13

— К лекарю их! — приказал староста толпе собравшихся жителей. Двое мужчин подхватили Кореда под руки, и повели вглубь деревни. Охотник не сопротивлялся. Он мог бы идти сам, но боялся, что не до конца окрепшие ноги подведут его, и он упадёт. Ветер обдувал его обгоревшую руку и приносил с собой очередные приступы боль.

Его ввели в тёплый, освещенный дюжиной свечей домишко и усадили на старый лежак. Внутри приятно пахло травами. Следом за ними в дом вошла приземистая женщина с огромными, словно у лесоруба, руками. Из-под платка, повязанного вокруг её головы, виднелись седеющие волосы, а над левой бровью красовалась волосатая бородавка. Увидев вблизи, что стало с рукой Кореда, она охнула, и разразилась старческим брюзжанием.

Охотник уже не слышал её. Желудок вдруг сделал сальто, его стошнило, и он потерял сознание.

Очнулся он, лёжа на тахте. Боль в руке донимала его уже не так сильно. Посмотрев на неё, он увидел добротно сделанную перевязку. От руки пахло травами и мазями, но разобрать, чем лечила его толстуха, охотник не смог.

В окно уже брезжил свет. Значит, он провалялся без сознания всю ночь.

Коред сел и окинул взглядом внутренности дома, но тот ничем не отличался от привычной лекарской хаты. Всё те же травы, развешанные под потолком, всё те же склянки и баночки, расставленные по полкам.

Фалько лежал в другом конце комнаты. Коред окликнул парнишку, но тот не никак не отреагировал. Охотник поднялся на ноги и удивился, насколько ему стало лучше. Рука всё ещё болела, но всё остальные конечности слушались его без труда. Подойдя к Фалько, Коред понял, что парень спит. Он легонько потряс его за плечо, но это не возымело никакого эффекта.

— Ты чего делаешь? — входная дверь отворилась. Лекарка, войдя в дом, погрозила Кореду кулаком. — Оставь мальчишку в покое.

Коред и не собирался спорить. Отойдя от спящего парня, он, полушепотом, спросил:

— Он в порядке?

— Не говорит ничего, смотрит куда-то в даль, но в целом да, он в порядке, — ответила лекарка. — А ты? Как рука, боль утихла?

— Утихла. Ты хорошо справилась, женщина.

Толстуха расплылась в самодовольной улыбке:

— Ещё бы не справилась! Я у нас всех лечу, и женщин, и детей, и муж…

Коред не стал ждать, когда она начнёт перечислять их все поимённо и вышел на улице. Снаружи было светло, хотя небо, как всегда, покрывали серые тучи. Дождя, к удивлению Кореда, не было.

Поёжившись, Коред направился прямо к храму Младших Сестёр.

Он мог бы поспорить, что этой ночью в деревне никто не спал. К утру некоторые разошлись по своим домам, но улица всё ещё была полна народу: мужчины, женщины, старики и старухи, младенцы, юноши и мальчишки — все они смотрели на него с беспокойством и перешептывались между собой.

Староста нагнал его на половине пути.

— Ты очнулся.

— Очнулся, — подтвердил Коред. — Когда я пришел к вам, ты спросил, нет ли у меня секретов, способных вам навредить? Почему мне кажется, что это я должен был задавать тебе этот вопрос?

Гослав, внезапно, разозлился:

— Я предупреждал вас! Я говорил, что ночами за деревней опасно! Говорил, что лучше выступить утром. Вы не послушались.

— Ты мог бы предупредить о том, что там. Ты этого не сделал. — Коред говорил спокойно, глядя куда-то в сторону. Ни к чему сейчас выражать свой гнев. — А Альбин? Он тоже знал? Чем вызвано его молчание: глупостью, или страхом?

Староста опустил глаза. Помолчав, Коред спросил:

— Что с телом Альбина?

— Мы ходили на поля, но там ничего не осталось, — Гослав заметил взгляд Кореда и пояснил. — Днём там безопасно.

— Там могло бы быть безопасно и ночью, — сказал охотник. — И кое-кто поможет мне достичь этого.

Коред оставил старосту в молчаливом раздумье. Шагая к храму по мокрой земле, он в который раз пожалел, что потерял свой амулет, который некогда носил на шее. В тот амулет была вплавлена редкая руна, помогающая владельцу быстрее заживлять раны, и чувствовать боль не так остро. Прошло уже почти тридцать лет с тех пор, как Коред утратил её, когда Ворон из Эндо оторвал ему голову в городском порте. Вернувшись к жизни, Коред потратил почти двадцать лет на то, чтобы выследить Ворона и свести счёты, но руны он так и не возвратил. Наверное, думал он, она и сейчас покоится в одной из городских канав, или какая-нибудь портовая потаскуха носит её при себе, защищая себя от любовных недугов.

