И Чимган освещает дорогу мою…
— Лена! Лена! Ну, на два слова, Лена!
Она шла, не оглядываясь, по знакомой с детства улице, шла, ускоряя шаги и старалась не слышать этот задыхающийся, стонущий шепот… Неслась как к убежищу к заветной зеленой бабушкиной калитке. Неслась, не видя изумленных взглядов встречных, не видя, но спиной ощущая этот взгляд измученных серых глаз. Как подернутых пеплом.
— Лена, ну на два слова! Два!
Она остановилась перед узенькой, утопленной в глинобитной стене калиткой.
Нашла в себе силы повернуться к нему лицом.
— Я виноват… перед тобой… Я не хотел так, не хотел. Но я все исправлю. Я не могу без тебя, не могу…
— А я без тебя — могу! С тобой — нет! — резко ответила Ленка и, распахнув на мгновенье калитку, тут же захлопнула ее перед ним.
Парень услышал щелчок засова и стремительный удаляющийся цокот каблучков, потом, разогнавшийся по улице трамвай заглушил все звуки. Парень оглядел калитку и, увидев кнопку звонка рядом с табличкой «Осторожно! Злая собака», нажал ее. Тут же отозвалась «злая собака», но он продолжал держать палец на кнопке, слушая как в глубине дома, выходящего фасадом на улицу, не утихал высокий трескучий сигнал.
— Кто там! Не заперто! Ах, ты, кто же это нас с тобой запер, Борзик? Да иду, иду… Да, не трезвоньте, открываю!
— Вам кого, молодой человек?
Знакомые зеленые глаза на лице пожилой женщины, Ленкины глаза.
— Да, вы не дверью ли ошиблись, может вы к Капитоновым?
— Мне Лемешеву Елену Александровну, — видимо решив схитрить, официально поименовал Ленку парень.
Женщина внимательно вгляделась в него.
— Я вас слушаю.
— Вы тоже… Александровна?
— А, вы к внучке… Так нет ее… она вообще-то с родителями живет. Ленка… Она вам мой адрес дала, вот негодница!
— Она только что вошла сюда, минуту назад.
— Вот кто нас запер, Борзик. Но в дом внучка не входила… Неужели перепрыгнула через забор к соседям! Ленка, Ленка… Нет, сынок, тут ты ее не сыщешь… Это ветра в поле искать. Здесь у них свои дороги, как у бандерлогов. С самого раннего детства. Она могла дворами на Зеленую удрать к двоюродным, а то и в парк или на стадион. А уж если через институт да на Болгарку! Там ее даже Борзик не найдет. У нее везде друзья-подружки.
— Мне бы только сказать вашей внучке два слова, только два.
— Я бы тоже не отказалась ей пару слов сказать… а то и хворостиной… Но уж если она перед тобой дверь заперла, которая сроду не запирается… Не сможешь ты ей этих слов сказать, сынок, не надрывай свое сердце понапрасну.
— Но она же вошла сюда, почему вы не хотите меня услышать, пустить?
Из соседней калитки, из переулочка вышла женщина с ведром воды и выплеснула ее на раскаленный тротуар, для прохлады под окнами.
— Елена! Это не твоя ли внученька опять по стенам ходит? Хоть бы каблуки сняла, свалится же, у Патрикеевых ульи, то-то хороша будет невеста.
— Где ты ее видела, Луша?
— Да вот только что, пролетела кометой над моим курятником, поздоровалась, правда. От кого удирает. Неужели опять участковый с рогаткой поймал.
Женщина с Ленкиными зелеными глазами рассмеялась беззаботным Ленкиным смехом.
— Ох, Луша, если бы с рогаткой, отстрелялись они уже, выросли… Вот парню голову морочит.
