Вера Ивановна Рудич (1872 — после 1940) родилась в Петербурге, окончила гимназию и курсы сестер милосердия. Работала наборщицей в типографии, корректором в газете «Новое время». Печаталась с 1894, первый сборник «Стихотворения» вышел в 1902.
Вторая книга, «Новые стихотворения» (1908), обратила на себя большее внимание и была удостоена Пушкинской премии Академии наук. С тех пор книги Веры Рудич (она называла их единообразно) выходили регулярно; критика отмечала свободное владение словом и требовательный вкус писательницы.
Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева (1891-1945; урожд. Пиленко, во втором браке Скобцева-Кондратьева) родилась в Петербурге, в дворянской семье. Окончила Бестужевские высшие женские курсы в Петербурге, после чего активно включилась в литературную жизнь столицы. Принимала участие в литературном объединении «Цех поэтов» и выпуске поэтического альманаха «Гиперборей». Рано определилось тяготение поэтессы к мистическим и теософским темам.
Первый сборник стихотворений Е. Кузьминой-Караваевой, «Скифские черепки», вышел в 1912 г.; в 1916 г. — второй сборник «Руфь», в котором преобладает лирика философского содержания.
В 1919 г. Е. Кузьмина-Караваева эмигрировала во Францию, а в 1931 г. постриглась в монахини. Берлинское издательство «Петрополис» выпустило сборник стихов монахини Марии.
Мать Мария — участница французского Сопротивления, погибла в фашистском концлагере Равенсбрюке незадолго до окончания войны.
Пора нам учиться у финнов, как они учились у нас. Теперь вот еще обязательными при сдаче егэ сделают английский язык, историю и географию. Если два последних я еще понимаю, то язык — за пределами добра и зла. Уровень преподавания английского такой, что без репетитора его не сдать. Учитывая зарплаты граждан, половина детей останется без аттестата.
ЦИКЛОН
Так вот понемножку
И бежит дорожка —
Мимо поля, леса
Мимо городов.
Время словно птица —
Обгоняя мчится —
Крылья-годы взмахом
Чертят в небе путь.
Кто-то шаг лишь ступит
И другим уступит
Кто-то через время
Сразу век шагнет…
И немножко жутко
Видеть промежутки:
Там, где шел товарищ —
Нету ни следа.
Вера Рудич
Вера Ивановна Рудич (1872 — после 1940) родилась в Петербурге, окончила гимназию и курсы сестер милосердия. Работала наборщицей в типографии, корректором в газете «Новое время». Печаталась с 1894, первый сборник «Стихотворения» вышел в 1902.
Вторая книга, «Новые стихотворения» (1908), обратила на себя большее внимание и была удостоена Пушкинской премии Академии наук. С тех пор книги Веры Рудич (она называла их единообразно) выходили регулярно; критика отмечала свободное владение словом и требовательный вкус писательницы.
Колыбельная песня
Сладко уснули, забывая о бурях земных,
Бурях земных, надрывающих тело и душу.
Ропотом жалким, речами сомнений больных
Я безмятежного сна твоего не нарушу.
Мне озарила бы душу живящим лучом
Милая ласка одна твоего поцелуя…
Спи безмятежно: не стану просить я о нем,
Мир забытья твоего нарушать не хочу я.
В смертный мой час затаил бы я стоны в груди,
Чтобы страданье тебе не могло и присниться:
Ты, засыпая, сказала: — «Меня не буди,
Милый! Оставь меня в призрачных грезах забыться».
Елизавета Кузьмина-Караваева
Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева (1891-1945; урожд. Пиленко, во втором браке Скобцева-Кондратьева) родилась в Петербурге, в дворянской семье. Окончила Бестужевские высшие женские курсы в Петербурге, после чего активно включилась в литературную жизнь столицы. Принимала участие в литературном объединении «Цех поэтов» и выпуске поэтического альманаха «Гиперборей». Рано определилось тяготение поэтессы к мистическим и теософским темам.
Первый сборник стихотворений Е. Кузьминой-Караваевой, «Скифские черепки», вышел в 1912 г.; в 1916 г. — второй сборник «Руфь», в котором преобладает лирика философского содержания.
В 1919 г. Е. Кузьмина-Караваева эмигрировала во Францию, а в 1931 г. постриглась в монахини. Берлинское издательство «Петрополис» выпустило сборник стихов монахини Марии.
Мать Мария — участница французского Сопротивления, погибла в фашистском концлагере Равенсбрюке незадолго до окончания войны.
Взлетая в небо
Взлетая в небо, к звездным, млечным рекам,
Одним размахом сильных белых крыл,
Так хорошо остаться человеком,
Каким веками каждый брат мой был.
