А вы люди почтенные, да детки малые, вы послушайте меня, калику* перехожую, буду я вам баять* быль-правдушку о земле нашей матушке, о городах белокаменных, что стоят на брегах рек глубоких. Да о людях-ремесленниках, что прославляют Русь нашу бескрайнюю и о князьях, что не бояться ни тугарина лютого, ни зверя злого, ни чудища невиданного, поведаю вам былицу* времен давних…

Раскинулся древний город Серпухов с церквями, монастырями, да крепостями на берегу полноводной реки Нары, и правил там князь Андрей свет Иванович из рода Калиты. Вот задумал князь снарядить баржи тяжелые и поплыть в страны заморские продать ткани холщевые беленые и крашенные, да еще нитки суровые и серпы острые, что сковали кузнецы под Красной горой. Только в те времена не спокойно было на земле русской, в окрестностях города лихие люди разбойничали, а в реке рыба плавала, да не простая, огромная, с плавниками острыми, и топила баржи торговые. Собрал князь дружину свою верную и молвил перед ними слово княжеское.

— Уж вы гой, еси, други мои верные, други мои верные да сотоварищи, задумал я поплыть в земли далекие с купцами и со товарами. Со товарами, да с ремесленниками, чтобы показать миру басурманскому, какие люди у нас есть великие, да, что не боимся мы их, иродов. Только тяжел путь в земли заморские, не пускает туда Китень-рыба безжалостная, плавниками режет баржи груженные и идут они на дно, да на глубокое. Не забоитесь ли поплыть со мною вы, поплыть со мною и биться с рыбою?

Призадумалась дружинушка, молчит и руками головы почесывает кудрявые, только князев сын поднялся, младшенький, и стал речи молвить ответные.

— Гой еси, ты отец мой Андрей Иванович, ты поведи нас на баржи груженные. Не забоится дружинушка рыбы той диковинной, будем биться бесстрашно супротив нее, супротив* нее, защищая купцов, да ремесленников. А чтобы справиться с рыбой-чудовищем, ты возьми меня с собой, батюшка, отыщу я задумку хитрую, а мечи наши верные, подождем пока вытаскивать.

— Ну, спасибо тебе, сын мой, Владимир младшенький, уважил ты отца своего родного, пусть теперь тебя величают дружинники Владимиром свет Андреевичем.

Нагрузили баржи товарами, не простыми, самыми лучшими, попрощались с честным народом и семьями, и поплыли судьбу испытывать. На носу поставили дозорного, чтобы врасплох не застало их чудище, а купцы и ремесленники на корме столпилися, судачат, да ждут погибели. Вот дозорный увидел бурление, как вода горой поднимается, поднимается и пускает волны высокие. Забилися волны в нос корабельный, закачались баржи тяжелые, заплескалися волны в борта с бойницами, не дают идти по реченьке. Побоялась поплыть дальше дружинушка, остановила баржи груженные, а со дна реки, да с илистого, всплыла рыба диковинная, всплыла рыба огромная, да с плавниками острыми, словно ножи заточенными. Затолкались купцы и ремесленники, по палубе бегают и ищут где спрятаться, а дружинники только крестятся да с жизнью своею прощаются. Не забоялся рыбину только князь Андрей свет Иванович, вышел он на нос корабельный, да закричал громко страшилищу.

— Ты почто, Китень-рыба безжалостная, не пустила нас в земли далекие? Перед нами зачем встала ты и пугаешь волнами черными? Уплывай прочь с пути нашего, не мешай делать дело нам правое.

Китень-рыба молчит, не зашевелится, лишь глаза сильней выпучивает, да хвостом по воде шлепает, поднимает волны высокие. Тут очнулся от оторопи Владимир свет Андреевич, да подал деревянную братыню* батюшке.

— Уж ты гой еси, мой родный батюшка, а послушай меня, сына своего младшего, есть у меня одно зелье заветное. Зелье то из травы особой сделано, что растет по берегам речки нашей, и ядовитым соком наполнено. Надо лишь заставить рыбину пасть ее открыть зубастую, а я подойду поближе к ней и брошу братыню в глотку ей.

Князь поразмыслил над словами сказанными, да приказал дружинникам палку взять длинную, а на конец палки той, привязали братыню в хлебе спрятанную.

— Эй, ты чудище речное, плавучее, не желаешь сначала хлебушка покушати? Хлебушка душистого, ржаного, что дает нам силушки богатырской. А потопить нас позже попробуешь, никуда мы от тебя не денемся.

Перестала хвостом шлепать рыбина, даже глаза прикрыла, задумалась. Взялся за палку Владимир, сын княжеский, и громко прокричал своей дружинушке.

— Что ж, вы, други мои, да верные, да боитесь какую-то скользкую гадину, помогите мне мои храбрые, угостить ее нашим хлебушком.

