Веку не верьте!

Его злословью!

Лирику смерти

он пишет кровью.

Снова стремятся мухи текста, как чья-то месть,

на инвентарь старухи целою тучей сесть;

впору судить по вздоху гнойных моих стишков, –

чем я дышу в эпоху чёрной горы мешков.

Твари несутся роем, думая, мол, сейчас

царственный пир устроим: смерть – это жизнь для нас.

Вновь, озираясь, драхмы прячет старик Харон…

Музы, быть может, страх мы встретим живым стихом?

В песне бесплатным сыром лунный заляпан лоб;

с тёмным воюет миром светлый фонарный столб;

можно услышать волчью песню в тоске земной, –

вечной своею ночью делишься ты со мной.

Хоть позади невзгоды, спрашиваю, дыша

ровно: «подруга, кто ты?» …слышу: «твоя душа».

Вот говорит: «не верьте нынче, потом, века

мне: я — служанка смерти, воин её полка.

Много чего скажу вам, губ искривив туза:

будут вороны клювом павших искать глаза.

Перегибаю с правдой, правдой одной сильна:

будет любовь отрадой, будет бедой она».

…

Ночь. Унеслось виденье. Явь окружила нас,

хоть поклониться тени можно уже сейчас.

Музы, закончим песню, впору устам печать:

перед печальной вестью лучше всего – молчать.

расскажу немного про Рамина, да этот образ собирательный, дань всем забиякам встречавшимся на пути, был среди знакомых такой малый, что Рамин на его фоне просто ангелочек, и камнями кидался, везде, где не появится слезы, а натворит, сбегал, пока не остынут предки, в основном бабку сторонился, все пророчили ему почти что преступное будущее, но спустя несколько лет он так сильно изменился, что порой казался близким почти умалишенным, он стал набожным, начал работать, а всю зарплату отдавал на гурбан( у нас это обетованная жертва, мясо которого раздают неимущим)и так каждый месяц, не знаю сколько времени это продолжалось, но он был одержим идеей, что должен расплатиться за какие то грехи

я не интересовалась подробностями, не люблю слухи, но когда узнала про это, невольно пред глазами всплыл образ Рамина, (тогда уже была написана повесть) и я поняла что правильно вела персонаж, и к счастью рано помогла ему прозреть 

Ага)) и у меня на сборник можно собрать

Спасибо за такой замечательный флешмоб

признаюсь, что стихи современных авторов люблю больше классиков

и рада, что появилась возможность поделиться, хотя бы по одному стиху от каждого автора))

Холодно здесь.

Забытье,

Возится рядом зверек

Нору копая. Скребет

Челюсть мою коготок,

Будит меня…

Я — никто.

Невозможные семьдесят лет,

Все никак не пристроит земля

Мой расшитый корнями скелет,

Как ни старается…

Ждет

Навалившись суглинистым выменем,

Вмявши в траншею, но мне,

Сгинуть без роду и имени?!

Хрена такого — то!

Я,

Выползу сам под лопату

Из паутины корней,

С радостным криком и матом,

Только беззвучными…

В мир,

Где в своем деле умелец,

Выдохнет поисковик:

— Надо же, красноармеец…

2

Ты измучилась утром земля,

Наблюдая за мною встревоженно.

Возвращаюсь к тебе навсегда,

И отмыт и отпет — как положено.

В персональном гробу,

Под звездой,

Не фанерною, а металлической.

Под серпом и под молотом той

Родины, коммунистической

Так и не ставшей…

В тепле

Я ищу твое черное вымя,

Прижимаясь к ветвистым корням,

Прошепчу в тишину свое имя,

Мне вернули его…

Забирай,

Матерщину, патроны и флягу

Недопитую мною, погон

Уцелевший, медаль " За Отвагу ".

Забирай уходящую боль

И уставших костей долголетие…

Накорми меня мать,

Ухожу

Я в солдатское нынче бессмертие,

Под назойливый шорох зверька…

Приглушенным обласкан —

- Ура — а — а — а!

Дрожат провода на ветру, разрезая пространство.

Застенное время пригодным для жизни не стало.

