Альтер эго (а был ли Радагаст?)

Так просто дать себе волю, став другим. Так просто надеть чужую личину. Не может Гэндальф Серый бродить по кромке Лихолесья, не в его это правилах спасать умерших ежиков… И еще при жизни давать им имена! А Радагаст Бурый — может. Может! Может сунуться куда не следует, может найти моргульский клинок и, слушая рассуждения Сарумана, внимать словам Галадриэль.

— А ты ей нравишься, — хихикает Радагаст Бурый.

— Заткнись, — чуть не в голос отвечает Гэндальф Серый.

— Что, по душе капля свободы? — бормочет Радагаст Бурый.

Не может Гэндальф Серый так смотреть на Галадриэль, да он и не смотрит. Как не может, рискуя собой, увести орков с Пустоши. «При чем тут кролики?» — скользит нелепая мысль. И тут же пропадает. Это Радагаст Бурый, будь он неладен, возвращает свободу гномам, когда Гэндальф Серый, изобиженный и сердитый, сваливает подальше. «Прав Торин, прав! За каким орком ты столько лет держал ключ и карту его деда?» — совестит упрямец Радагаст. И заставляет вернуться.

Радагаст Бурый отыскивает короткую дорогу в город гоблинов. И убивает их короля. Гэндальф Серый бы еще сто раз подумал, а надо ли, не высока ли цена? А то и вовсе повернул назад. Радагасту раздумья неведомы. Хотя… тоже бывает!

— Надо предупредить гномов, — твердит Гэндальф Серый у стен нового пристанища Саурона.

— Если проснулось зло, в опасности все Средиземье, — поясняет очевидное Радагаст Бурый.

— Ты хочешь, чтобы я предал своих друзей?! — ошарашенно отвечает Гэндальф Серый.

— Не остановишь зло, погибнут все. Отправлять на смерть своих друзей тебе предстоит не раз, — ехидничает Радагаст Бурый. — Но только во имя великой цели. А сам-то сможешь?

— А… это не ловушка? — осторожно уточняет Гэндальф Серый.

— Несомненно, это ловушка! — радуется Радагаст Бурый.

И Гэндальф лезет в нее. Или Радагаст?

Проходит много времени. Радагаст давно стерт из памяти и разума. Никто не помнит, жив он или нет.

Гэндальф Серый возглавляет поход Девятерых. Девять побратимов, девять хранителей.

— Девять! Не десять, — убеждает сам себя Гэндальф Серый, глядя по вечерам в огонь.

Боромир косится на тень у костра. Безумие у него в крови, он чует его за лигу. Арагорн морщится, но молчит. Он привык к странностям мага.

Нужно беречь себя. Не надо слушать Бурого приятеля. Он то слишком умен, то неимоверно глуп.

Пещеры Мории полны старых кошмаров. Гэндальф Серый прикрывает глаза.

— Я говорил! — внезапно ворчит Радагаст под ухом. — Я предупреждал не соваться!

Поздно. Не успеть, не смочь, не преодолеть…

Гоблины и тролли расступаются для древнего, страшного зла, которое погубило гномов: добрейшего Балина, милого Ори, вечно кутавшегося в вязаный воротник… Что они не поделили с Даином, что погнало их прочь из счастливого Эребора, задыхающегося в своем благополучном величии?

— Ты позабыл про… — шепчет Радагаст Бурый, и Гэндальф, который очень крепко держал себя в руках во время тех давних переговоров, нервно обрывает его:

— Молчи!

Олорин помнит. Он помнит того, кто «не забыл и не простил». Кто погиб, возможно, из-за его раздумий.

А как бы поступил Радагаст?

— Бегите, глупцы!..