Птичка-Нуделка.

Для кого-нибудь каждый из нас зануда.

Эдит Ситуэлл.

Зануда — это человек, который на вопрос: «Как дела?» — начинает рассказывать, как дела.

Берт Лестон Тейлор.

Попал я как-то раз после неудачного туристического вояжа по штормовому морю на типовой необитаемый остров. Развалины там всякие, жуткие предзнаменования и всё такое. В общем, всё по списку. Чтобы скоротать время до приезда спасателей, посидел час в самом жутком замшелом храме, сходил по берегу, чтобы закинуть за бороду что-то съедобное. Мат и крики проклятий оглашали остров, когда меня неожиданно шлёпнул по плечу перезрелый огромный кокос.

Я понял, что статистика об убийстве людей кокосами правдива. Акулы, и те убивают меньше народа, чем какие-то там тупые кокосы! Я вздохнул. Вот кому-то из общих знакомых такое «везение» с орешками привалило бы!

Но всё это было не из ряда вон. Не было тупых приключений на мадам Жанну, даже кокосовый сок и сам кокос, превращённый в миску, не украсил впечатлениями, кроме уже имеющихся. Да вся жизнь одинакова, если так подумать! Но тут, когда я пошёл погулять, в неполных ста метрах от моря увидел скелет. Причём, явно не дикого человека. Он был при жизни в походной драной одежде, разорванной непогодой.

И в руке его был ржавый в хлам плохонький пистолет. Подумав, что заставило этого несчастного так поступить, я заметил какую-то ворону над ним, но с ярко-красными перьями вкупе с привычной всем чернотой вороньего оперения. Тропический вид, что ли, подумал я. Вскоре я стал думать вслух про то, что случилось с несчастным, которого эта пёстрая ворона явно несколько раз глодала в недавнем прошлом.

— Да, жизнь полное гуано, итог один всегда. Толку-то что делать, если всегда всё одинаково! — вдруг услышал я шелестящий голос. Вмиг огляделся. Никого, никого совсем. Что жизнь гуано, я и так знал, но интересно, кто тут достаточно умён, чтобы это понять.

— Вертят тут головой всякие, да ещё ходит тут гуано всякое. Ничего не может сделать! — снова чётко услышал я шелест из клюва, как ни странно, той пёстрой вороны.

Решив, что я сошёл с ума, я минуты две говорил ей, что о ней думаю. Что в суп кину, и так далее.

Ответ был по делу, кратко, и, причём, немедленно: «В суп он меня закинет, слышали мы такое где-то уже. Всё бы хорошо, да толку в этом никакого. Варить его тебе не в чем и не на чем, и ещё наесться пристойно мной разочек не сможешь даже».

Это было интересно. Толковый собеседник, не то что блаженные идиоты, которые были большей частью моих собеседников. Приятно-то как!

— Да где тут еда приличная, и вообще все продукты — говно тупое. И вся жизнь говно! — говорю я. — Да все, кто ум имеют, это знают. Не буду говорить, из чего сделан песочек и почва на тропических островах. А этот чего убился? Понял, что он бесполезная трата мяса?

— Верил, что спасут, а потом молился кому-то, кого даже не увидел ни разу в жизни. Утешал и подбадривал себя тем, что он ещё кому-то нужен, — брезгливо ответила ворона. — Как всякая пустая трата жизни. Нет бы устроиться тут, освоиться, а потом голосить! Да и толку от толпы ему подобных ноль сплошной.

Где-то я такое уже слышал, думал я, ища, чем бы прибить птицу от греха подальше. Ага, сам такой же, осадил себя я. Да и сама жизнь: бип:, и вокруг стадо тупого: бип:. Ничего не могут же, а ещё вякают. И остальное не лучше. Тот же песок и земля на островах. Песок — это говно рыб, что жуют живые кораллы почище людей с их динамитом, а почва… В общем, морские птицы помогли. А цветы — это гениталии растений вообще, и ничего — все смотрят. А балдеть голыми на пляже, если заметят, типа не комильфо. Мёд — вообще густая пчелиная блевотина! Про двойные стандарты про братьев меньших и еду вообще молчу. Дожили, называется. Ну, и после этого кто-то может считать этот бардак чем-то пристойным? Да? Да? То-то же!

— Начинается… Брат, ты как тут оказался и говорить можешь? — спросил я, от радости еле не обняв саму птицу. В ком-то хоть нашёл нормальный ум.

— Брат, не брат, толку ноль, все дохнут в итоге, — нудела в тон мне птица, — привёз сюда вот этот вот,: бип: тупое. Одно: бип: только ходит всякое, ничего не может! Дал свой разум птице, а потом ещё претензии. Люди, вот люди дегенераты. Получилось, как надо, а они всегда чем-то недовольство имеют. На себя посмотрели бы, убоища! Этот ещё и оружие в: бип: ржавое взял с негодными патронами, дилетант! Я ему говорил о том, как стреляться надо правильно, но он не слушал! Застрелился аж с шестого раза, с шестого! И попадание, к тому же, было совсем косым! Явно пальцем сделанный! Вся его жизнь — прямая реклама безопасного секса! Откуда они берутся?

В общем, через полчаса такого диалога я понял, что этот дохлый учёный честно сделал тропического ворона умным. Он дал ему не банальное человеческое подобие разума, а настоящий разум, но был в ужасе от легко открывшейся ему правды и приехал на этот остров. Побродив по нему, он через неделю самоубился, поняв, что ничего с людьми ему не хватит духа сделать для их вразумления. От этого и я стал Грустным с большой буквы. И против воли смотрел на пистолет. Нет, благородных умов не станет меньше, решил я. Да и пистолет в жопу ржавый, при желании ничего не получится.

Подумал взять ворону с собой. Да, птицы дома пищат противно, не по делу. И вообще эти типа трели у самцов — брачные крики, и всё! Про матерящихся попугаев и речи нет. Нет, эта птичка получше, и говорит верно. Куда слаще пения будет, когда посажу её на плечо скульптуре новой, сделав в нём дырку для отходов. Джон Сильвер бы с попугаем своим постоянно стирал и оттирал плечо, сиди тот так, как в книге описано. Лишние лица из дома сразу пропадать тихо будут. Лепота!

А птичка пригодится и на острове, грешным делом думал я, пока еда у меня есть. Про запас в случае чего будет. Хоть будет с кем пообщаться, не надо мне терять разум на манер Сашки Селкерка, которого год заново говорить учили. Птичка имя даже хорошее заслужила.

Птичка-Нуделка!

Хотя, кто бы говорил!