И, вдаль идя крутой тропою горной,
Чтобы найти заросший древний рай,
На нивах хорошо рукой упорной
Жать зреющих колосьев урожай.
Читая в небе знак созвездий каждый
И внемля медленным свершеньям треб,
Мне хорошо земной томиться жаждой
И трудовой делить с земными хлеб.
Разве можно забыть? Разве можно не знать?
Разве можно забыть? Разве можно не знать?
Помню, — небо пылало тоскою закатной,
И в заре разметалася вестников рать,
И заря нам пророчила путь безвозвратный.
Если сила в руках, — путник вечный, иди;
Не пытай и не мерь, и не знай и не числи.
Все мы встретим смеясь, что нас ждет впереди,
Все паденья и взлеты, восторги и мысли.
Кто узнает — зачем, кто узнает — куда
За собой нас уводит дорога земная?
Не считаем минут, не жалеем года
И не ищем упорно заветного рая.
Тружусь, как велено, как надо
Тружусь, как велено, как надо;
Ращу зерно, сбираю плод.
Не средь равнин земного сада
Мне обетованный оплот.
И в час, когда темнеют зори,
Окончен путь мой трудовой;
Земной покой, земное горе
Не властны больше надо мной;
Я вспоминаю час закатный,
Когда мой дух был наг и сир,
И нить дороги безвозвратной,
Которой я вступила в мир.
Теперь свершилось: сочетаю
В один и тот же божий час
Дорогу, что приводит к раю,
И жизнь, что длится только раз.
Юрий Верховский (1878-1956)
Нам печали избыть не дано
Нам печали избыть не дано.
А на склоне печального лета —
Как бывало утешно одно
Загрустившему сердцу поэта:
Закатиться в поля и луга
И леса над речными водами,
Где ступала не часто нога,
Где не славят природу словами!
Но теперь и мечтать о тебе,
Мать родная, обидно и больно —
Изнывать по проклятой судьбе,
По злодейке твоей своевольной.
И томиться с тобой суждено
Разлученным — под игом запрета,
И на склоне печального лета
Нам печали избыть не дано.
1918
Константин Случевский (26 июля (7 августа) 1837, Санкт-Петербург — 25 сентября (8 октября) 1904, там же)
ЗАРЯ ВО ВСЮ НОЧЬ
Да, ночью летнею, когда заря с зарею
Соприкасаются, сойдясь одна с другою,
С особой ясностью на памяти моей
Встает прошедшее давно прожитых дней…
Обычный ход от детства в возмужалость;
Ненужный груз другим и ничего себе;
Жизнь силы и надежд, сведенная на шалость,
В самодовольной и тупой борьбе;
Громадность замыслов какой-то новой славы,-
Игра лучей в граненых хрусталях;
Успехов ранних острые отравы,
И смелость бурная, и непонятный страх…
Бой с призраками кончен. Жизнь полна.
В ней было всё: ошибки и паденья,
И чад страстей, и обаянье сна,
И слезы горькие больного вдохновенья,
И жертвы, жертвы… На могилах их
Смириться разве? Но смириться больно,
И жалко мне себя, и жалко сил былых…
Не бросить ли всё, всё, сказав всему: довольно!
И, успокоившись, по торному пути,
Склонивши голову, почтительно пройти?
А там?- А там смотреть с уменьем знатока,
Смотреть художником на верность исполненья,
Как истязаются, как гибнут поколенья,
Как жить им хочется, как бедным смерть тяжка,
И поощрять детей в возможности успеха
Тяжелой хрипотой надтреснутого смеха!..
Яков Петрович Полонский 1819-1898
ОТВЕТ
Ты спрашиваешь: отчего
Так пошло все и так ничтожно,
Что превосходства своего
Не сознавать нам невозможно?..
— Нет, я такой же, как и все —
Такая ж спица в колесе,
Которое само не знает
И не ответит — хоть спроси,-
Зачем оно в пыли мелькает,
Вертясь вокруг своей оси…
Зачем своей железной шиной,
Мирской дорогою катясь,
Оно захватывает грязь,
Марая спицы липкой глиной,
И почему не сознает
То колесо, кого везет?
Кто держит вожжи — кто возница?
Чье око видит с высоты,
Куда несется колесница?
Константин Случевский 1837-1904
Здесь счастлив я, здесь я свободен,—
Свободен тем, что жизнь прошла,
Что ни к чему теперь не годен,
Что полуслеп, что эта мгла
Своим могуществом жестоким
Меня не в силах сокрушить,
Что светом внутренним, глубоким
Могу я сам себе светить
И что из общего крушенья
Всех прежних сил, на склоне лет,
Святое чувство примиренья
Пошло во мне в роскошный цвет…
Не так ли в рухляди, над хламом,
Из перегноя и трухи,
Растут и дышат фимиамом
Цветов красивые верхи?
