Начало

— Новенькое? — раздалось в кладбищенской тишине.

Не приведи господи даже днем на погосте оказаться. Я лучше его стороной обходить буду, чем соглашусь на бесплатную экскурсию по могилам знаменитых и не очень людей. Даже и на платную не соглашусь, если, конечно, деньги предлагать мне будут, а не наоборот.

— Эй, новенькое! — повторилось где-то рядом.

Да что ж такое! Мало того, что ночь, кладбище, луна, так еще и голоса какие-то. И что это я, приличный человек, ночью на кладбище делаю? Надо руки в ноги и сматываться отсюда побыстрее. Где тут ближайший выход?

— Да куда ты, болезное! — раздалось вслед. — Там замок, ворота, хрен пропустят.

На фиг, на фиг, голоса всякие. Быстрее деру. Так и друг инфаркт в гости заглянет. И правильно, надо сказать, сделает. Ему самое то с экстремалом тесное знакомство свести. А там, глядишь, и дорога на кладбище родной покажется.

Дзынь — отозвалась цепь на воротах. Меня откинуло вглубь аллейки, да так, что пролететь пришлось метров пять, не меньше. В голове зашумело, забегали наперегонки искорки. Сижу на пятой точке, словно страус, отдыхаю, жду, когда мысли с чувствами вместе соберутся.

Хорошо, что все имеет свой конец. Вот и свето-шумовое представление на нет сошло. Правда, финал не понравился. А как иначе, если сидите вы среди кладбищенской аллейки, в небе полная луна, перед вами чугунные ворота, закрытые на пудовый замок. Ковка ажурная, красивая. Были б деньги, на даче такую красоту завести — самое то. И вот за этой чугунной красотой — такая желанная и притягательная свобода. Та же песочная дорожка, но уже с красивыми и, что самое главное, ярко горящими фонарями. А чуть дальше виднеется шоссе, по которому время от времени проезжают машины. Появляются не часто, как-никак глубокая ночь, но они есть — факт. И ведут их живые люди. А я тут, на кладбище, сижу на дорожке и пялюсь на решетку, не в силах её преодолеть.

Тошно-то как!

— Эй, люди-и-и-и! Помогите кто-нибу-у-у-у-удь! — вырвалось у меня в ночную пустоту.

— Чего орешь-то? — раздалось за спиной.

Меня аж подбросило....

Мужчина лет за пятьдесят стоял посреди дорожки. В свете фонарей поблескивали круглые очки в дешевой металлической оправе. Небольшая лысина лишь подчеркивала солидный возраст незнакомца. Черные, видавшие виды брюки с заметными пузырями на коленях и засаленными краями карманов ненавязчиво просились в стирку. Темная жилетка, синяя рубашка не первой свежести и черные нарукавники делали мужчину похожим на бухгалтера или счетовода. Особенно усиливала сходство толстенная амбарная книга, зажатая подмышкой.

— Так, — поправив очки и с ловкостью фокусника раскрыв книгу, произнес незнакомец, — будем регистрироваться.

В руках странного бухгалтера возникла перьевая ручка, отдаленно смахивающая на китайский аналог известного «Паркера».

— Пол, фамилия, имя, отчество, адрес прописки или регистрации, — забубнил мужчина, готовясь вносить данные в раскрытый гроссбух.

— Какая еще регистрация? — вырвалось у меня.

Мужчина посмотрел неодобрительно поверх очков.

— Обычная. Если на заработок или по делу какому, должна быть регистрация. Ну или прописка, если лимита со стажем...

— Какая такая лимита! — вырвалось гневное. — Вы что себе позволяете!? Да я вас...

Вмиг проснувшийся праведный гнев требовал выхода. Пальцы как-то сами сжались в кулаки, тело качнулось вперед, силясь встать с песочка.

— Семен Петрович, прекратите человека нервировать! — раздалось за спиной.

Взлетев как ракета, развернулся на голос. Миловидная дама в длинном черном платье и старомодной темно-бордовой шали, накинутой на плечи, смотрела спокойно. Зеленые глаза лучились добротой. Седые волосы собраны в тугой пучок на затылке. На ногах черные ботинки, вышедшие из моды лет 20 назад. Типичная училка на пенсии.

— Ты бы, Петрович, еще дату смерти спросил, — через мою голову обратилась дама к бухгалтеру.

— Не стоит волноваться, — продолжила уже мне, — Семен Петрович пошутил с пропиской.

— Ничего не пошутил, — раздалось сердитое за спиной.

