Жила-была раба одна

Жила-была одна раба

По имени Наталья.

Была красива и умна,

И дерзкой временами.

Наталье были нипочём

Удары судеб, год от года

Она, сильнее чем любовь,

Ценила вечную свободу.

В пять лет судьба её свела

С Алёшкой, певчим в старом храме.

Он дал ей хлеб и скромный кров

И сделал дочерью Наталью.

Всё, что имел, ей отдавал,

Недоедал, не спал ночами,

Растил в любви, растил в тепле,

Не мог нарадоваться глядя

На то, как расцветает дочь,

Как улыбается, смеётся,

Как с вдохновением поёт

В церковном хоре слово Божье.

Так в счастии прошло семь лет,

За ними три ещё минуло,

Наталье час пришёл взрослеть -

Столкнуться с тьмою гробовою.

Алёша — Божий человек -

Нёс свет туда, где не был нужен

И вот, в один из зимних дней,

Нашли его в промёрзшей луже

Собственной крови, обнажённым,

С сожжённой Библией близ тела...

Алёша — Божий человек -

Надеялся на помощь Неба...

А Небо… Что оно?

Лишь высь.

Ковёр над плесенью-землёю.

Ему мольбы, что нам плевки -

Убийство времени пустое.

Наташа в тот же день слегла

И заперлась в безглазой келье,

Велела не пускать людей

В её покой под страхом смерти.

Лежала десять дней, потом

Одела платье лёгкое, простое

И в путь ушла, под тёплым сапогом

Щебень хрустел, и маялась дорога.

В пути Наталья думала о том,

Как жить ей дальше, чем кормиться,

Где спать, хотя бы в эту ночь,

А дальше, как пойдёт-случится...

Стучалась девушка во все

Окна и двери и просилась на ночлег.

Ушатом хладным было скверносердье

Столь добрых в свете дня людей.

Шёл снег. С дождём.

Стал полушубок мокрым

В один момент и стала замерзать

Наташа, безнадёжно вглядываясь в окна.

Ещё два шага.

                         Шаг.

А дальше -

                   Тьма...

Очнулась Ната во чужой постели,

В комок вся сжалась -

Человека ждёт,

Который вдруг пригрел

Рабу больную,

И слышит вдруг шаги -

Вот он идёт.

В светёлку входит.

Молодой да статный.

В собольей шубе.

Пальцы все в перстнях.

И голосок живой, по-барски грубый:

"Ну здравствуй, коль очнулась.

            Как тебя?.."

"Зовут Натальей.

И советую запомнить.

Обиды не прощаю -

Ведьма я.

Училась колдовству

Я в тереме высоком,

Куда и ходу нет

Ни вам, ни мертвецам".

"Ох, напугала, мать!

Да нешто я не знаю?

Ты с Лёшкой-певчим

В церковке жила

И дочерью его звалась -

Наталкой.

Какая же ты ведьма, егоза?"

"Убили папеньку..."

"Да как же...

                    Где же...

                                    Звери!

Неужто ты из храма изгнана?"

"Сама ушла..."

"Сама?

           Скажи, зачем же?"

"Затем, что боле я не верю небесам".

Упал на стул тут молодой да статный,

Платком атласным раз-другой по лбу

Провёл, солёный пот стирая,

И выдохнул: "Так больше не могу".

"За что вы так со мной?

Вас сотворил я

По образоподобью своему

А вы...

          Эх!

                 Выбитое племя!

Ребёнка обрекаете на тьму!

Скажи, в чём пред тобой виновен,

Исправлю,

                  если

                           в силах

                                         буду

                                                     я..."

"Верни Алёшу!

Иль ответь хотя бы,

За что его убили?

За Тебя?"

"Не за меня.

Вернуть его нет власти.

Да если б и была,

Нельзя...

             Нельзя...

Ведь если б зёрна во песках не изгнивали,

не прорастали из земли хлеба...

Сама подумай..."

"Нечего тут думать!

Я не смирюсь.

Не жди — я не твоя.

А в чём виновен?

В лжи,

В пустом молчаньи,

Когда нужна для помощи рука!"

"Но я один!

                   Вас рыщут миллионы

По джунглям, по болотам, по степям,

И каждому я должен,

                                   Каждый просит,

                                                               И всех собак

                                                                                      Спускают на меня!"

"Я не спускаю, не прошу, не плачу,

Не жду, в мольбе сложив ладоней крик.

Алёша умирал, захлёбываясь кровью,

С мольбою на устах,

С чьим именем?"

"Моим".

"Признал ты сам.

Отнекиваться глупо".

"Пойми, не вечен человек!"

"Но вечен ты!

Всё также свеж и статен, молод,

И сказочно богат"...

"Богатство — пыль.

Я образ только.

Знаешь, в Галилее

Был плотником и звался Ешуа,

Но… Новый век и новые законы.

Всё та же разве только пустота.

Пусты вы, как кувшин после застолья,

Пусты сейчас и сотни лет назад,

А Пустота Наполненность не любит.

Моя ли в том вина,

Моя ль вина?.."

"Алёша полон был?"

"Своей мечтою.

Как в Галилее отрок.

Как Адам.

Как Авраам, готовый сына в жертву

Мне принести. Тот дар не принял я.

Не я вбивал Христу копьё меж рёбер,

Не я под Жанной Д'Арк развёл костёр,

Не я, скотине уподобив,

гнобил людей в бараках без имён...

Моя вина лишь в том, что вас создавши,

Я создал слишком мало чистых глаз,

Способных отделить любовь от фальши,

Вино — от крови,

От мгновенья — час.

Вся ваша жизнь — поток нелепых истин,

Нетрезвых откровений в неглиже,

Слова, как стон -

Без радости, без мысли,

Лик на иконах, а не в сердце..."

Голос стих.

Повисла Тишина

Немым покровом,

Наташе захотелось вдруг уйти.

"Ну что ж, иди.

Тебя держать не стану боле.

В конце концов,

И ты и я -

Грешны..."

"Ты грешен?

Быть не может!

Как же..."

"Я грешен, потому что грешны вы,

Но если вам грехи молитвой отпускают,

То мне молиться некому, увы..."

"Молись себе".

"Да как же это можно?"

"Создай кумира".

"Не могу -

                  Вам запретил".

"Тогда молчи".

"Вот помолчать бы можно...

Но помнится, что в том

И обвинён я был..."

Смеялся Бог,

Смеялась и Наталья,

А смех, известно,

Продлевает жизнь.

Жила была раба.

Звалась Натальей.

Сказала она Богу:

"Улыбнись!"