Технай с Тихого Дона

ТЕХНАЙ С ТИХОГО ДОНА

Это произошло в первые годы моей жизни в новой стране.
По совести говоря, познакомившись с программой экзаменов на "ришайон" — подтверждение врачебного диплома — я понял, что
одолеть это если и возможно, то ценой полного обалдения без малейшего шанса на реабилитацию.

Дело было даже не в объеме информации и учебниках на английском. Невеждой я не был, читал по-английски свободно (по крайней мере, литературу по специальности), и память была в порядке. Нет, дело было в вопросах!
Экзамен по американской системе предполагает выбор одного из нескольких вариантов очень похожих ответов. Поэтому крайне важно сначала точно уяснить: а что, собственно, от тебя хотят?
При вполне божеских условиях экзамена — можно сдавать на одном из трех языков: иврите, английском или родном — понять вопросы можно было, конечно, но только интуитивно. Изначально они составлялись на иврите, что вполне естественно, но переводил их на русский человек, для которого этот язык, если и был родным, то очень давно.
С английским было получше, но я был не настолько самоуверен…

Поскольку такой вариант не исключен был еще до отъезда, а семью кормить надо, был пущен в ход резервный план: акупунктура и лечебный массаж, которыми владел давно и достаточно прилично.
Короче, поработав несколько дней бесплатно в небольшой частной клинике, я подписал договор и по уши погрузился в работу.

Однако, частная альтернативная клиника не обеспечивает тех условий, что государственная больница, ни по размеру и стабильности зарплаты, ни в кое-каких моментах, о которых еще надеюсь рассказать в другой раз.

И вот, только пришло такое просветление сознания, как правительство преподнесло подарок: истинно царский подарок.
Вступил в силу закон, по которому врачи со стажем более 14 лет получали право сдавать устный экзамен — собеседование!
Но надо сначала пройти полугодичную стажировку в государственной больнице и получить там хорошую характеристику.
Что и было сделано без особых проблем.

И настал Судный День!
С великого куража, а вернее сказать — сдуру, я поперся на экзамен на своей машине. И куда — в Гуш-Дан (или Большой Тель-Авив) — городской конгломерат, в сумасшедший дом без перерыва!
Естественно, заблудился, взбесился и, уже точно зная, что опоздал безнадежно, вдруг обнаружил, что проскочил искомое лечебное заведение по улице с односторонним движением.
Матом такой силы этим древние небеса еще не осквернялись. Небеса содрогнулись и исторгли воющую, как низвергаемый в преисподнюю Сатана, машину "Скорой Помощи".
Не соображая уже ничего, движимый только спасительным инстинктом, я плотно сел ей на хвост и через пару минут уже был отправлен охранником от служебного входа на стоянку для гостей.

В помещение судилища соискатель "ришайона" влетел растрепанный, потный, злой и перепуганный одновременно, аккурат в ту минуту, когда секретарша закончила регистрацию.
Но будь вовек благословенна эта настоящая "идише мамэ"!
Она посмотрела на меня с истинно материнским состраданием, развернула свои бумаги и со вздохом попросила направление на экзамен и удостоверение личности…

Не успев перевести дух, вместе с восемью другими испытуемыми, был ввергнут в судилище и аз, многогрешный.
Нас развели по одиночным комнатам, где выяснилось, что пять бумажных листочков, судорожно сжимаемых в руке, это пять экзаменационных вопросов. Когда я успел их набрать — убей, не помню.

Но зато помню, как почти со слезами умиления возблагодарил обычаи этой жаркой страны.
На столе был чайник, чай, кофе, бутылки с ледяной минералкой и какое-то печенье.
Осушив единым духом бутылку воды, я вернулся из небытия в реальный мир и взялся за изучение вопросов.

Надо сказать, что в комнате я был не один. Тут присутствовала миловидная особа
женского пола, охотно помогающая решить проблемы лингвистические, но слишком юная, чтобы что-то петрить в вопросах медицинских.

Почти не консультируясь с госпожой надзирательницей, я разобрался с вопросами, написанными на очень простом и понятном иврите. Оказалось — ничего страшного: описание клинической ситуации и "подвопросы": что еще нужно спросить, какие исследования сделать, предполагаемый диагноз и план лечения. Делов-то для зубра от медицины, прошедшего огни, воды и "Скорую Помощь"!
"Ситуации" оказались на удивление простыми.
O, santasimplicia! Знать бы, ЧТО скрывается за этой «простотой».

Совершенно успокоившись, я неспеша написал ответы ко всем вопросам, причем нашел еще возможность блеснуть, углубившись в область психосоматических расстройств. (Благо, времени было предостаточно.)
Проклятое тщеславие!
Но "слаб человек и велики беси"…

К реальности меня вернул голос "надзирательницы":
— Доктор, если Вы готовы, можно идти отвечать.
Весь кураж куда-то мигом улетучился. Сразу вспомнилось, что попыток всего две, что словарный запас беден, а акцент — ужасен, а в животе забурчало, как в свинарнике при раздаче корма…

В инквизиторской, за накрытым зеленой скатертью столом восседали трое представительных мужчин очень и очень профессорского облика. Они все и были профессорами. Вид у них был предельно утомленный и здорово обозленный; вид, скажем сразу, не располагающий к оптимизму.
Но отступать-то все-равно некуда… Ладно, ввяжемся в бой, а там война план подскажет. Мои иголки им у меня не отнять при любом исходе.

