Зачем я купил релвайс «Миротворец» на планету Руда-9? Чего мне не хватало? Я знал ответ, но не хотел себе в этом признаться. Врачи говорили, что иллюзию нормальной жизни нужно всячески лелеять для поддержания психологического здоровья. Я уже давно не чувствовал себя здоровым, хотя старательно выполнял все их рекомендации.
Первое, на что я обращаю внимание, это на то, что сама искореняю в своих сочинениях до посинения. И что Вы, уважаемый автор, искоренить забыли. Местоимение «я» и производные. Как мы видим, тут, в самом начале рассказа, их по одному почти на каждое предложение. Не гуд.
Поломанные детские игрушки, перетянутые упаковочными сетками баулы с вещами, брошенные посёлки уже не вызывали во мне тех острых чувств, которые владели мной поначалу.
Ну Вы поняли.
Я научился не видеть трупы. Просто отключил их. Теперь высокоточные нанолинзы не показывали мне мёртвых людей. Нет, нет и нет! Не хочу больше… Но как же меня всё-таки угораздило оказаться здесь? Ответ очевиден. Я — жадный сукин сын, которому нравится убивать.
Повторы, пропущено тире.
Грязные улицы из одинаковых домов с облупившейся краской и чёрными провалами окон. Вкус сладковатого гниения. Его словно вывернули из огромного ведра размером не меньшим, чем весь этот затхлый городишко. Как же он назывался? Новорайск… Или Новосчастин… Неважно! Везде вонь и смрад. Он лез в мои мысли, пропитывал меня, наполнял неистовой злобой. Сколько ещё таких захудалых городишек я встречу на своём пути? Когда они уже закончатся? Никто не ответит! Нет никого… Нормального.
Вот тут по тексту непонятно, что речь идет о городе, ощущения такое, что «кругом вонь и грязь» и он — в смысле вонь, лез в легкие.
Опять непорядок.
— Есть пожрать? Тупой вопрос от тупого. Два метра ростом, шея как у годовалого быка, ручищи как у альфа-самца гориллы, а вот мозги… Сеней его звали. Бывший спортсмен бывшего спорта. Сейчас просто тупой молот в руках тупого правительства. Палач поломанной системы. Пуля в стволе хлопушки. Выглядит, как заправский денди. Где ещё в нашей галактике встретишь охотника в оранжевом бомбере и саморегенерующихся кроссовках? Да ещё и в жёлтых?! Пёстрая розелла, мать его!
Окей, пусть это будет усиление. Но по мне, так Ваш герой всех вокруг считает тупыми. Неприятная личность.
— Бурый, ты оглох? Пожрать есть чего?
— У меня есть, — ответил я. Сухо так, с утвердительным плевком в конце вместо точки. Пусть теперь напряжёт извилины. Сообразит, что делать.
— Дай мне чего-нибудь, — продолжил нытьё Сеня.
Не уймётся, гад! Знал, что еды почти нет, и всё равно скулит. Я медленно вернул предохранитель на место. Хотелось пристрелить Сеню, да без него никак. Некому больше прикрыть спину. Дожили! Из тридцати охотников осталось двое. А как шли сюда, так шутки травили, песни пели, вкусно ели, красиво мыслили. Порядок, чистота… Очистим, уничтожим, заработаем. Идиоты! Уверен, Сеня тоже при случае пристрелил бы меня — ради денег, но пока убивать нельзя. Нашей группе ничего не заплатят, если мы не очистим участок от тварей. Тогда и только тогда деньги мёртвых достанутся живым. Или живому!
В выделенном мной предложении прыгает время. Сеня знал, то есть, уже когда-то знал, но еще скулит.
— Дай, у тебя же есть…
Чувствую, сейчас окончательно расхнычется. Снял рюкзак, раскрыл. Отодвинув спальник и пустой термос, нашёл последние консервы. Каша, то ли рисовая, то ли овсяная. Консервы в стекле, но месиво однородно — не различишь, а наклейки давно сползли. Хочу ему сказать, чтобы всю не ел, оставил и мне, но вижу, что его совсем клинит от голода. «Тавор» болтается на плече, глаза навыкате, лицо перекошено, как при инсульте, а, может, у него и случился микроинсульт, только тело ещё по инерции бредёт за мной и повторяет обычные слова.
Вот тут, кроме повтора — мне-мной, вроде ничего.
— Сеня, ты как? Сделаем привал?
— Сделаем…
— Возле почты остановка, за ней и расположимся, — сказал я и тщательно осмотрел местность. Широкая четырехполосная дорога с выбоинами размером с маленькие кратеры вдоль дороги, обгоревшие дотла колючки кустов и силуэты деревьев; напротив — одноэтажные постройки. На одном из них болтался закопченный почтовый ящик возле вывернутого вместе с рамой окна и надпись «…чта». Дальше шли поваленные заборы из сеток и щитков с кусками колючей проволоки и частные дома. Одноэтажные, мрачные, безликие. С серой краской и болотной грязью на стенах и на крыше.
Все то же самое. Постройки, но на одном из них. Я понимаю, что имеется в виду деревьев, но одно их них — идет сразу за постройками. Речевая, автор.
Мы валимся возле согнутого металлического листа — бывшей остановки общественного транспорта; Сеня остервенено глотает не жуя куски каши — я же в положении сидя плавно вожу автоматом из стороны в сторону. «Тавор» мне — как самый лучший боевой товарищ.
