Часть первая.

Антон Петрович сидел в кресле с блаженным видом, закатив глаза и глядя на размеренно плывущие по закатному небу облака. Это были последние драгоценные минуты спокойствия, так обожаемые им с одной стороны, но и оценить по достоинству которые он мог лишь благодаря своей внучке — маленькой неугомонной девчёнке четырёх лет отроду. Анечкины родители всегда оставляли внучку на выходные с дедом, дабы самим спокойно и ни о чём не заботясь, отдохнуть. В душе Антон Петрович искренне радовался этой возможности общения с ребёнком — живым и задорным существом, никогда не устающим и донимающим его всевозможными вопросами. Эти вопросы заставляли деда возвращаться в давно ушедшее прошлое и он так увлекался этим процессом, что забывал о реальности. Плыл в этом потоке воспоминаний, тянущихся одно за другим, как платки у фокусника, возникающие из ниоткуда — вот, кажется, этот красный платок будет последним, но за красным следует зелёный, за зелёным — белый и это длится бесконечно долго. Так и с воспоминаниями — одно, кончаясь, подцепляет невидимой удочкой другое...

… Его размышления прервал стук в дверь. Антон Петрович не сразу пришёл в себя и какое-то время продолжал сидеть неподвижно, не предпринимая попыток к тому, чтобы встать и открыть дверь. Стук повторился и он заставил себя подняться. Накинув на плечи тёплый плед, в некоторых местах безжалостно поеденный молью и временем, пахнущий детством — его любимый плед, оставшийся от матери, которая укутывала его — маленького — полностью, с головы до ног, оставляя лишь маленькое отверстие, чтобы дышать, брала на руки и выходила с ним на балкон. И в это отверстие он видел то самое небо с лениво плывущими куда-то облаками. Этот взгляд из детства, как фотография в рамке, отпечатался в его памяти. Это действо стало почти традицией — мать берёт его на руки, укутанного, и несёт на балкон. Позднее, когда он подрос, традиция осталась прежней, изменилось только то, что на балкон он шёл своими собственными ногами, но всё так же укутанный, следуя рядом с матерью. Они стояли как правило молча, не произнося ни слова, и просто смотрели в небо и наслаждались каждым моментом… Всякий раз теперь, укрываясь пледом, Антон Петрович переживал эти моменты снова и снова. И сейчас, направляясь к двери, он ощутил себя ребёнком...

… Тем радостнее представлялась встреча с внучкой… Зал и коридор он пересекал быстрым шагом, попутно окидывая взглядом и оценивая содержимое помещений. В полумраке нельзя было почти ничего разобрать. Всё слилось в едва различимую массу с расплывчатыми, нечёткими контурами, лишь громосдкий шкаф из красного дерева как бы вырастал из темноты и показывал этим свою значимость и превосходство перед остальной мебелью. Проходя мимо него Антон Петрович приостановился, напряг зрение, чтобы рассмотреть детали. Всё было по-прежнему — дверцы заперты, только замочная скважина поблескивает, являя собою стража, хранителя тайн и секретов, скрытых ею от непосвещённых. Очередной стук — более сильный и нетерпеливый — привёл его в чувства и повелевал подчиниться и ускорить шаг. Однако, Антон Петрович не мог понять, что заставило его остановиться возле шкафа. Что-то было не так, но что именно, он пока не знал. Стук, теперь уже постоянный и непрекращающийся, будто барабанная дробь, будто музыкальное сопровождение и дополнение к странности всей ситуации, делал её ещё более нереальной и сюр-реалистичной. Однако, этот стук отвлёк старика от мыслей и он забыл о загадке, влекомый встречей с любимой внучкой Анечкой.

… Он подошёл к двери. Остановился, прислушался. Судя по голосам, сомнений не было, что это его семья. Он с усилием сдвинул тяжёлый затвор, с шумом молотка о наковальню ударившийся в упор замка. Приоткрыл дверь и ему в лицо ударил яркий луч света, исходивший от лампы. Свет будто принёс из неведомых далей три фигуры, такие родные — ну конечно, это они — его дочка с мужем и его любимая внучка. Фигуры какое-то время стояли молча, не двигаясь. Потом, придя в себя, заговорила его дочь — Катя...

… Катюша была единственной дочерью Антона Петровича. Она стала поздним, и от этого особенно долгожданным ребёнком. Антон Петрович души не чаял в ней, всячески потакая её капризам, в тайне от жены — жёсткой и суровой женщины. К сожалению, мать Катюши умерла, когда девочке было пять лет. После этого дочь изменилась — стала серьёзной, самостоятельной, замкнутой. Но росла умницей — отлично училась, с головой уйдя в образование, но со сверстниками не общалась — держала всех на расстоянии. Школу окончила с золотой медалью, поступила в университет. Там она встретила своего будущего мужа. Тогда он был старшекурсником факультета, на котором училась Катя. Может от переизбытка выпавших на её детство трудностей, Катя с запозданием окунулась в юношество — стала меньше времени уделять учёбе и больше веселиться. Антон Петрович не осуждал её за это, понимая, что наказами и упрёками может только усугубить положение. Напротив, он старался поддержать дочь во всех её чудачествах.