Остатками воли латаю сознание. Страшно —

Трёхкамерность клетки сжимается. Воздуха мало.

Пытаясь в реальность вернуться, цепляюсь за память —

Картинки из прошлого быстро сменяют друг друга.

Фантомы причудливой формы немыми губами

Чего-то пророчат бессвязно, навязчиво, грубо…

Луна, улыбаясь беззубо, ведет разговор и

С презреньем души монолиты дробит на частицы.

Скулят беспокойные тени во тьме коридорной,

Внушая идею, что можно, сгорев, возродиться.

И я возгораюсь от яростной вспышки безумства,

Огнем полыхаю безудержным, светом смертельным.

Считающий вдохи внутри замедляется зуммер.

Предел. Вылетаю на волю, бесхозное тело

В момент отторженья обмякшее падает на пол.

В углу дотлевая, во мне вызывает усмешку.

Исход столкновения с ночью заранее знала —

Развеянный пепел с коктейлем из снов перемешан.

Осталось недолго… Я каждую ночь умираю.

В глазах застывает взъерошенный контур видений,

Бессонницы путы, кошмаров пытливые грани —

Мой ласковый демон становится всё откровенней...

Оборвана лонжа – страховки не будет,

Костлявая старость клюкой не достанет.

Закончится жизнь без инсультных прелюдий,

Без горестных стонов в глубинах гортани.

Печален финал с недоигранной ролью,

Глаза пелена на мгновенье закроет…

Жестокость судьбы принимает смиренно,

Как точечный выстрел, как тесную клетку.

Ни шагу назад – не потерпит арена,

Трусливый поступок – как чёрная метка.

Сорваться внезапно – так страшно и дико,

Сжимается сердце беззвучием крика…

Оборвана лонжа – страховки не будет,

Платочек измятый в кармане балластом.

Восторг предвкушая, скандируют люди,

Под куполом клоун в костюме цветастом.

Гимнаст — самоучка в преддверии рая,

Взлетает душой, на канат наступая…

to Ales’

Не смотри на ладонь:

не к тому и не тот приведёт,

выбирая за нас нитевидные реки опаснее Стикса…

Предначертано всё: перепутаны омут и брод,

Мыс надежды – мираж, а точнее, уход в никуда…

по-английски.

Не пытаясь ловить ирреальное время за хвост,

мы плывём в неизбежность, но ищем

друг в друге единственный берег,

потому что давно понимаем

дословно всерьёз:

«каждой твари по паре».

Мы – твари, но твари, которые верят:

несмотря на вселенский потоп в ледяной синеве,

несмотря на предсказаность судеб,

обрывистость линии жизни,

несмотря ни на что, перепрятав семь бед в рукаве,

мы ныряем в любовь,

и дороже себя нам становится ближний.

Оттого и доводит совсем

неслучайно рука до греха, до стиха…

от меня до тебя … и на отмель стакана.

Только тот, кто сценарий писал, не учёл свысока

одного – утонувшим в любви дела нет

до потопа и манны.

Знаешь, кажется, все эти города напрасны:

Все эти прохожие, похожие на капли мутной воды…

Лезь за железо слез – так нам лгали соблазны,

Ослу – морковка, опоздавшим – лучи озверелой звезды.

А здесь не бывает мистерий, кроме

Удивительных инвалидов, лелеющих пустоту тишины.

Зашатался от свиста и рухнул растроганный домик,

Что старательно строили брови. Сквозь смех сатаны

Не слыхать ни шорохов сада, ни треска усталой земли.

Наизнанку глаза: там внутри догорают последние свечки.

Парадокс бытия – если живо, то сильно болит,

Если сильно болит, то едва ли поможет аптечка.

Видишь, кажется, солнце покинуло этот подвал…

Вам ли завистливо цокать в костлявую спину?

Каждый вздох как контрольный патрон – наповал!

Каждый взгляд как отравленный гвоздь, видно ядом единым….

Высекло жалкую искорку, и только эхо: лишний, лишний…

Дальше, срываемы ветром, слова обращаются в гул.

Вылил чернила на стол…

Но мы все еще дышим,

Даже все еще смотрим в окно, но скрипит и шатается стул.