— Ой ты, болезный, это ты попал… — ужаснулась соседка с ведром и, покачивая головой, удалилась в свой прохладный, затененный пыльными кронами сирени переулочек. — За Ленкой Лемешевой гоняться, это надо облаву с гончими и борзыми, а то и с доезжачими…
И все это время Ленка сидела в просторном, выгороженном для Борзика углу под старой урючиной, топила пальцы в густой Борзиковой шерсти и глотала немые слезы… Выручила соседка Лукерья, с ее двора, через штакетник Ленкино укрывище просматривалось от и до… Бабушка от калитки ее не видела, ну а Борзик — умрет, не выдаст.
— Ты не ищи ее, сынок, она никогда не перешагнет через чужую судьбу. Ты верно, женат, да и ребеночек есть?
— Я развожусь, жена согласна, а сына я не брошу.
— Все это не по ней. Нет для Ленки тебя, только настрадаешься. Не ходи за нею.
— Знаю, знаю…— застонал парень неосознанно, как в бреду. — Но я не могу без нее. И если бы она только знала, каков мой брак… Я вам первой расскажу. Светлана — моя однокурсница. Мы с ней даже не были близки. Виделись мельком на потоке… Она специализировалась на другой кафедре. Мы просто знали друг друга в лицо. На первом курсе она вышла замуж за какого-то лейтенанта… Перевелась на заочное, потом приезжала на сессии, однажды приехала заметно беременная… Но не доносила. Бросила своего лейтенанта, восстановилась на нашем дневном. Ей нужно было многое досдавать. Я помогал… Просто помогал. Мы даже не целовались! Потом у нас были сборы, по военной кафедре. Девчонки однокурсницы приехали нас навестить. Все к своим. Света почему-то ко мне… У нас ничего не было… Мы даже не целовались… Поехали их провожать на станцию… Голодная степь. Перекати поле, ветер и соленый песок скрипит на зубах. На поезд опоздали. Ждали ночной проходящий. Я не могу понять. Что-то мы пили, кажется Каберне. Мы как-то оказались с ней вдвоем. Звезды в небе и тишина. Ветер стих. Мы даже не целовались.
Она рассказала мне, что ее родители после ее свадьбы с лейтенантом, будто только этого и дожидались, разошлись и разменяли квартиру. Ей негде жить. Она плакала, но мы даже не целовались. Она сказала, что больше не сможет иметь детей, что поэтому муж ее бросил. Я слушал все это и чуть не плакал сам, тут это случилось… Потом пришел поезд. Я проводил ее уже как свою женщину… Но мы даже… Ну, я уже это говорил. Я вернулся домой через два месяца и обнаружил, что у меня нет дома. Отец сказал только одно — "Марш в ЗАГС, подонок". Мать слегла в предынфарктном состоянии. Оказывается, я, пьяный, озверевший солдафон, изнасиловал однокурсницу, которая просто по-дружески приехала меня навестить на полигон. Света по благородству души не стала заявлять на меня, но оказалось, что она беременна, и только потому пришла к моим родителям...
Мы поженились. Родители копили на машину и очередь подходила, они все эти деньги вложили в кооператив. Купили нам квартиру. Мы стали вместе жить, но я ни разу так и не поцеловал ее… Потом родился Димка. Я смирился. Ладно, судьба… Но вот вдруг… Лена. Я все честно рассказал Светлане. Она ведь все понимает. Мы решили, что я оставлю ей наш кооператив, заберу сына и вернусь к родителям. Она отпускает меня. Она согласна. Скажите это Лене. Она должна понять. Я ненавижу себя, эту ночь, этот полигон… Я не дождался Ленку. Но как я мог знать! Как мог знать!
***
В том году первая половина июня была на редкость прохладной. Зачастили дожди, вот уж и вовсе небывальщина в здешних краях. Июнь вел себя как май и Ленке было немного легче переносить все, что свалилось на нее после той экспедиции в Мерв. Ей казалось, что раз зной еще не наступил, то и воспоминания, нестерпимые, жгущие душу, можно пока удержать где-то в глубине сознания. Как камень в колодце. Вроде ты и знаешь, что он там лежит. И каждый раз, когда черпаешь воду задеваешь его ведром… Но, вроде как и не обязана помнить о нем, пока не ходишь по воду. Воспоминания о Мервском зное изводили ее весь последний год учебы в школе. Переломный десятый класс никого не обошел своими радостями. И Эльку, и Ниночку Подберезкину, досталось и Марьям, и Наденьке Зубовой, ну и Ленке тоже прилетело нежданно, негаданно.