… Скоро тактика Антона Петровича возымела должный эффект — Катя вновь стала серьёзной, вернулась к обучению. Но теперь её серьёзность отличалась от той — из детства. Тогда она была замкнута в своём собственном мирке, не допуская в него посторонних. А теперь она открылась людям. Теперь она совмещала в себе стойкость и мягкость, упорство, самостоятельность, серьёзность и весёлость. Теперь она стала сильнее. За тем родилась Анечка. Это событие стало счастьем как для родителей, так и для Антона Петровича, оказавшегося теперь дедушкой. С самого раннего возраста Анюта на выходные дни передавалась родителями в надёжные руки Антона Петровича. Это так же стало, своего рода, традицией.

..."Ох, и напугал же ты нас, папуль! Я уж решила, что что-то случилось!", — с усталым видом произнесла Катя, когда Антон Петрович открыл дверь.

— Нет нет, всё хорошо, просто я не сразу услышал стук, — ответил старик. Катя вновь приобрела беззаботный вид, легонько подтолкнула дочку вперёд, мягко заставляя её войти. Взглянула на Антона Петровича с виноватой улыбкой, за тем перевела взгляд на дочь. Убедившись, что та переступила порог дома, и ощутив временную свободу от забот, побежала вниз по лестнице. Гул её шагов долго бился о стены просторной парадной, постепенно сливаясь со звуками наступающей ночи и, наконец, стих.

… Включив светильник в прихожей, Антон Петрович запер входную дверь. Ему показалось странным, что девочка — обычно живая и очень разговорчивая — за всё это время не произнесла ни слова, а лишь стояла молча и как-то подозрительно смотрела на деда. Не зная, как на это реагировать и что ожидать, он взял внучку за руку и повёл на кухню — пить чай. Они шли через тёмные комнаты и удаляющийся огонёк светильника сопровождал их своим скудным светом. Войдя в кухню, Антон Петрович достал из коробки заранее приготовленную для этого случая свечу — большую, в форме шара, жёлтую — как солнце, поставил в центре круглого обеденного стола и торжественно зажёг. Кухня начала оживать от разгорающегося пламени и по стенам пустились в пляс тени, зазывая присоединиться к ним. Обычно, дед с внучкой так и поступали — начинали ходить вокруг стола, подражая животным, корчили друг другу гримасы, и их тени на самом деле вливались в эту безумную ночную пляску. Но сейчас Аня не последовала устоявшемуся действию. Она просто стояла и с любопытством смотрела на деда. Антон Петрович окончательно растерялся и, чтобы спасти ситуацию, направился ставить чайник на плиту. Анюта последовала за ним. Нахмурив брови и сопя, она шла позади деда и с затылка до пят оценивала его...

Антон Петрович, прямо-таки, ощущал взгляд внучки на себе. Его будто прощупывали и от этого становилось не по себе. Возникало желание скрыться. Чтобы отвлечь девочку или, хотя бы, избежать её взгляда, старик резко остановился, пропуская внучку вперёд, но она, замедлив шаг, крадучись, стала обходить вокруг деда. "Ну прямо, как ёлка новогодняя, вокруг которой хоровод водят!!", — подумал он. "Да в чём же дело! Что с девочкой?!". Эти мысли возникали одна за другой в его голове и, подобно воронке, всё сильнее закручивались в единый вихрь. Антон Петрович энергично потряс головой — как животные стряхивают с себя воду, выходя на сушу из реки — так и он пытался выкинуть лишние и неприятные мысли. "Надо что-то делать! Само собой это не разрешится, судя по тому, что Аня увлекалась всё больше", — решил он.

— Анюта, что такое? Почему ты рассматриваешь меня и что пытаешься увидеть? — твёрдым голосом, но с нежностью спросил старик. Девочка остановилась, подняла глаза и произнесла: "Папа с мамой сказали, что тебя надо на дачу брать!"

— Для чего?

— Папа сказал, что ему лень чистить снег, и, что пусть мама привозит тебя, тогда и чистить снег не придётся! И песок не надо тащить. Что ты будешь ходить по дорожкам и посыпать их!!! Вот я и смотрю, куда ты спрятал песок! Может в карманах держишь его?! Скажи, деда, где ты его прячешь? Антон Петрович остолбенел от удивления, потом улыбнулся, порадовавшись, что с девочкой всё в порядке. Просто она стала жертвой шутливого разговора между родителями!

— Ах, вот в чём дело! Видишь ли, Анюта, когда я еду на дачу, я всегда беру с собою полный рюкзак песка, чтобы не скользить на снегу. А рюкзак я держу в большом шкафу!

— А! Поняла теперь, деда! И по-этому ты закрываешь дверцу шкафа, чтобы рюкзак не упал и песок не рассыпался!, — с вздохом облегчения воскликнула девочка.

— Именно так, внученька! Какая ты молодец! Разгадала загадку деда!!! А теперь, пойдём ставить чайник и пить чай!...