Подбежали к нему ратники, взялись вместе за палку, да подняли, подняли, да и вытянули перед рыбьей мордой с наживкою. Не сдержалась рыбина, заводила, задышала жабрами, видно запах хлебушка по нутру ей пришелся, понравился. А как рот она открыла свой, да с зубами острыми, с зубами острыми, да в три ряда, да подпрыгнула и схватила хлебушек, схватила хлебушек, да вместе с палкою. Палку дернула и два дружинника, не удержавшись, упали в воду к ней, а Владимира да свет Андреевича, князь за руку схватил и притянул к себе. Заметалася злая рыбина, закружила, по воде плавниками зашлепала, видно зелье то заветное, обожгло ее изнутри как пламенем. Как подпрыгнула Китень-рыбина, перевернулась и в глубь ушла, в глубь ушла и дружинников за собою взяла. А когда вода за ними сомкнулася, снял шапку князь Андрей свет Иванович, а за ним его сын и дружинушка поклонились, с товарищами прощаяся.

— Не горюйте, защитники мои верные, не печалитесь, за дело правое, да нужное погибли наши товарищи. Не зря они в пучине речной сгинули, теперь открыт нам путь в страны дальние, в страны дальние да заморские. Будем плавать мы с товарами, да прославлять наш город ремесленный, Серпухов. Прославлять наш Серпухов, да былицы тугаринам рассказывать о дружинниках отважных, да о нашей смекалке русской. А сына моего Владимира, отныне нарекаю Храбрым я, будет владеть он дружиною, да станет мне верным помощником…

Калика – странники поющие былины и стихи.

Баять – говорить, толковать.

Былица – действительный случай, правда.

Супротив – против чего-либо.

Братыня – деревянный или металлический сосуд.

На перекрестье двух миров, когда луна растает в первых всполохах зари и зародится новый день,

открыв глаза, я снова заскучаю о тебе. Как холодно сейчас, как трудно вспоминать тепло ушедших дней, и так тоскливо переворачивать одной страницу книги моей жизни. Но унывать нельзя, да и смешно страдать о том, что не случилось. Ну, что ж, вставать и быстро наливать горячий кофе, быть может им согреюсь я, тосты, и по привычке масло…, но черной лужей грусти телефон на кухонном столе. И мимо не пройдешь, так хочется надежды…

— Алло, привет! Ты спишь?

— Проснулся только…

— Знаешь, наверное вчера была я не права, но ведь и ты мог меня дослушать.

— Не начинай!

— Прости, прости, не то хотела я сказать! Давай забудем ссору? И может быть сегодня встретимся, поговорим и выпьем кофе?

— Сегодня не могу, дела, как-нибудь потом. Да и твои придирки…

— Просто было плохое настроенье. Это все проблемы на работе, из-за них. Хотя, знаешь, мы… мало встречаемся в последнее время, мне иногда так одиноко и я скучаю…

— Я понимаю, понимаю, но работы много, и с друзьями хочется увидеться…

— С друзьями? А я? А как же мы?

— Давай потом обсудим все, не сейчас…

И сверлят голову опять короткие гудки, и стынет недопитый кофе. И мысли роем в голове: быть может, правда, не к чему все это? Одной мне снова не разжечь залитый мутною водой костер, а он… что он? Ему не нужно это и глупо заставлять идти людей назад, когда они уже шагнули друг от друга в стороны. Сердце ноет что-то, отстукивая ритм обиды: не сложилось, не срослось, не склеилось! А жаль, что так бывает в жизни…

— Знаешь, Свет, мне кажется, деревья могут, иногда, ожить, — я выслушивала это каждый раз, когда Костя вел меня в школу, крепко держа за руку.

— Это не правда! Почему тогда кусты не закричали и не хлестнули ветками Кирилла, который вчера поломал их на окраине леса?

— Что, он опять обидел тебя?

Я замолчала, про такое тяжело вспоминать. После того, как похоронили папу, мама привезла меня жить сюда, в небольшой поселок, к своей сестре Раисе и ее сыну Косте. Тетя Рая целый день работала, поэтому меня опекал Костя, но и ему было не охота возиться со мной. Мама навещала нас редко, а в последний раз она и вовсе поругалась с тетей Раей. Тетя Рая закричала, что мама превратилась в кукушку, и что детям нельзя оставаться сиротами при живых родителях. А мама лишь захлопнула дверь, даже не попрощавшись со мной. На следующий день тетя Рая привела меня в местную школу и объяснила, что теперь я буду учиться здесь. Я заплакала, потому что поняла, что теперь моя мама будет жить в нашей квартире, а я останусь здесь без нее.

