк был виден, как на ладони. Гигантские небоскребы, между которыми бежал бурлящий поток горожан. В пробке сигналили желтые без конные кареты, называемые «такси». Зелень заменил бетон, посреди которого Централ парк казался «раем на земле».
Черный ворон не спеша перелетал с одного баннера на другой, зависая над оживленной улицей.
Внизу гудел, кричал и кипел разношерстный народ.
«Какие забавные эти люди, куда они так торопятся? Не знают, кому обязаны своей безопасностью» — размышлял, очищая от грязи стальной клюв — цзинь-цзинь! — заскрежетал металл о жестяную вывеску, вторя звону тележек грузчиков у супермаркета.
Каждые двадцать ярдов по часовому, они идут в минуту по ярду. Все на местах.
Жизнь только одного человека была ему дороже собственной, мысли — понятными, а команды — обязательными к выполнению. Глаза-горошинки пристально наблюдали за Хозяином — Эриком Корвиком, чья хрупкая фигурка с легкостью рассекала толпу.
«Нет, все-таки он выделяется среди смертных», — Уко старался не упускать Хозяина из виду. — " Слишком уж сильна в нем кровь Воронов, чтоб быть просто одним из толпіы"
От Воронов у юноши темно-карие глаза с вызовом во взгляде и брови вразлет, чаще нахмуренные в недоверии. Каждый, кто заглянул Корвику в глаза увидел бы гордость, величие и вызов. Нежная бледная кожа. И волосы — темные, будто уголь. Спутница Эрика, невзрачного и немного крестьянского вида, женщина пыталась не отставать от командира.
Уко почувствовал в воздухе запах тревоги. Его этому учили еще птенцом. На сердце аж похолодело, не выдержав, ворон подлетел к своему хозяину. Так нельзя, Корвик не терпит подобных вольностей. Уко упрямо расселся на плече, чем удивил еще парочку прохожих. Ворон хотел быть поближе к человеку, так четче звучал внутренний голос Эрика.