Классика или о революционной ситуации и роли женщин в мировой литературе

Граф Лев Николаевич широко, по-мужицки шагал за плугом, а сбоку, по еще непаханному, жалко семенила Софья Андреевна.

Граф выговаривал:

— Софа, ну разве можно так писать: «небо крутилось над кроной старого дуба»?… Ну, и так далее. Эту главу перепиши. Полностью. Два раза.… А, и весь второй том тоже перепиши! Абзацы бесконечные раздели, французский сократи. В пределах разумного, конечно.… Или убери совсем, где не в ущерб. Мужик, Софа, по французски не поймет, а ведь такой роман — не на год, не на два: время наступит, и простые мужики — лапотники газеты, журналы выписывать будут, книги покупать. Интересно ли крестьянину русский роман на французском видеть? В школах ведь не один французский будет, немецкий и английский — тоже языки. Словесностью заниматься (!) надо, Софа. Кстати, ты от одного персонажа к другому прыгаешь постоянно, хоть записывай для себя, кто в чем ходит. Чтобы ермолки у тебя в ефимки не превратились. Название придумала уже? Как? Ах ты, Господи! Ну какая «Война», ежели роман и о мире? Назови хоть «Война и мир», что ли… Мне, как классику и «зеркалу», стыдно за такое авторство. Ладно, иди работай, к пятнице второй том вслух мне прочтешь!

… На краю поля на грязной холщовой подстилке сидели два мужика, отец и сын, у которых Лев Николаевич отнял на сегодня лошадь и работу. Мужики, похрустывая огурцами, степенно чокались кружками с мутным самогоном, и старый объяснял молодому:

— Лев-то Николаевич, граф, он классик, «Филлипка» написал! А графиню-то разуму учит.… Толку мало, видать. Уж чего она за рОманы сочиняет — не знаю, только сколько он с ней бьётся — это уму непредставимо! Ты наливай, наливай: сегодня нам уж не пахать, граф, его высокое сиятельство, вработался. Эх, хорошо! Птицы поют, облака летают, солнце светит… Таких бы графьев побольше — так и никаких революциев не надо!