Товарищ Фурманов и картошка

Как люди создали себе богов? А вот так: жили себе меж людей Герои (ну и Антигерои, естественно, ибо это — суть две стороны одного и того же). Жили они, значит, совершали свои Поступки, а потом умирали (чаще — от ран, реже — от старости, но тогда это были уже не совсем герои и Путь у них был короче, хотя жизнь длиннее). И когда Герои уходили, люди писали Песни, в которых рассказывали не только то, что Герои сделали, но и то, что могли бы сделать, если бы …. И эти Песни становились фольклором, и к ним приписывали всё, что смогли присочинить, уже следующие и следующие поколения. А через много поколений те Герои, которым «биографы» приписали самые невероятные поступки, перешли в разряд Богов, а оставшиеся стали Богатырями. Это очень долгий процесс. Но он продолжается и продолжается, потому что у каждого поколения появляются свои Герои. Есть они и у нас. Только Песен сейчас люди не пишут. Какие уж тут Песни в такой-то спешке? Так, коротенькие рассказы про отдельные Подвиги. Анекдоты. Но приписывают Героям и сейчас предостаточно. Смеются над ними, говорите? Да не совсем так: любят их. А смеются не над Героями, а над штампами, нет-нет, да и появляющимися в Официальных Песнях, которыми кто-то пытается «регулировать процесс».

Но это, так сказать, присказка. Сказка вся впереди….

— Черный ворон, что ты кружишь… — выводил задумчивый баритон.

— Ой, да над мое-ею голово-ой? — присоединялся фальцетик.

В полутёмной горнице, освещаемой двумя свечечками, за большим деревенским столом с расстеленной на нём политической картой мира, сидели двое: высокий худощавый усатый военный в портупее, при нагане и сабле (явно командир), и веснушчатый паренёк в сбитой на затылок кубанке. Примерно в районе центральной Африки стоял перевёрнутый чугунок, а Австралия была погребена под кучкой отваренной картошки «в мундирах» (по-солдатски). Командир время от времени брал картофелины из кучки и перекладывал на какой-нибудь материк стараясь поместить их точно в границах разноцветных государств. Самая большая картофелина лежала на чугунке. Второй, который попроще, внимательно наблюдал и подпевал, но при этом всё время старался встрять с вопросами, глупыми и не очень.

— Василь Ваныч, а Василь Ваныч, а вот буржуев разобьём, ты что в первый день коммунизма делать будешь?

— Я Пётр, точно тебе этого сказать …ну никак не могу, потому что … — рука его протянулась к кучке и новая картофелина легла на Апеннины — … потому что … — картофелина переместилась в Бельгию — … потому что этого тебе никто не скажет. Вот соберусь я сегодня, к примеру, к товарищу Фурманову в гости сходить, а он возьми, да и приди ко мне, будь он неладен! И сорвалось моё гостевание! Форс-мажор называется.

Словно в ответ на эти слова в сенях затопотали сапоги, загрохотало пустое ведро и раздался забористый мат. Потом по двери в поисках ручки заскреблась ладонь и, наконец, в горенку шагнул мордатый человек в полушубке.

— Чтоб тебя…! — пробурчал человек — понаставили тут вёдер! Привет, Чапай! Привет, Петька!

Командир, не выходя из задумчивости, ответил:

— И Вам, товарищ Фурманов! И Вам привет! Хоть и виделись уже сегодня. И не один раз. Не один… раз!

И ещё одна картофелина отправилась из Австралии в Европу.

— Ты, Чапай, книжечку, которую я тебе давеча давал, не изучил ещё? Во-от! Классиков марксизма-ленинизма у тебя времени нет почитать, а с картошкой баловаться — время нашёл! Дай-ка, попробую?

И товарищ Фурманов взял в руки самую большую картофелину, с чугунка.

Петька сделал большие глаза и, отобрав у товарища Фурманова картофелину, сказал осуждающе:

— Товарищ Фурманов, ты, ядрёна вошь, зачем диспозицию ломаешь? Ты, ядрёна вошь, не просто атаку срываешь, ты войска командира лишаешь! Тебя марксизм что, этому учил, ядрёна вошь?!

Фурманов хотел ответить тёмному несознательному элементу, но в это время в сенях опять загрохотало, и в горницу ввалилась кряжистая девица в красной косынке. За собой она катила станковый пулемёт. Девица резко распахнула створку оконца, взгромоздила «Максим» стволом на подоконник и закричала в сумерки:

— Тра-та-та-та-та!

Затем, ни слова не говоря, лихая пулемётчица утащила своё оружие на улицу, прогрохотав по сенцам, задевая стены и пиная сбитое товарищем Фурмановым ведро.

Фурманов изумлённо спросил:

— Чего это она?

— Учения, — коротко ответил Чапай, — но патронов у нас только на пару очередей!

— В бог-га душу мать! — только и смог сказать товарищ Фурманов.

Потом сидели, ели австралийскую картошку (Европу по молчаливому уговору не трогали) и пели уже на три голоса. Товарищ Фурманов пел громко, но сильно фальшиво. Выходило настолько противно, что в курятнике переполошился старый петух, не вовремя просипел зарю, и по всему селу завыли собаки.

Первым из троицы не выдержал Петька:

— Товарищ Фурманов, прекрати ты, Христа ради! Накликаешь беды!

— Петька, ты элемент первобытной буржуазной эпохи, — отозвался товарищ Фурманов. — Суеверный ты, просто сил никаких нет! И с религиозностью своей ты у меня прекращай! В светлом будущем нет места мракобесию и народному опиуму. Ты, как Чапайский ординарец, должен идейный пример бойцам несть, а не «христоскать» по всяким поводам. Ты же — боец красной армии. Так лучше выматерись, а не причитай, как баба неразумная!

— Да Василь Ваныч, чего он привязался-то? Алементами пугает, понимаешь! Товарищ Фурманов, ты ж сам, как баба неразумная, про алименты-то говоришь! Или у тебя «интересы» какие немужицкие появились? Василь Ваныч, объясни ты ему про богов! У нас ещё по чекушке осталось за печкой.

Самогон был настолько крепок, что у славной троицы полыхнула в глазах заря всеобщей победы. Василий Иванович подкрутил кончики усов.

— Как люди создали себе богов? А вот так: жили себе меж людей Герои (ну и Антигерои, естественно, ибо это — суть две стороны одного и того же). Жили они, значит, совершали свои Поступки, а потом умирали (чаще — от ран, реже — от старости, но тогда это были уже не совсем герои и Путь у них был короче, хотя жизнь длиннее). И когда Герои уходили, люди писали Песни, в которых рассказывали не только то, что Герои сделали, но и то, что могли бы сделать, если бы …. И эти Песни становились фольклором, и к ним приписывали всё, что смогли присочинить, уже следующие и следующие поколения. А через много поколений те Герои, которым «биографы» приписали самые невероятные поступки, перешли в разряд Богов, а оставшиеся стали Богатырями.

— В бог-га душу мать! — выдохнул товарищ Фурманов, беря очередную картофелину.

— Василь Ваныч, а вот мы кем будем, как ты думаешь?

— Тут, Пётр, у кого как сложится. Один может и до верха дойти, а другой — только песенником останется!

Где-то за огородами плескал волной Урал. И до утра оставалось совсем немного.