Мне сложно с размерами — никак не могу их запомнить и применить)) поэтому и ориентируюсь на «звучит-не звучит»
Да, в принципе, с паузами вполне читается… Но когда стала перечитывать, хотелось по слогу на строку докинуть. В первой — даже не предлагаю варианты. А во второй можно взять другой сравнительный союз.
Про раешный стих ничего сказать не могу, не цепляло никогда, потому и не интересовалась.
По моим представлениям, стих, записанный в строчку, он же стих формата А4, все же тяготеет к какому-либо стихотворному размеру и ритму. То есть его легко и вполне реально записать столбиком, и он ничего не потеряет.
При слове "чудо" всегда вспоминаю любимое стихотворениепригоршня волшебства
Если бы я не умел создавать чудес, я бы, наверное, скоро бродягой стал; но — вот к избушке бегают через лес — сто восемнадцать троп, двадцать три моста, скалы высокие, елки везде торчат, только гостей моих не остановить: каждое утро приходят, стоят, молчат, ждут. И в глазах тоска и клочок любви.
Дело такое: в волшебной моей печи можно за раз испечь миллион чудес; каждый, кто под окном у меня молчит, знает, что он не зря бежал через лес. Знает, что не напрасен был волчий вой, мертвые тропы, лиственный звездопад. Он не с пустыми руками уйдет домой. Он будет счастлив, весел, свободен, рад.
Вот я, открыв заслонку в моей печи, противень с чудесами несу на свет. Каждый, кто у порога сейчас молчит, трогает пальцем, чтобы забрать себе, — и, улыбаясь так, что сияет день, нежно берет в ладони смешной комок. Чудо трепещет, тычет ему везде. Новый счастливец быстро идет домой.
Так повторяется долго и день за днем. Люди приходят и снова уходят прочь, печка вздыхает, смеется мой старый дом, я понимаю, что многим могу помочь. Только ночами тускло и нелегко, нету покоя даже в глубоком сне. Дело не в том, что я живу далеко. Дело все в том, что печка не дарит мне.
Этому, с волосами, как мед и пыль, этой, с глазами яркими, как ручей; детям и взрослым, кто не сошел с тропы, тем, кто найдет мой дом даже в темноте. Печка пыхтит, выпекая им чудеса, я же дарю их радостно и легко — перья для крыльев, зернышки на весах, свежее волшебное молоко. Ночью лежу и думаю — вот бы раз пекарю чудо печка приподнесла!
Печка таращит в сумрак бездонный глаз, теплый огонь на поленьях ленив и слаб.
Ночью однажды я понимаю: да, я не могу так больше, устал, сгорел; чуда из печки не будет мне никогда. Значит, пора уйти по ручьям к заре. Значит, бродягой быть, а не жить в глуши, пусть мне дороги стелются и поют. Может, однажды я в ледяной тиши тоже найду избушку, где раздают…
Горько смеюсь, собираю котомку, жду. Ночь, непомерно жаркая, словно юг, кажет в окошко утреннюю звезду.
Я выхожу на порог.
И стою, стою…
Все мы стоим — я и те, кто ходил ко мне, я не могу понять, сколько их пришло. Но — в предрассветных сумерках, как в огне, мягко струится палевое тепло: каждый в ладонях держит цветной комок — кто-то поменьше, кто-то большой совсем. Это не те чудеса, что я дать им смог. Это они придумали. Сами. Все.
Молча подходят, молча — в лодчонках рук теплое копошится, искрит слегка.
Я осторожно, нежно его беру.
Первое чудо смеется в моих руках.
ОффтопикВ конце споткнулась на фразе. Есть ощущение, что здесь перепутан порядок слов:
Одной рукой она держала весло, а вторая — костлявая и мертвенно-белая — стоящее аккурат возле моих ног касалась борта лодки.
вот это самое «стоящее аккурат возле моих ног » не к веслу ли относится?
типа так:
Одной рукой она держала весло, стоящее аккурат возле моих ног, а вторая — костлявая и мертвенно-белая — касалась борта лодки.
Если бы я не умел создавать чудес, я бы, наверное, скоро бродягой стал; но — вот к избушке бегают через лес — сто восемнадцать троп, двадцать три моста, скалы высокие, елки везде торчат, только гостей моих не остановить: каждое утро приходят, стоят, молчат, ждут. И в глазах тоска и клочок любви.
Дело такое: в волшебной моей печи можно за раз испечь миллион чудес; каждый, кто под окном у меня молчит, знает, что он не зря бежал через лес. Знает, что не напрасен был волчий вой, мертвые тропы, лиственный звездопад. Он не с пустыми руками уйдет домой. Он будет счастлив, весел, свободен, рад.
Вот я, открыв заслонку в моей печи, противень с чудесами несу на свет. Каждый, кто у порога сейчас молчит, трогает пальцем, чтобы забрать себе, — и, улыбаясь так, что сияет день, нежно берет в ладони смешной комок. Чудо трепещет, тычет ему везде. Новый счастливец быстро идет домой.
Так повторяется долго и день за днем. Люди приходят и снова уходят прочь, печка вздыхает, смеется мой старый дом, я понимаю, что многим могу помочь. Только ночами тускло и нелегко, нету покоя даже в глубоком сне. Дело не в том, что я живу далеко. Дело все в том, что печка не дарит мне.
Этому, с волосами, как мед и пыль, этой, с глазами яркими, как ручей; детям и взрослым, кто не сошел с тропы, тем, кто найдет мой дом даже в темноте. Печка пыхтит, выпекая им чудеса, я же дарю их радостно и легко — перья для крыльев, зернышки на весах, свежее волшебное молоко. Ночью лежу и думаю — вот бы раз пекарю чудо печка приподнесла!
Печка таращит в сумрак бездонный глаз, теплый огонь на поленьях ленив и слаб.
Ночью однажды я понимаю: да, я не могу так больше, устал, сгорел; чуда из печки не будет мне никогда. Значит, пора уйти по ручьям к заре. Значит, бродягой быть, а не жить в глуши, пусть мне дороги стелются и поют. Может, однажды я в ледяной тиши тоже найду избушку, где раздают…
Горько смеюсь, собираю котомку, жду. Ночь, непомерно жаркая, словно юг, кажет в окошко утреннюю звезду.
Я выхожу на порог.
И стою, стою…
Все мы стоим — я и те, кто ходил ко мне, я не могу понять, сколько их пришло. Но — в предрассветных сумерках, как в огне, мягко струится палевое тепло: каждый в ладонях держит цветной комок — кто-то поменьше, кто-то большой совсем. Это не те чудеса, что я дать им смог. Это они придумали. Сами. Все.
Молча подходят, молча — в лодчонках рук теплое копошится, искрит слегка.
Я осторожно, нежно его беру.
Первое чудо смеется в моих руках.
© capsolo
типа так:
Одной рукой она держала весло, стоящее аккурат возле моих ног, а вторая — костлявая и мертвенно-белая — касалась борта лодки.