Ленка Лемешева покидала родной город последней из школоты. Попали в летний призыв Юрка Веденеев, Славка Цветаев и Серега Неверов. Уехали с практикой от училища в Чимган Камал и Леха Азаров, Марьям вернулась домой и готовилась к поступлению на факультет монументальной росписи там. Музыканты разлетелись кто куда. В общем, перезваниваться теперь Ленка могла только с Эльмиркой Ахмедзяновой. Перезваниваться, потому что встречаться девчонкам было некогда. У Эльмирки хлопот с малышкой было невпроворот, а Ленка каждый день с утра до самого закрытия сидела в академической библиотеке, куда ее по блату пристроила знакомая студентка. Для поступления Ленке пришлось выбирать совсем не свой родной университет, где у нее уже были «связи» на кафедре археологии. Связи связями, но во время экспедиции в Мерв, нарвалась Ленка на гюрзу и теперь путь в местную альма матер ей был заказан.
Были и еще внутренние домашние причины, вынуждавшие Лемешеву покинуть отчий дом. С некоторых пор она стала невольным катализатором ссор родителей. Без нее семья Лемешевых еще хоть как-то могла мирно уживаться, с ней ни в какую! Даже Санька сообразил, что если раньше родители просто вздорили, то теперь их конфликт мог привести к окончательному разрыву. И причиной конфликта был все тот же случай, который Ленка мысленно называла бросок гюрзы, и непримиримо противоположная реакция родителей на ее роль в этой печальной истории. Мать безоговорочно винила во всем Ленку. Отец и того хуже, готов был убить Ленкину врагиню своими руками.
Ни та, ни другая реакция Ленке была не к чему. Она попала под раздачу в Мерве не по своей вине. Там вообще не было ничьей вины. Просто удар судьбы. Ну, или бросок гюрзы.
В весенние каникулы Ленка уже привычно отправилась в экспедицию в Мерв. Она с десятого класса повадилась кататься с археологической практикой туда в осенние и весенние каникулы. Чертежники-рисовальщики в поле у археологов на вес золота. Ленке с ее легким, уживчивым характером были рады вдвойне. «И польза от девчушки огромная и смеешься над ее байками до колик!» — говорил аспирант и по совместительству комсорг факультета. Как все складывалось для Ленки удачно! Ей оставалось только подготовиться к вступительным экзаменам и сдать их как можно успешнее. С сочинением проблем наверняка не будет, устно сдать литературу и русский после школы Илоны то Бектемировны не фиг делать! Немецкий и историю… Да, вот с историей могли возникнуть проблемы. Дело в том, что Семен Ефимыч преподавал им свои предметы очень своеобразно. Рефреном всех его объяснений звучала фраза: «Ну, это вообще-то не для ваших ушей, босота, но в учебниках такого арапа запустили, что мои нервы рыдают взахлеб!»
К счастью у тупой доносчицы Пантелеевой ума не хватало сообразить, что их историк преподает им предмет отнюдь не в соответствии с методическими рекомендациями или установками партии и правительства. Но услышав краем уха, что Ленка собирается поступать на исторический факультет, Семен Ефимыч загнал ее в музыкалку и так отчитал за все и сразу, что Ленка дня три не могла уже больше не плакать не смеяться. Историк дал ей жесткую установку, чтоб на вступительных экзаменах она даже думать забыла обо всем, чему научилась на его уроках. И Ленке пришлось срочно готовиться к предмету по тошнотным учебникам. К счастью в библиотеке она наткнулась на собрание сочинений Ключевского, но на дом тома не выдавали, а сидя в читалке даже с ее скоростью чтения, прочесть все она не успевала.
