— Бабуль! Можно сегодня вечером пойду с Машкой на реку?

— Только с Машкой? – бабушка прищурилась загадочно, но в глазах плясала усмешка.

— Ну… нет, там еще ребята будут, — я смутилась и потупила взгляд.

— А чего вечером-то? Дня мало?

Бабушка, не спеша, месила тесто, а оно шипело, пузырилось, становилось по-настоящему живым у нее под руками.

— Дня хватает, но сегодня же праздник! Ты забыла? – мечтательно улыбаясь, я вздохнула. — Сегодня особый день! И еще Машка говорит, что надо костер разжигать, венки плести и пускать их по воде.

— Ишь ты… — покачала головой бабушка, — твоя Машка, гляжу, во всем дока!

— Ну-у-у бабу-у-уль! – я драматично надула губы. – Ты не понимаешь, там Юрка будет. А если меня не будет, он с Машкой через костер прыгнет!

— Во-о-он оно что! – снова улыбнулась бабушка. – Боишься, что Юрка выберет Машку?

— Да нет… ну… вдруг ему понравится прыгать не со мной…

— Спокойно! Твой Юрка никуда не денется! – уверенно заявила бабушка. – Да и день сегодня особенный – можно, если постараться, сердце парня приколдовать.

— Правда? – я уселась на стоящую рядом деревянную табуретку, истертую временем, навострив уши. – А как? Может, заговор какой читать? Или зеркалом взять?

— Эх, ты балда! — рассмеялась бабушка. — Заговор всякая выдумщица скажет, а вот средство повернее у меня есть!

Бабушка высыпала на стол муку, разделили тесто на маленькие кусочки, скалкой ловко превратила каждый в нежный кругляш. Я замерла в ожидании секрета.

— Блины печь умеешь? – вдруг спросила она.

— Не-а… — протянула я расстроенно. — Причем тут вообще блины?

— Да притом, что ты ко мне каждое лето приезжаешь, а печь ничего не научилась! Ни блинов, ни пирогов, ни чай травяной заваривать…

— Так в магазине все есть: и блины вкусные, и чай – пакетики.

— Может и есть, — махнула рукой бабушка, — да без души там все, пустое. А чай в пакетиках – вовсе не чай. Химия одна. Прежде чем через костер прыгать и венки пускать – надо кое-что знать и уметь.

Ее пальцы наловчились быстро класть ложкой начинку на кружки теста, ловко защипывать края. Одним жестом – и пирожки ложились ровным рядом на закопчённый противень.

— Вот, послушай, — поправили бабушка белую косынку и, не отвлекаясь от дела, заговорила.

… давным-давно, на берегу нашей Волги. Да, да, именно Волги, кто бы что не говорил! Был там бог Симаргл, хранитель огня и посевов. Полюбил он ночную красавицу Купальницу, покровительницу тихих вод и страсти. Поженились они и родились у них дети — мальчик Купала и девочка Кострома. Завидовали другие боги Симарглу — и красивой жене и послушным детям. И послали к ним птицу Сирин с дивным голосом. Пела она песни, кто слушал – забывал все и уходил с ней в царство Нави. Мать предупреждала: не ходи к реке, не слушай Сирин! Но не сдержался Купала, побежал взглянуть на чудо-птицу. И вот – унесла Сирин мальчика прочь, разлучила с родными…

Прошло много лет…

Кастрома выросла, стала статной красавицей. Любила она гулять на берегу реки — красивы, зелены были те берега, с цветами душистыми. Сплела Кастрома венок из тех трав и цветов и стала громко хвалиться: даже у ветра не хватит сил сдернуть тот венок с ее головы. А значит, не выйдет она замуж — примета раньше была такая…

Бабушка замолчала, словно вспоминая что-то. Морщинистые руки, продолжая начатую работу, сновали быстро, ловко, словно время не было над ними властно.

— Ба-а-а-а! – протянула я, завороженно глядя на нее, — а дальше-то что?

От нетерпения я взяла кусок теста и стала потихоньку повторять за бабушкой. Бабушка благодарно улыбнулась и продолжила:

— Не хотела Кастрома замуж выходить, пока брат ее, Купала, не найдется. Зарок такой себе дала. Раньше девушки крепко свое слово держали! Да и сильно брата любила и вину чувствовала, что не уберегла его. Услышал это ветер. Не понравились ему слова Кастромы — разгневался он, задул, закрутил и не удержала венок девушка. Подхватил ветер венок и бросил от злости в воду. Побежала Кастрома по высокому берегу за венком, а навстречу по реке ладья плывет. Юноша нагнулся, подхватил венок, причалил к берегу и отдал его девушке. А по старым обычаям — если юноша брал венок, сплетенный девушкой, в руки, то был обязан жениться на ней. Юноше очень приглянулась красавица, да и Кострома полюбила его с первого взгляда. Родители не возражали, и они сыграли свадьбу. Но после венчания завистливые боги открыли Купале страшную правду: женился он на собственной сестре. Это был страшный позор, который смывался лишь смертью. А по-другому – люди закидали бы молодых камнями. Жестокие времена были…

Заплакала Кострома, запричитала о своей горькой судьбе и побежала к темному лесному озеру. Бросилась в водяной омут от горя. Но материнская любовь не дала ей утонуть — Кострому превратили в лесную русалку Мавку. Купала, не вынеся страданий, бросился в костер. Месть богов свершилась, но радости не принесла: слишком жестокой оказалась кара. Увидев горе родителей, небожители раскаялись и решили вернуть детей к жизни. Но отняв однажды человеческий облик, вернуть его назад нельзя. Тогда Купале и Костроме даровали вечность, превратив их в цветок Купала-да-Мавка. Огненно-желтые лепестки – Купала, а сине-фиолетовые, как вода лесного озера – Кострома.

Вот почему в эту ночь разжигают купальские костры – в честь Купалы и солнечного света, а люди умываться водой и росой, освещенной Костромой: она в эту ночь целебна и чиста…

Я молча сидела, зачарованная сказкой, а бабушка от души смазывала пирожки маленькой кисточкой, окуная ее в ярко-оранжевый желток.

— Вот почему, прежде чем плести венок и прыгать через огонь, подумай хорошенько! А знаешь ли ты своего Юрку? – отодвинув заслонку печи, бабушка поставила противень внутрь, в самый жвр. – А хочешь, чтобы Юрка ни с кем другим не прыгал, собери траву Купала-да-Мавка, по вашему — Иван-да-Марья — завари чай по старому рецепту, и угости его. Это сильнее любого заговора будет. И блины испеки особые – к чаю самое то! Угостишь Юрку и никуда он не денется. Поверь мне! Я так дедушку привязала – ни на одну другую он больше и не взглянул…

Бабушка неспешно достала из холодильника молоко, а я, вздохнув, взялась за муку…