Пускай основы правды зыбки,
Пусть всё безумно в злобе дня,—
Доброжелательной улыбки
Им не лишить теперь меня!
Я дом воздвиг в стране бездомной,
Решил задачу всех задач,—
Пускай ко мне, в мой угол скромный,
Идут и жертва и палач…
Я вижу, знаю, постигаю,
Что все должны быть прощены;
Я добр — умом, я утешаю
Тем, что в бессильи все равны.
Да, в лоно мощного покоя
Вошел мой тихий Уголок —
Возросший в грудах перегноя
Очаровательный цветок.
Козьма Прутков
ПЕРЕД МОРЕМ ЖИТЕЙСКИМ
Все стою на камне,-
Дай-ка брошусь в море…
Что пошлет судьба мне,
Радость или горе?
Может, озадачит…
Может, не обидит…
Ведь кузнечик скачет,
А куда — не видит.
Козьма Прутков
МОЙ ПОРТРЕТ
Когда в толпе ты встретишь человека,
Который наг*;
Чей лоб мрачней туманного Казбека,
Неровен шаг;
Кого власы подъяты в беспорядке;
Кто, вопия,
Всегда дрожит в нервическом припадке,-
Знай: это я!
Кого язвят со злостью вечно новой,
Из рода в род;
С кого толпа венец его лавровый
Безумно рвет;
Кто ни пред кем спины не клонит гибкой,-
Знай: это я!..
В моих устах спокойная улыбка,
В груди — змея!
Василий Тредиаковский (1703-1769)
Падших за отчизну покрывает здесь земля,
Ревность к жаркой битве сделалась уже в них тля.
Греция вся, быв едва не порабощенна,
От работы животом сих всех воспященна.
Сей предел есть Зевсов. Человеки! Нет тех сил,
Чтоб и вас рок также умереть не осудил.
Токмо что богам не быть вечно смерти пленным
И в блаженстве ликовать бытием нетленным.
Александр Сумароков
Лжи на свете нет меры,
То ж лукавство да то ж.
Где ни ступишь, тут ложь;
Скроюсь вечно в пещеры,
В мир не помня дверей:
Люди злее зверей.
Я сокроюсь от мира,
В мире дружба — лишь лесть
И притворная честь;
И под видом зефира
Скрыта злоба и яд,
В райском образе ад.
В нем крючок богатится,
Правду в рынок нося
И законы кося;
Льстец у бар там лестится,
Припадая к ногам,
Их подобя богам.
Там Кащей горько плачет:
«Кожу, кожу дерут!»
Долг с Кащея берут;
Он мешки в стену прячет,
А лишась тех вещей,
Стонет, стонет Кащей.
Евдокия Ростопчина
ВЫ ВСПОМНИТЕ МЕНЯ
Et sur vous si grondait l'orage,
Rappelez-moi, je reviendries!..
Simple histoire1
Вы вспомните меня когда-нибудь… но поздно!
Когда в своих степях далеко буду я,
Когда надолго мы, навеки будем розно —
Тогда поймете вы и вспомните меня!
Проехав иногда пред домом опустелым,
Где вас всегда встречал радушный мой привет,
Вы грустно спросите: «Так здесь ее уж нет?»—
И мимо торопясь, махнув султаном белым,
Вы вспомните меня!..
Вы вспомните меня не раз,- когда другая
Кокетством хитрым вас коварно увлечет
И, не любя, в любви вас ложно уверяя,
Тщеславью своему вас в жертву принесет!
Когда уста ее, на клятвы тороваты,
Обеты льстивые вам станут расточать,
Чтоб скоро бросить вас и нагло осмеять…
С ней первый сердца цвет утратив без возврата,
Вы вспомните меня!..
Когда, избави бог! вы встретите иную,
Усердную рабу всех мелочных сует,
С полсердцем лишь в груди, с полудушой — такую,
Каких их создает себе в угодность свет,
И это существо вас на беду полюбит —
С жемчужною серьгой иль с перстнем наравне,
И вам любви узнать даст горести одне,
И вас, бесстрастная, измучит и погубит,—
Вы вспомните меня!..
Вы вспомните меня, мечтая одиноко
Под вечер, в сумерки, в таинственной тиши,
И сердце вам шепнет: «как жаль! она далёко,—
Здесь не с кем разделить ни мысли, ни души!..»
Когда гостиных мир вам станет пуст и тесен,
Наскучит вам острить средь модных львиц и львов,
И жаждать станете незаученных слов,
И чувств невычурных, и томных женских песен,—
Вы вспомните меня!..