Студенты археологи ей, конечно, пообещали протекцию и всяческую помощь, но, во-первых, Ленка в поддавки не играла, а во-вторых, блатных абитуриентов там и без нее было под завязку. Ну а теперь, после броска гюрзы, Ленке учиться и жить в родном городе спокойно бы не дали.
— Ленка! Закрываемся, тебя до метро подвезти?
— Нет, спасибо, я на трамвайчиках с пересадкой. Мне на Тезиковку к бабушке.
— Это ты через весь город по диагонали катаешься?
— Нормально, я в транспорте читаю.
— Жаль, что тебя от нас эта крыса выжила.
— Она не крыса, Саида. Она гюрза.
— Крыса, Ленка, подлая крыса, мне лучше знать, я с ней три года вместе училась. До самого ее декрета.
— Вот именно, до ее декрета. Ребенку всего полгода, ее можно понять.
— Я же тебе рассказывала, как она его женила на себе!
— Для меня это все без разницы. Главное, чтобы он не знал, что я еще в городе.
— Нет, он думает, что ты в Москве или в Киеве...
— Или в Баку, или в Тбилиси, — горько засмеялась Ленка.
— Если бы ты только знала, как ему плохо без тебя!
— Он никогда со мной и не был.
— Это знаем мы, остальные из-за ее подлой выходки так не считают. Не переубедить людей, не верят.
— Вот поэтому мне лучше уехать.
— Он все равно тебя никогда не забудет. Эх, не дождался, совсем чуть-чуть не дождался он тебя.
***
Ленка, сидя в полупустом трамвае, листала скучный учебник с дежурными казенными периодами. Такая наука даже в ее светлой голове не укладывалась. Хуже физики, честное слово! Да еще на соседнем кресле устроился меломан с транзистором «Спутник» и блаженствовал от какого-то шлягера. Ленка вслушалась в журчащую мелодию и едва успела спрятать под веками закипевшие горючие слезы:
«И Чимган освещает дорогу мою,
И безумно прекрасен собою!»
Ленка вылетела из трамвая на первой же остановке и оказалась перед фонтаном в театральном скверике, где она уже однажды ревела. Струи фонтана, подсвеченные уличными фонарями, дробились на изгибе и в темное, подрагивающее зеркало круглой чаши падали уже частые молочно-жемчужные капли. Ладно, пусть фонтан на этот раз за нее поплачет. Ленка потихоньку вытерла глаза и уселась на скамейку рядом с фонтаном. Тайна этой скамейки, которая на видовой открытке в семейном Лемешевском альбоме была отмечена чернильной точкой недавно перестала быть для нее тайной. Точку на открытке поставил отец задолго до рождения Ленки. Именно здесь, на этой скамейке он нашел однажды свою судьбу. Молодой дембель, только вернувшийся домой из далекого Выборга встретил здесь синеглазую студентку. Она готовилась к сессии и к парню отнеслась холодно. Дембель Александр Лемешев, разбивший не одно девичье сердце, реакцией этой зубрилы был уязвлен. Так все и началось. Слезы отступили, Ленка сидела, любовалась фонтаном и фасадом театра — шедевром Щусева, припоминала семейные предания и улыбалась.
***
Ранним августовским утром, когда город еще утопал в синеватой дымке, Лемешевы провожали свое чадо. Автобус привез их по Лениградской улице к месту пересадки до аэропорта. Ленка в ненавистном нарядном платье в горошек хмуро рассматривала свой чемодан в ожидании транспорта. На Ленинградской улице. К добру это или к худу? По дороге в Ленинград… Родители, как видно, договорились при детях больше не ссориться, особенно теперь, когда старший птенец покидал родное гнездо. Ленке оставалось только надеяться, что после ее отъезда младший братишка их все же помирит и они не разведутся хоть ради малого. Как ей не хотелось покидать свой добрый город ради далекого северного холодного и чопорного Питера! Но так уж все сложилось, что приходилось покидать.