Не могу себе представить «кусок каши». В моем понимании кусок — это то, что можно откусить от целого: кусок хлеба. мяса, сыра. Каша как-то не кусками в общепринятом варианте. Тем более, ранее было «месиво».
Это была первая страница из восьми. Если Вам угодно, я продолжу. А сейчас все же закрою этот комментарий, его размер и так довольно велик.
Вывод: у вас повторяются ошибки. Причем глупейшие. Если бы Вы чуть меньше конфликтовали и чуть больше работали над текстами, их бы уже не было. Потому, что они довольно примитивны. Верю, Вы вполне в состоянии убрать повторы.
А теперь о том, почему я тут не нашла писателя:
ОффтопикУверена, что Ваш рассказ на «Кощеевом троне» имеет тот же набор недостатков. Но дело не в этом. На своем первом конкурсе я вела себя примерно так, как Вы. Кричала, топала ногами и бросалась на критиков. Мне стыдно. Это непрофессионализм. По моему глубокому убеждению, профессионал спокойно относится к критике. Как я вижу из отзывов к этому конкурсу, Вас точно так же пришлось успокаивать, когда Вы не вышли в финал. Это весьма и весьма прискорбно.
А теперь представим себе на секунду такую ситуацию: вы публикуете свое произведение в гипотетической литературной газете. До верстки два часа. И Вам говорят: дружок, вот тут у тебя речевая, вот тут сбита логика, поправь. Но так как твой рассказ не того качества, на которое ты претендуешь, на первую полосу он не пойдет. Я уверена, судя по Вашим комментариям, Вы бы начали выяснять отношения с тем, кто на первой, вместо того, чтобы править свой текст. Знаете, что сделал бы редактор? Он бы Вас уволил. За непрофессионализм. К тому, чтобы быть профессионалом, нужно быть готовым психологически. Я — за рост.
И еще раз доброе все еще утро. И все же хотелось бы хоть какого небольшого объяснения. Такой тихий финал — неожиданно. И рассказов несколько снялось вот. Странно все.
Тупой вопрос от тупого. Два метра ростом, шея как у годовалого быка, ручищи как у альфа-самца гориллы, а вот мозги… Сеней его звали. Бывший спортсмен бывшего спорта. Сейчас просто тупой молот в руках тупого правительства. Палач поломанной системы. Пуля в стволе хлопушки. Выглядит, как заправский денди. Где ещё в нашей галактике встретишь охотника в оранжевом бомбере и саморегенерующихся кроссовках? Да ещё и в жёлтых?! Пёстрая розелла, мать его!
— У меня есть, — ответил я. Сухо так, с утвердительным плевком в конце вместо точки. Пусть теперь напряжёт извилины. Сообразит, что делать.
— Дай мне чего-нибудь, — продолжил нытьё Сеня.
Не уймётся, гад! Знал, что еды почти нет, и всё равно скулит. Я медленно вернул предохранитель на место. Хотелось пристрелить Сеню, да без него никак. Некому больше прикрыть спину. Дожили! Из тридцати охотников осталось двое. А как шли сюда, так шутки травили, песни пели, вкусно ели, красиво мыслили. Порядок, чистота… Очистим, уничтожим, заработаем. Идиоты! Уверен, Сеня тоже при случае пристрелил бы меня — ради денег, но пока убивать нельзя. Нашей группе ничего не заплатят, если мы не очистим участок от тварей. Тогда и только тогда деньги мёртвых достанутся живым. Или живому!
Чувствую, сейчас окончательно расхнычется. Снял рюкзак, раскрыл. Отодвинув спальник и пустой термос, нашёл последние консервы. Каша, то ли рисовая, то ли овсяная. Консервы в стекле, но месиво однородно — не различишь, а наклейки давно сползли. Хочу ему сказать, чтобы всю не ел, оставил и мне, но вижу, что его совсем клинит от голода. «Тавор» болтается на плече, глаза навыкате, лицо перекошено, как при инсульте, а, может, у него и случился микроинсульт, только тело ещё по инерции бредёт за мной и повторяет обычные слова.
— Сделаем…
— Возле почты остановка, за ней и расположимся, — сказал я и тщательно осмотрел местность. Широкая четырехполосная дорога с выбоинами размером с маленькие кратеры вдоль дороги, обгоревшие дотла колючки кустов и силуэты деревьев; напротив — одноэтажные постройки. На одном из них болтался закопченный почтовый ящик возле вывернутого вместе с рамой окна и надпись «…чта». Дальше шли поваленные заборы из сеток и щитков с кусками колючей проволоки и частные дома. Одноэтажные, мрачные, безликие. С серой краской и болотной грязью на стенах и на крыше.
А теперь представим себе на секунду такую ситуацию: вы публикуете свое произведение в гипотетической литературной газете. До верстки два часа. И Вам говорят: дружок, вот тут у тебя речевая, вот тут сбита логика, поправь. Но так как твой рассказ не того качества, на которое ты претендуешь, на первую полосу он не пойдет. Я уверена, судя по Вашим комментариям, Вы бы начали выяснять отношения с тем, кто на первой, вместо того, чтобы править свой текст. Знаете, что сделал бы редактор? Он бы Вас уволил. За непрофессионализм. К тому, чтобы быть профессионалом, нужно быть готовым психологически. Я — за рост.
шовинистаписателя искать))) И ну если не найду...