Взойдя по ступеням храма, Коред пинком открыл дверь. Удар отозвался болью в подвязанной на тряпицах руке:

— Что за тварь вы пригрели у себя под боком?!

Сёстры столпились в конце зала и тихо переговаривались. Увидев его, они замолчали, и верховная жрица вышла вперёд:

— Мы не пригрели его, полумёртвый. Мы служим ему. Он наш Царь, великодушно согласившийся остаться здесь в обмен на дары и повиновение.

— Царь? — охотник был почти поражен. — Вы в конец утратили связь с реальность. Если раньше вы ползали по миру и несли чушь о смирении и принятии таких вот чудовищ, то теперь вы им поклоняетесь?

— Мы защищаем от них внешний мир, — настаивала жрица. — Благодаря нашей службе это существо не бродит по свету, именно мы скрываем его, не позволяя вырваться к людям.

— Это невозможно, — отрезал Коред. — Отродий нельзя связать. Ваш «Царь» не просто так правит Лехинской пустошью, здесь есть что-то. Что-то, что ему нравится.

Рука болела, Коред чувствовал, как закипает:

— Чем вы прикармливаете его?

— Мы бескорыстно служим, — повторила жрица. — Мы приносим ему дары, молим его о здоровье наших сыновей и просим благословить дочерей.

Эти слова пробудили что-то в памяти Кореда. «Они молятся днём и хранят наш очаг ночью. Молятся за наших сыновей и благословляют дочерей», — сказал ему Альбин. Кукла, что он нашел недалеко от деревни, та самая, что приснилась ему в пьяном бреду. И это чувство, сопровождающее его всякий раз, как он шел через деревню. Чувство, будто чего-то не хватает.

Дети. Он видел детей, группами бегающих по деревни, играющих в грязи, но на пятерых мальчиков приходилась лишь одна девочка.

— Ты, сука! — взревел Коред и кинулся вперёд, намереваясь ударить жрицу в лицо. Но не успел.

Жрица выкрикнула что-то на неизвестном ему языке, и сотни невидимых рук обхватили охотника, отбросив его назад. Ударившись в стену с такой силой, что в глазах потемнело, Коред сполз по ней на одно колено и сплюнул кровью, а после расхохотался:

— И после таких фокусов вы станете утверждать, что служите ему бескорыстно?

Жрица быстро шла к нему, подняв руку и бормоча что-то себе под нос, но Коред не стал ждать, пока новый магический трюк выбьет из него дух. Он вскочил ей на встречу, а в здоровой руке его уже блестел выхваченный из-за пояса кинжал. Одни мощным ударом Коред вогнал его жрице меж рёбер. Клинок вошел по самую рукоять, скребнув по кости.

Поднялся крик. Молодые жрицы начали визжать, словно храм загорелся, а те, что были постарше, испуганно смотрели на то, как Коред коленом надавил на грудь их наставницы и сбросил её с окровавленного клинка. Тело грохнулась на пол и под ним начала растекаться лужа карминовой крови.

Придя в себя, три стареющих жрицы воздели руки, и начали произносить некие слова, но Коред не дал им закончить. Перерезав горло одной из них, вторую он пнул под колено, и когда ту подкосило, добил её кинжалом в спину. Третья жрица замолчала и отшатнулась, но охотник, отбросив кинжал, схватил её за шею здоровой рукой и приподнял, так чтобы она смотрела ему в глаза.

— Я остановлю вас, — он сдавил её горло. — Я выйду на поля и уничтожу эту тварь, а затем вернусь сюда. Надеюсь, что к тому времени ни одной из вас здесь не будет. Если я застану здесь хоть одну из Сестёр, я выслежу каждую из вас, куда бы вы ни сбежали. Я выслежу вас, и буду убивать так медленно и мучительно, как никто и никогда ещё не убивал.

Жрица в его руках кряхтела, сучила ногами и пыталась втянуть воздух. Глаза её закатились, губы посинели. Ещё миг, и она обмякла.

Коред с отвращением отбросил тело. Подойдя к алтарю он ногой сбросил его на пол и растоптал в щепки.

— Не надейтесь на то, что отродье убьёт меня. Вас это не убережет. Я всё равно вернусь. Через год, через два, или же через десять лет. Вы в моём личном списке, потому бегите отсюда как можно дальше. Если к завтрашнему восходу вы ещё будете здесь — вам конец.