Сумбурное прощание с семьей немного отвлекло от глубокого, вздергивающего все нервы волнения. Отец крепился, но явно все еще не был готов к расставанию с ней. И его карие глаза были исполнены печали. Мать почти как всегда, не проявляла своих чувств внешне. Но Ленка знала, мать все еще сомневается в ней и в глубине души рада, что дочь пока уезжает от греха подальше. Откровенно грустной выглядела сестра отца голубоглазая Тамара и ее теплые руки обняли Ленку с привычной нежностью и ноткой грусти от предстоящей разлуки. Интересно, имела бы она вообще хоть какое-то представление о тепле материнских объятий, если бы не тетя Тамара. Двоюродные бодрились и подмигивали Ленке, а младший родной братишка Санька с трудом сдерживал слезы.
— Они без тебя окончательно разойдутся, — прошептал он сестре, когда она наклонилась к Саньке прощаясь.
Что она могла ответить братцу. Такому не по годам проницательному Саньке Лемешеву. С ней или без нее, но чета Лемешевых добралась на своем семейном суденышке к новым неведомым берегам. Гребли они невпопад, часто выбивали друг у друга из рук руль, а выбирая курс, в запальчивости частенько забывали о пассажирах. Не раз и не два случалось Ленке, стискивая в объятиях малого, шептать ему: «Все будет хорошо, я узнавала». Хотя какое там хорошо! Сколько раз уже приходилось им с братом закрывать глаза и затыкать уши в преддверии неизбежного крушения и хвататься за борта лодчонки, видя буруны, вспенивающиеся у клыкастых скал.
И вот очередной этап испытаний семье принесла нежданно и нагадано свалившаяся на Ленку горячечная любовь женатого парня. И бесполезно было доказывать матери, когда оскорбленная жена пошла с гневными обвинениями в адрес разлучницы, что никакая она не разлучница и никого не завлекала и от жены и ребенка не уводила. Мать поверила не дочери и не своим глазам, а наветам вздорной бабы. И никогда Ленке не забыть ту оплеуху, которую закатила ей тогда мать, едва она перенесла через родной порог свой пыльный рюкзак, вернувшись из той злосчастной поездки в Мерв. Не забыть, как вспыхнули яростным гневом глаза отца, отшвырнувшего жену в угол прихожей. Ленка повисла на его руке, охваченная подлинным ужасом. Таким она отца еще не видела.
— Ты поверила этой… этой… дряни! Даже не дав дочери рта раскрыть! Да что же ты за мать такая! — кричал отец.
— Саша, она написала мне на работу, меня вызывают в партком, — лепетала мать, и первозданный ужас плескался в ее обычно бесстрашных синих глазах.
Хорошо, что хоть Санька был в садике и всего этого не видел и не слышал.
Потом Ленка сидела в своей комнате с мокрым полотенцем у распухшей щеки и безуспешно боролась с горючими слезами, вскипавшими под сомкнутыми веками. Ленка смаргивала слезы и упорно созерцала пейзаж за окном, надеясь успокоится. Но обида жгла нестерпимо. За окном все также тянулись к небу любимые с детства деревья. Орешины с серебристыми стволами, карагач с округлой темной кроной, колыхались на ветру нежные молодые лозы виноградника и зацветала, как каравелла под всеми парусами, снежно-белая роза на единственном прижившимся кусте. Густая зелень уходящей весны. Ленка так тосковала по этим деревьям в сухой прокаленной туркменской пустыне. И вот свиделась. Пролился яркий звонкий ливень, подсвеченный солнцем от горизонта. Туда тучи еще не добрались. Ленка улыбнулась сквозь слезы.
Мать распахнула дверь в ее комнату и распорядилась.
— Немедленно за Санькой в садик!
Извинения в такой форме Ленка принимать не собиралась. Отец опять вмешался.
— Оставь девчонку в покое. Не смей к ней лезть.
— А кто же тогда за Санькой…
— Ты!
И видно было в голосе отца что-то такое, что мать тогда послушно отправилась за сынишкой в садик сама. Когда за ней закрылась входная дверь, отец негромко и почему-то виновато сказал.