— А я говорю, пошутил! — произнесла дама с нажимом. — Твои шуточки кого угодно до инфаркта доведут.

Сзади снова что-то забубнили, но уже неразборчиво.

— Вы не переживайте, Семен по натуре добрый, но иногда… его заносит. — Дама многозначительно посмотрела мне за спину.

Бурчание стало еще тише.

— Спасибо, успокоили, — проговорил облегченно. — А то как-то страшновато… ночь, кладбище и один. Вы не знаете где тут выход?

— Конечно, знаю. — Ответила дама. — Вам показать?

За спиной вновь забубнил Семен Петрович.

— Идемте. — Дама протянула ко мне руку, делая пару шагов навстречу.

Слова благодарности застряли в горле. Кожа вмиг покрылась мурашками, а ноги сами сделали большой шаг назад. Глаза дамы округлились, на лице застыл немой вопрос. Быстрого ответа ждать не приходилось, в душе творился кавардак. Волосы на голове усердно играли в «Море волнуется раз...», вспоминая движения виденного в детстве метронома. Да и как тут не волноваться? То, что дорожка на кладбище песчаная — это нормально. То, что пожилая женщина не оставляет после себя следов, тоже могу с натяжкой принять. Но двигаться, не перемещая ноги… Мишка Джексон со своей лунной походкой отдыхает.

— А-а-а, э-э-э… — забормотал, указывая на женщину.

Продолжая тыкать пальцем, обернулся, ища поддержки у Петровича.

Бухгалтер удивленно выглянул из-за моего плеча. Осмотрел даму с головы до ног. Хмыкнул. Почесал ручкой переносицу.

— Слышь, Марья Степановна, говорил я тебе, черный цвет нынче не в моде. А ты не верила. Вот, полюбуйся, чего натворила...

Бухгалтер, огибая меня по дуге, поплыл в сторону женщины. Ноги у него шевелились, но… пенсионеры точно так не ходят, да и предпенсионный контингент тоже.

— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а! — разнеслось над кладбищем.

Сдерживаться дальше не было сил. Крупная дрожь колотила все тело.

— Ну, началось. — Скривился бухгалтер. — Будешь ждать? — обратился к женщине.

Собеседница кивнула.

— Тогда и я постою. Минут 15.

— Полчаса. — Проговорила дама.

— Двадцать минут, и как в прошлый раз. — Парировал бухгалтер.

— Договорились!

Две фигуры расположились метрах в пяти от меня. Может, стоило сбежать, но страх сковал все тело, оставив лишь способность кричать. Чем я и пользовался, оглашая кладбищенские окрестности не хуже громкоговорителя незатейливым «А-а-а-а....».

Вдали что-то стукнуло. Спустя несколько минут послышался скрип песка. Бухгалтер вытащил из кармана часы на цепочке, щелкнул крышкой.

— Двадцать пять минут. — Приговорил сосредоточенно.

— Ничья. — Не поворачивая головы, ответила дама.

— Тогда пойду, — произнес мужчина как-то буднично. — Дальше не интересно.

— Как знаешь. — Ответила собеседница. — Я останусь, помогу.

Скрип песка слышался ближе. На аллейку вышел бородатый мужчина в телогрейке. Из-под замусоленной кепки выбивались непричесанные рыжие волосы.

— Привет передавай, — бросил бухгалтер через плечо, бесшумно исчезая в куста ближайшей могилы.

Новый персонаж вел себя странно. Сделав несколько шагов, останавливался, крутил головой по сторонам и шел дальше. В правой руке мужик сжимал здоровенную кружку. Я смотрел во все глаза, но товарищ явно меня не видел.

— А-а-а! Ааа-ааа-ааа! А-а-а! — перешел я на морзянку, отчаянно надеясь, что приближающийся дядя в детстве интересовался радио и заметит изменения в моем вещании.

Мужик заметил. Остановился в паре метров, покрутил головой.

— А-а-а! Ааа-ааа-ааа! А-а-а! — продолжил передавать сигнал бедствия.

Определив направление, мужик… отхлебнул из кружки здоровенный глоток и брызнул в мою сторону, словно хозяйка смачивающая брюки мужа перед глажкой.

— А-а-аххххх! — выскочило из горла.

Мужик улыбнулся, сделал еще глоток и снова брызнул в лицо.

В голове закружилось, перед глазами заплясали разноцветные круги. Вдалеке мелькнуло лицо Марьи Степановны. Полный сострадания и надежды взгляд зеленых глаз обнадеживал, и… сознание поглотила темнота.