— Ничего, ничего, — ласково погладила меня по голове тетя Рая, стараясь успокоить, — делать нечего, не нужна ты ей, совсем.

От этих страшных слов меня бросило в жар, потом в холод.

— Посиди здесь, я поговорю с директором и приду, — оставив меня одну, тетя Рая ушла.

— Ха-ха-ха, еще одну сироту привели! – ко мне подошли несколько ребят.

— Я не сирота, у меня мама есть! Поживу здесь, а она потом меня заберет! – сквозь слезы закричала я.

— Как же, нужна ты ей! Тетка Рая рассказывала, что твоя мама снова замуж выходит, и ты там лишняя!

Сжав кулаки, я набросилась на обидчиков. Но что может сделать маленькая девочка? Схватив за воротник кофты, самый старший из ребят, Кирилл, просто отшвырнул меня. Ни за что не останусь здесь! И я побежала прочь от школы и злых ребят. Не разбирая дороги, не смотря по сторонам, бежала от боли, которую ощущала внутри себя, но вдруг зацепила что-то ногой и упала. Вставать не было сил. Я уткнулась лицом в траву, сжала рукой какой-то корень, выпирающий бугром из земли, и заревела еще сильнее.

— Вставай, — услышала я голос Кости, и поняла, что не знаю сколько времени пробыла здесь, — что изменится, если полежишь здесь еще?

— Ничего, — тихо ответила я, моргая распухшими, красными глазами, — я к маме хочу…

— Мама не хочет, чтобы ты к ней сейчас приезжала, — почему-то отведя глаза в сторону, проговорил Костя. — Поживи с нами. Ну, куда ты сейчас пойдешь одна? А я обещаю тебе, что через год достану деньги и отвезу тебя к маме.

— Мне плохо здесь…

— Ничего, привыкнешь, человек привыкает ко всему. Вон, смотри, даже деревья стараются приспособиться и выжить. А ты, что, хуже их?

Всхлипнув, я все таки поднялась, опираясь на руку Кости, и взглянула туда, куда он показывал. Когда-то ветер повалил старое, большое дерево на растущий рядом молодой дуб. Дерево упало, отломив верхнюю часть дуба, а оставшийся ствол с веткой выжил. Обогнув сучья упавшего дерева, дуб продолжила расти и со временем превратился в пышную крону с длинными, красивыми ветвями.

— Деревья похожи на людей и могут понять нас. Не веришь? – подтолкнув меня поближе к дубу, он продолжил: – Думаешь, ты просто так здесь упала? Нет, это дуб остановил тебя. Пожалел тебя, реву, и остановил. Ты споткнулась об его корень, видишь? Не упала бы здесь, пробежала в глубь леса, заблудилась бы там и пропала. Мы не смогли бы тебя найти, леса у нас глухие. Дотронься до дуба, попробуй почувствовать, как под его корой течет сок. Нам силы дает кровь, а деревьям – их сок.

Я протянула дрожащую руку и замерла. Ствол дуба был прохладным, муравьи сновали по шершавой коре вверх и вниз, щекоча лапками и мою ладонь, но больше я ничего не почувствовала. Хотя, может, в тот момент, мне стало чуточку полегче. Костя взял меня за руку, и я понуро побрела за ним…

Тетя Рая ничего не сказала по поводу моего побега, а Костя стал каждый день провожать меня в школу. Прошла весна, наступило лето, и все вроде складывалось хорошо, кроме одного: каждый раз, когда я оказывалась в поле зрения компании Кирилла, драчуна и хулигана, то ребята начинали дразнить меня, больно дергать за волосы, толкать. Костя заступался за меня, но он не всегда оказывался рядом, а тете Рае жаловаться было бесполезно.

— Не переживай, подразнят и перестанут, — говорила она мне, замазывая зеленкой царапины и растирая синяки.

Я старалась потерпеть и не плакала, но ребята не переставали, лишь все чаще подкарауливали меня. Они знали все укромные места, где было можно спрятаться, и быстро находили меня, но все же одно спасение от обидчиков я знала. Завидев их вдалеке, сразу убегала в лес, к своему дереву и подолгу сидела около него, надеясь, что в этот раз они не будут преследовать меня. Кирилл со своей компанией и так не очень охотно заходили в лес, а подходить к дубу, на который я залезала, чтобы избежать их издевок, почему-то совсем не хотели. Но так я спасалась не долго.

— Слезай! – закричал мне Кирилл, он один решился подойти поближе к дереву, ребята остались стоять невдалеке.

Он подпрыгнул, но до нижней ветки не достал и это было немного странно: я, меньше их по росту, с легкостью забиралась на дерево. Тогда Кирилл ухитрился обхватить ствол руками, подтянуться и, зацепив ветку пальцами, повиснуть. Но сук, на котором я столько раз сидела, болтая ногами, вдруг отломился и Кирилл, испуганно вскрикнув, упал, ободрав до крови руки и ноги. А тяжелый сук свалился на него сверху, больно стукнув по голове.