— Лена, я вызвал тебе такси, поживешь пока у бабушки…
«Пока» вылилось в целый год. Свой одиннадцатый класс в школе искусств Ленка проучилась, отправляясь в школу из бабушкиного дома. И вот теперь уезжает поступать. И в дорогу ее собирали бабушка и тетя. А с матерью она так и не нашла в себе сил помириться. Не смогла.
***
Ленка отправлялась в неизвестность. Эскалатор вез ее по длинному застекленному переходу. Тоненькая как тростинка, в легком светлом в горошек платье девчонка на бесконечной медленно ползущей горизонтальной ленте эскалатора оказалась почему-то в одиночестве. Солнце скользило из одного стеклянного блока в другой, золотило пряди волос в стрижке каре. Ленка Лемешева накануне выпускного рассталась со своей косичкой. Сначала отец негодующе фыркнул, но потом всмотрелся и удовлетворенно кивнул. «Да, так тоже неплохо». Эскалатор почти довез уже Ленку до зала посадки, когда за спиной, в начале медленно ползущей ленты наконец раздались голоса и других пассажиров ее рейса. Ленка припомнила, что за ней в очереди на регистрацию стояло многочисленное крикливое семейство с дюжиной баулов, десятком чемоданов и еще несколькими коробок с фруктами. Понятно, почему она так долго ехала до зала на посадку в одиночестве. Теперь семейство с визгами и криками, хватаясь за движущиеся перила заполонило все пространство в начале ленты. Донеслись встревоженные окрики оператора и медленно ползущая лента плавно остановилась.
— Топайте пешком, раз такие дикие! — выкрикнула оператор.
Ленка невольно засмеялась и прошла несколько оставшихся шагов до конца ленты с ребристой поверхностью.
— Вон девочка, одна едет, не вопит, не визжит, не прыгает! А вы с родителями и вести себя не умеете! Пока не пройдете до зала эскалатор не включу!
Ленка не стала оглядываться на многодетное семейство, чтобы не смущать родителей и не поощрять мелюзгу к новым подвигам. Сделала вид, что не слышала как ее приводили в пример. Девочка одна едет. Не визжит, не вопит и не прыгает… А как хотелось-то.
На борту самолета Ленка все еще старалась разглядеть на горизонте линию гор, и звучала, крутилась в ее памяти неотвязная музыкальная фраза, донесшаяся из транзистора неведомого меломана. Потом самолет набрал высоту и понеслись мимо иллюминатора клочья жемчужного тумана. Облака под ногами. Ну да, этого следовало ожидать. Ленка усмехнулась. Мать всегда ругала ее за привычку витать в облаках и призывала спуститься с небес на землю, в реальность. Ленка устроилась в кресле поудобнее и закрыла глаза. Что ж, до встречи с неизведанной реальностью в Питере есть еще время на сон и на облака.
***
Клочья облаков за окнами все наплывали и густели, и солнце уже с трудом пронизывало их своими золотистыми копьями и дротиками. Облака клубились и, вращаясь вокруг незримой оси как клочья шерсти на веретене, постепенно заполняли все пространство, весь космос. Это богиня Ананке — Необходимость вращает мировое веретено, постигла Ленка. А вот и ее дочери Мойры и у каждой своя константа, управляющая силами высшего небесного правопорядка.
Лахесис застыла над роженицей, сжимая в точеной алебастровой кисти руки то ли сверкнувший льдистым отблеском жребий, то ли какой-то акушерский инструмент.
Клото почему-то в образе седоголовой полупрозрачной старушки скручивает ссохшимися восковыми пальцами судьбоносную нить. Серебристая пряжа мягкими волнами струится в бесконечность.
Неотвратимая, Атропос уже занесла над чьей-то нитью судьбы безжалостные ножницы. «Не надо!» — взмолилась Ленка, Атропос обратила к ней мраморный лик и медленно, но вполне отчетливо кивнула. Ленка осознала, что она в своем сне хозяйка, и ее воля закон. Но в глазах Атропос Лемешева разглядела явную угрозу и поняла, что отныне у мойры к ней счет.