Начал с самого трудного, как мне казалось, вопроса.
Мои ответы были встречены спокойно. Даже доброжелательно несмотря на то, что, забравшись в дебри, я перешел на кошмарную англо-ивритскую смесь, дополненную пантомимой.
Второй и третий вопросы (и мои на них ответы) произвели на профессорский синедрион явно транквилизирующее действие. На лицах небожителей прорисовалась доброжелательность, а их вопросы прямо-таки направляли меня по путям, намеченным в моих подготовительных записках.
Судилище постепенно превратилось в беседу коллег…

И тут, не в меру расслабившись, я что-то ляпнул. Осознав это, ляпнул нечто вообще несусветное.
Наводящие вопросы моментально превратились в низводящие.
И я растерялся окончательно. Я провалился на тот уровень, на котором не помнят даже таблицу умножения… Господи, за что?! Осталось ответить сущую ерунду, и — на тебе…

И тут самый солидный из триумвирата — при бархатной кипе и окладистой седеющей бороде — спросил совсем неожиданное:
— Доктор, а ты откуда?
— Из Хайфы.
— Нет, откуда ты приехал в Страну?
— Из России…
— Это мы слышим, — усмехнулся профессор. — Откуда из России?
— А-а! Из Воронежа.
На коллективном лице экзаменаторов нарисовалось недоумение.
— Это где?
Мои попытки просветить их в российской географии были тщетны. И тут меня осенило!
— Вы читали роман Шолохова "Тихий Дон"? Этот роман получил Нобелевскую премию.
Оказалось, что двое из них да, читали. И тут же стали объяснять третьему, что это за прекрасная книга.
Профессора, захлебываясь от восторга, старались передать товарищу содержание великого романа… Пошел такой иврит, что я перестал вообще что-то понимать и только тихо сидел на своем стуле, наблюдая профессорское востргоизлияние. Длилось оно довольно долго.
Наконец они устали и вспомнили о моем существовании.
— Ладно, роман прекрасный, Шолохов — гений, но ты здесь причем?
— Вы спросили, откуда я приехал? Вот, как-раз из тех мест.

Немая сцена. Бородатый вытаращил глаза и уставился на меня, как глокаякуздра на бокренка.
И вдруг все трое начали хохотать, хохотать на полную катушку, до икоты и падения челом на стол.
Прохохотавшись, бородатый, всхлипывая, изрек:
— Ладно. Давай последний билет.

Добрым словом вспомнил я в душе профессора Оливена, у которого проходил " истаклют" — полугодичную стажировку перед экзаменом. Оливен требовал тщательно изучать не только прямые эффекты лекарств (это само собой разумеется), но обращать особое внимание на всевозможные побочные действия, иногда странные и неожиданные.

Таким образом, получив в последнем билете описание типичного депрессивного психоза, я уже с первых вопросов понял, куда меня ведут почтенные экзаменаторы и сократил наши совместные мучения. Перечислив, как старательный студент, все возможные причины депрессии, я изрек:
— Думаю, что сравнительно молодая женщина, уже имея четырех детей, не хочет еще, и потому предохраняется от беременности.
— Ну и что? — с нарочито наивным видом поинтересовался один из моих мучителей.
— А то, что одним из побочных эффектов гормональных контрацептивов является депрессия.
На меня посмотрели с уважением
— Но это очень редко…
— Да, для современных препаратов. Но в вопросе дата не указана, а сочетании с тем, что я сказал о…
— Ладно, довольно об этом. А что ты можешь сказать о вот таком анализе крови.

У меня в руках оказалась написанная на листочке гемограмма. Почерк типично врачебный — хрен поймешь, да еще и на иврите.
Сколько позволяют приличия, изучаю эти каракули.
— Я думаю, что здесь анемия.
Отвечаю почти наугад, руководствуясь скорее по-звериному обострившейся интуицией; в мешанине закорючек мне показалось нечто, похожее на Hb-9,8.
— Правильно, — с готовностью соглашается инквизитор. — А какая анемия?
Какая-какая?! Да их миллион с прицепом. Будь это даже напечатано, гематология отнютд не мой конек. А разобраться в этой цидуле вообще выше моих сил. Надо сдаваться.
Приеду домой, растянусь на диване… дочитаю монографию о внемеридинных точках…
Да гори оно всё!

С обреченным видом кладу листок на стол:
— Мне нечего прибавить.
— Погоди, — вдруг подает голос самый молчаливый член комиссии. — Ты анестезиолог, если не ошибаюсь?
— Был…
— Аз хеврэ, маанахнуроцим ми а-технай? (Коллеги, а чего мы, собствено, хотим от технаря?)
Инквизиторы переглядываются.
Вдруг бородатый совершено некошерно хрюкает в свою бородищу.
— Технай ми Дон а-Шакет!.. (Технарь с Тихого Дона.)
Вся троица закатывается гомерическим хохотом.
==========

Через месяц мы с друзьями обмывали мой "ришайон" в очаровательном арабском ресторанчике в романтическом древнем Яффо. Выуживая из божественно вкусного соуса толстенькую тигровую креветку, я неожиданно для самого себя изрек:
— Други мои, прошу наполнить бокалы.

Встал и торжественно произнес:
— Выпьем за «Тихий Дон»!