Апрель 1838, Петербург
Евдокия Ростопчина
КАК ДОЛЖНЫ ПИСАТЬ ЖЕНЩИНЫ
...de celles
Qui gardent dans leurs douces etincelles
Qui cachent en marchant la trace de leurs pas,
Qui soupirent dans l'ombre, et que l'on n'entend pas…
Joseph Delorme1
Как я люблю читать стихи чужие,
В них за развитием мечты певца следить,
То соглашаться с ним, то разбирать, судить
И отрицать его!.. Фантазии живые,
И думы смелые, и знойный пыл страстей —
Все вопрошаю я с внимательным участьем,
Все испытую я; и всей душой моей
Делю восторг певца, дружусь с его несчастьем,
Любовию его люблю и верю ей.
Но женские стихи особенной усладой
Мне привлекательны; но каждый женский стих
Волнует сердце мне, и в море дум моих
Он отражается тоскою и оградой.
Но только я люблю, чтоб лучших снов своих
Певица робкая вполне не выдавала,
Чтоб имя призрака ее невольных грез,
Чтоб повесть милую любви и сладких слез
Она, стыдливая, таила и скрывала;
Чтоб только изредка и в проблесках она
Умела намекать о чувствах слишком нежных…
Чтобы туманная догадок пелена
Всегда над ропотом сомнений безнадежных,
Всегда над песнию надежды золотой
Вилась таинственно; чтоб эхо страсти томной
Звучало трепетно под ризой мысли скромной;
Чтоб сердца жар и блеск подернут был золой,
Как лавою волкан; чтоб глубью необъятной
Ее заветная казалась нам мечта
И, как для ней самой, для нас была свята;
Чтоб речь неполная улыбкою понятной,
Слезою теплою дополнена была;
Чтоб внутренний порыв был скован выраженьем,
Чтобы приличие боролось с увлеченьем
И слово каждое чтоб мудрость стерегла.
Да, женская душа должна в тени светиться,
Как в урне мраморной лампады скрытой луч,
Как в сумерки луна сквозь оболочку туч,
И, согревая жизнь, незримая, теплиться.
22 сентября 1840, Москва
Евдокия Ростопчина
ОТРИНУТОМУ ПОЭТУ
Нет! Ты не поняла поэта…
И не понять тебе его!
Н. Павлов1
Она не поняла поэта!..
Но он зачем ее избрал?
Зачем, безумец, в вихре света
Подруги по сердцу искал?
Зачем он так неосторожно
Был красотою соблазнен?
Зачем надеждою тревожной
Он упивался, ослеплен?
И как не знать ему зараней,
Что все кокетки холодны,
Что их могущество в обмане,
Что им поклонники нужны?..
И как с душою, полной чувства,
Ответа в суетных искать?
В них все наука, все искусство,
Любви прямой им не понять!
Он сравнивал ее с картиной:
Он прав! Бездушно-весела,
Кумир всех мотыльков гостиной,
Она лишь слепок божества!..
В ней огнь возвышенный, небесный
Красу земную не живит…
И вряд ли мрамор сей прелестный
Пигмалион одушевит!..
Она кружится и пленяет,
Довольна роком и собой;
Она чужой тоской играет,
В ней мысли полны суетой.
В ней спит душа и не проснется,
Покуда молода она,
Покуда жизнь ее несется,
Резва, блестяща и шумна!..
Когда же юность с красотою
Начнут несчастной изменять,
Когда поклонники толпою
Уйдут других оков искать,—
Тогда, покинув сцену света,
И одинока и грустна,
Воспомнит верного поэта
С слезой раскаянья она!..
Февраль 1832, Москва
Николай Огарев
УДЕЛ ПОЭТА
«Страдай и верь,- сказало провиденье,
Когда на жизнь поэта воззвало,-
В твоей душе зажжется вдохновенье,
И дума рано омрачит чело,
И грустно ты пройдешь в земной юдоли,
Толпа все дни несносно отравит,
Но мысли светлой, благородной воли
В тебе никто ничем не укротит,
И ты с презреньем взглянешь на страданья,
Толпе грозящим словом прогремишь,
Погибнешь тверд и полон упованья
И песнь свою потомству завестишь».
4 октября 1837
ух ты, здорово!
Я тоже.
Пора нам учиться у финнов, как они учились у нас. Теперь вот еще обязательными при сдаче егэ сделают английский язык, историю и географию. Если два последних я еще понимаю, то язык — за пределами добра и зла. Уровень преподавания английского такой, что без репетитора его не сдать. Учитывая зарплаты граждан, половина детей останется без аттестата.
А можно мне табличку на июнь?
Не странная, а поврежденная нами же))
Не странно, сударь. Такова природа человеческая.
Потрясающе. Вот это бы да на главной оставить, как эпитафию современности сей.