Ленка вздрогнула и очнулась.
— Пристегните ремни, наш самолет совершает посадку в аэропорту Пулково, — бесстрастный голос стюардессы окончательно вернул Лемешеву из мира грез в реальность.
— Пулково, — ворчливо отозвалась Ленка, — Подумать только! Знал бы Струве чем кончатся его затеи!
Парень в соседнем кресле неожиданно для нее захохотал. Ленка внимательно посмотрела на него и осознала, что провела пять часов бок о бок с лейтенантом внутренних войск.
— Чему тебя в школе только учили! — сквозь смех проговорил парень, — Весь полет во сне болтала и слова все какие-то странные. Я уж было подумал, что ты гречанка.
— Нехорошо подслушивать чужие сны! — возмутилась Ленка.
— Нехорошо, — согласился лейтенант внутренних войск, и подмигнул Ленке, — Зато так увлекательно.
— Увлекательность даром не получишь. Вот я теперь знаю, кто мне поможет дотащить «ручную» кладь до автобуса.
— Легко! — улыбнулся лейтенант, не расслышав в Ленкиной речи кавычек.
***
«Ручная» Ленкина кладь состояла из корзины, картины, картонки. Мало того, что Подберезкиной понадобились для творческого конкурса дополнительные работы и Ленка загрузила в тубус чуть не все свои шедевры, так еще Ирина Петровна передала с ней любимой доченьке «посылочку» с фруктами! Коробка невероятных размеров по тяжести тянула на центнер, не меньше. В самолет Ленке все это богатство помогли загрузить знакомые отцовы пилоты. Чудо, что вообще позволили такую ручную кладь пронести! Но выгружать кладь не обещали, у них и без Ленкиных проблем с грузом хватало забот в аэропорту назначения.
Лейтенант просто ахнул, когда Ленка предъявила ему свою ручную кладь.
— Только до выхода в зал! — заверила его Ленка, — Там меня Нинка встретит.
— Сочувствую твоей Нинке.
— Так ей и везу, — вздохнула Лемешева, тяжелый тубус оттягивал ей правую руку, а в левой неуклюже топорщились картоны и пара этюдных папок.
Беспечная Нинка не удосужилась узнать, что перед поступлением у художников спрашивают не только документы, но и весь их творческий багаж требуют предъявить.
***
В начале августа в Северной Пальмире совсем не жарко, но веселый Ленкин лейтенант успел взмокнуть пока тащил ручную кладь. А Ленка шла к автобусу по бетонке и с недоумением вдыхала прохладный, влажный воздух, насыщенный запахом березовых крон и еловой хвои. А небо над головой казалось невероятно просторным и слегка бирюзовым. Как в параллельный мир попала, подумала Ленка. Здесь все иное. Иная реальность.
С иной реальностью Ленка столкнулась у выхода в зал ожидания пассажиров. Ее никто не встречал, зато к лейтенанту кинулись с распростертыми объятиями три женщины разом. Мать, сестра, невеста, мигом определила проницательная Ленка. Лейтенант, к его чести сказать, попутчицу на произвол судьбы не бросил. Наскоро расцеловался со своими и помог Ленке донести неподъемную ручную кладь до камеры хранения.
— Дождешься свою Нинку, может опаздывает, а если нет, поезжай в город налегке, после вернетесь с авоськами и разделите груз. Сама не вздумай эту тяжесть таскать!
— Ага, спасибо.
Лейтенант козырнул и улыбнулся Ленке на прощание. А она отправилась искать в зале ожидания бестолковую Подберезкину.
***
Асфальт под колесами такси, которое увозило из Пулково лейтенанта с его ликующими женщинами, был сухим, но водила не торопился. Лейтенант, на переднем сидении, разумеется не пристегнутый, повернулся к своим дамам и общался с ними от души. Водитель с интересом прислушивался к оживленной беседе пассажиров, он и сам не так давно отслужил срочную во внутренних войсках и теперь ему почему-то не терпелось выяснить, откуда возвращался лейтенант. Не из его ли части? Летеха мельком упомянул пару топонимов, и водитель обрадовался, точно, однополчанин! Они уже выезжали на Московский проспект, и лейтенант повернулся к таксисту, чтобы показать куда сворачивать, окна родного дома сверкали начищенными до блеска стеклами.