После такого позора Кирилл со своей компанией долго не беспокоили меня в лесу, и я стала прибегать к дубу только когда мне становилось грустно. Ведь мама больше не приезжала. Я садилась, прижимаясь спиной к знакомому дереву, и щемящая тоска по немногу уходила, а чувство одиночества растворялось в шуме зеленых листьев над моей головой. Где-то в середине ствола, между двух веток, расходящихся в разные стороны, в дереве образовалось дупло. Залезая в дупло и вдыхая дурманящий запах травы, которую натаскала туда, я засыпала и видела удивительный сон. Незнакомый лес, наполненный светло-бирюзовым туманом, в котором росли тоненькие, хрупкие деревья без листьев. На некоторых из деревьев виднелись зеленые пятна мха, а земля была устлана розовато-красными листьями. И пахло там удивительно приятно! Во сне я протянула руку вперед и попыталась схватить туман, который убежал от меня, щекоча ладонь. Потом попыталась погладить маленькое дерево, забавно шевелящее веточками, словно рассказывающее мне сказку…

В один из последних августовских дней Костя подошел ко мне и сказал, что надо серьезно поговорить.

— Ну, вот, уезжаю учиться, — стараясь не смотреть в мои округлившиеся глаза, проговорил он, вздыхая. – Буду приезжать сюда на каникулы. Ты только не думай, что я забыл об обещании! Жди, я обязательно отвезу тебя домой. А ты постарайся не грустить и маме моей помогай побольше, тяжело ей будет без меня.

Мне опять стало больно от того, что человек, к которому я так привязалась, который всегда защищал меня, уезжает. Смотреть как тетя Рая, украдкой вытирая слезы, собирала вещи Кости, не смогла и пошла по-привычке в лес, успокоиться. Я залезла в дупло дуба и, свернувшись калачиком на почти высохшей траве, уснула и опять оказалась в странном сне. На этот раз я решилась шагнуть из своего сна в этот лес. Розовато-красные листья тихо зашуршали под моими ногами, расступаясь, и открывая изумрудно-зеленую тропинку бегущую куда-то между деревьев. Я осторожно наступила на нее, и вдруг увидела, как впереди стали проявляться очертание забавной мордочки. Маленькие, лохматые ушки, круглые, темно-синие как черника глаза, и длинная шерсть вокруг черного, собачьего носа и вокруг приоткрытой пасти с острыми зубами. Я почему-то совсем не испугалась, хотя приоткрытая пасть настораживала.

— Ты кто? – мой голос гулким эхом разнесся между деревьев.

Но вдруг кто-то, больно схватив за руки, вытащил меня из дупла, и я проснулась.

— Попалась! – стащив по приставленной лестнице вниз, меня Кирилл со злобой швырнул на землю. – Не зря мы лестницу в лесу спрятали! А ты думала, что мы не сумеем тебя из дупла достать? Теперь это дупло будет нашим, а ты не смей больше появляться здесь!

Ребята противно захихикали, а Кирилл поднял палку и замахнулся. Я прижалась к дубу, понимая, что мне больше не куда бежать и закрыла глаза руками. Раздался громкий треск и шелест, что-то процарапало по моим рукам, и наступила тишина, только птицы, как ни в чем не бывало, продолжали звонко петь. Осторожно раздвинув пальцы, я приоткрыла глаза. Ветви дуба нагнулись вниз, огородив меня от ребят, которые замерли и не шевелились. Расширенными от ужаса глазами, они смотрели на меня, вернее, на то, что появилось впереди меня, на опущенных ветках, касающихся земли. Темно-синие, круглые глаза пристально смотрели на ребят, а из оскаленной пасти раздавался неприятный, угрожающе-тихий рык. Одна из веток дуба резко выпрямилась и хлестнула Кирилла по лицу. Взвизгнув от боли, он схватился за проявившуюся красную полосу через все лицо, и побежал. Остальные ребята бросились за ним, больше я ничего не видела…

— Э-э-эй, ты что, спишь что ли? – кто-то потрес меня за плечо. – Мы видели как Кирилл побежал домой. Это ты его так?

— Почти, — я была рада увидеть Костю и тетю Раю, — а ты что, еще не уехал?

— Как я мог уехать, не попрощавшись с тобой? – помог встать мне Костя. – Подумал, что опять убежала, а ты здесь спишь! Вот уеду, кто за тебя заступаться будет?

— Не переживай, не пропаду! – я улыбнулась и, обняв брата, прошептала: — За меня есть кому заступиться. Ты же сам всегда говорил – деревья, иногда, умеют оживать…