РояльРояль
The piano has been drinking…
(Tom Waits)
Звон. Нет, грохот. Голова… о-о, моя голова! Словно гигантский молот лупит по стенкам черепа. Изнутри. Мы кузнецы, блин, и дух наш молод, и мы чего-то там куём. Вы куёте, а мне куёво. Предупреждали же… Оно мне было надо: кьянти после бехеровки? И ещё шампанским сверху. О-ой, как бехеровенько! И кюхельбекерно, и тошно. Мой последний конкурс Концертино Прага. Когда нас писали в студии, мне ещё не было восемнадцати. А в день подведения итогов уже было, оттого и последний. Отметила совершеннолетие, нечего сказать. И премию Гелены Карасковой заодно. Оторвала-таки гран-при напоследок, утёрла нос этой задаваке-австриячке. И вундера очкастого из Словении уделала. Видела бы меня сейчас Лея Оскаровна, моя первая учительница в районной музыкалке. Нет… сейчас лучше не надо.
Снова звон. Теперь не изнутри головы, а снаружи. А-а, как же больно!
Звенят струны в утробе рояля. Того, который в соседней комнате. Хорошо всё-таки, что у двоюродной тётки шикарный старый дом в пригороде Праги. Какой уж там отель — конечно, я остановилась у неё. Тем более, что тут настоящий «Стейнвей» в гостиной. Белый с золотом, с вальяжно-царственным звучанием. Одно слово — рояль. А теперь эта рояльская морда звенит. Сама. Жутким, кровавым диссонансом, рвущим нервы на шматки и крошащим в кашу остатки мозга. Да что же там такое?
Нет, это не просто диссонанс. Как будто неумелые ручонки первоклассника играют гаммы. Так, наверное, я играла на первых занятиях. И скрежет какой-то изнутри. Адский скрежет… или гадский. Чёрт, страшно подходить. Что там тётка рассказывала про этот рояль? Вместе с домом ей достался. Прежние хозяева сказали, с незапамятных времён он у них. Реликвия. Не хотели продавать — память о младшей дочке, Марженке. Способная была девочка, абсолютный слух, большое будущее и всё такое. Утонула за день до восьмилетия. Даже тело не нашли.
Вот только привидений мне ещё и не хватало. Гамма рассыпается мелким бисером. Несколько ударов по басам не в такт, и снова скрежет. Если ты такая гениальная была, Марженка, что ж ты играешь так паршиво, а? Бедная моя головушка…
Нет, с этим пора кончать. Привидений не бывает. А если бывают, то я их не боюсь. Почти что. Вот я уже подхожу. И никакой холод не пробирает, и ноги не подкашиваются, как положено, если верить всяким дрянным книжонкам. Ну, призрак фигов, где ты?
А-а-а-ааааа!!! Мыыыыыыыыыыышь!!!
The piano has been drinking…
(Tom Waits)
Звон. Нет, грохот. Голова… о-о, моя голова! Словно гигантский молот лупит по стенкам черепа. Изнутри. Мы кузнецы, блин, и дух наш молод, и мы чего-то там куём. Вы куёте, а мне куёво. Предупреждали же… Оно мне было надо: кьянти после бехеровки? И ещё шампанским сверху. О-ой, как бехеровенько! И кюхельбекерно, и тошно. Мой последний конкурс Концертино Прага. Когда нас писали в студии, мне ещё не было восемнадцати. А в день подведения итогов уже было, оттого и последний. Отметила совершеннолетие, нечего сказать. И премию Гелены Карасковой заодно. Оторвала-таки гран-при напоследок, утёрла нос этой задаваке-австриячке. И вундера очкастого из Словении уделала. Видела бы меня сейчас Лея Оскаровна, моя первая учительница в районной музыкалке. Нет… сейчас лучше не надо.
Снова звон. Теперь не изнутри головы, а снаружи. А-а, как же больно!
Звенят струны в утробе рояля. Того, который в соседней комнате. Хорошо всё-таки, что у двоюродной тётки шикарный старый дом в пригороде Праги. Какой уж там отель — конечно, я остановилась у неё. Тем более, что тут настоящий «Стейнвей» в гостиной. Белый с золотом, с вальяжно-царственным звучанием. Одно слово — рояль. А теперь эта рояльская морда звенит. Сама. Жутким, кровавым диссонансом, рвущим нервы на шматки и крошащим в кашу остатки мозга. Да что же там такое?
Нет, это не просто диссонанс. Как будто неумелые ручонки первоклассника играют гаммы. Так, наверное, я играла на первых занятиях. И скрежет какой-то изнутри. Адский скрежет… или гадский. Чёрт, страшно подходить. Что там тётка рассказывала про этот рояль? Вместе с домом ей достался. Прежние хозяева сказали, с незапамятных времён он у них. Реликвия. Не хотели продавать — память о младшей дочке, Марженке. Способная была девочка, абсолютный слух, большое будущее и всё такое. Утонула за день до восьмилетия. Даже тело не нашли.
Вот только привидений мне ещё и не хватало. Гамма рассыпается мелким бисером. Несколько ударов по басам не в такт, и снова скрежет. Если ты такая гениальная была, Марженка, что ж ты играешь так паршиво, а? Бедная моя головушка…
Нет, с этим пора кончать. Привидений не бывает. А если бывают, то я их не боюсь. Почти что. Вот я уже подхожу. И никакой холод не пробирает, и ноги не подкашиваются, как положено, если верить всяким дрянным книжонкам. Ну, призрак фигов, где ты?
А-а-а-ааааа!!! Мыыыыыыыыыыышь!!!
Символов с пробелами: 2336