Если бы лейтенант не замешкался, помогая Ленке с ее коробкой, такси с ним и его женщинами почти наверняка попало бы в ДТП! Откуда на встречной оказался этот шальной придурок со своим самосвалом, известно только судьбе. Таксист вывернул руль, чудом уходя от лобового столкновения, а придурок на самосвале, посигналив в насмешку, вернулся в свой ряд.
— Кретин! — выдохнул таксист и, сорвал досаду на однополчанине, — А ты что, бессмертный что ли? Говорил же пристегнись!
— Не кричите на моего сына, молодой человек! Не умеете водить, так не срывайтесь на пассажирах.
— Мама, он как раз очень хорошо умеет водить, — хрипло проговорил лейтенант, всей кожей ощутив, что только секунду назад едва разминулся со смертью, — Давай, земляк, сворачивай вон в тот двор, дед из окна уже машет.
— Чаевых не возьму! Только по счетчику! — сердито воркотнул шофер лейтенанту, — И багаж сам доставай!
— Есть, — отозвался пассажир, и шепотом добавил, чтобы не слышали дамы, — Ты даже на поребрик не наехал, когда уворачивался, ну ты и виртуоз.
— А и надо было наехать, чтоб ты ткнулся лбом в стекло! Пристегивайся теперь!
— Есть! — опять козырнул лейтенант, будто старшему по званию.
***
Лемешева обошла все залы аэропорта Пулково и даже по громкой связи через посредничество не очень дружелюбной дежурной повыкликала Подберезкину. Тщетно! Оставалось одно — отправляться в город налегке и разыскивать Нинку там. Проблема в том, что где именно находится это самое общежитие, куда разместили абитуриентов с Нинкиного потока, Лемешева не имела ни малейшего представления. В некотором недоумении и растерянности стояла она возле уходящей в прозрачный купол колонны и прикидывала где ей искать ночлег, если Нинку отыскать не удастся.
— Лемешева! Ну ты и вырядилась!
Ленка в недоумении оглянулась на оклик и увидела Ольгу Сонину.
— Привет! А ты как здесь?
— Мы с папой встречали рейс, мне не хватало работ для конкурса. Брат переслал. Акварели, понимаешь, понадобились.
Ленка перевела взгляд и казенно улыбаясь поприветствовала Ольгиного отца:
— Ой, здравствуйте, Игорь Тимофеевич, не сразу вас заметила.
— Здравствуй, Елена.
Ленка захлопала глазами, так официально к ней еще не обращались.
— Мы услышали твое объявление и подошли. Нина уверена, что ты прилетаешь другим рейсом. Нам не удалось ее переубедить, что рейс только один. Но мы тебя проводим до дверей ее училища. Ольга поступает в академию, как ты сама понимаешь. Мы сняли комнату, но разместить там еще тебя не получится.
Ольгин отец сверлил Ленку строгим взглядом, упреждая возможные возражения с ее стороны. Ленка и не думала возражать. Наоборот испугалась, что Сонины вздумают ее пригласить. Отец Ольги держал свое чадо на коротеньком поводочке, и спокойно видеть такое Ленка просто не могла. Следовало поблагодарить господина Сонина за предъявленную любезность и воспользоваться ею.
— Где твой багаж?
— Э-э-э! В багажном отделении.
Господин Сонин недовольно хмыкнул.
— До сих пор не получила?
— Ну, да. Нинку искала.
Они прошли к залу выдачи багажа, там на карусели крутился одинокий Ленкин чемоданчик. Дежурный недовольно фыркнул.
— Поторопитесь, барышня, здесь уже должны получать багаж пассажиры с другого рейса.
Ленка подхватила свой багаж, и они прошли к автобусу, как раз к отправлению.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.