глава 1

Предисловие:

Мир Вам…. Здравствуйте…. Рад нашей встрече…. Или как положено приветствовать читателя в предисловии? Как говорится, лучше три разы поздороваться, чем один раз не понравиться. Книга, которую Вы держите в руках, называется «Суп студенческий или записки студента, найденные в электричке». Эта книга представляет собой… записки студента найденные в электричке. Раз уж они были там оставлены, значит, автору ни к чему, а мне пригодились.

Так, историю книги я рассказал, общее содержание раскрыл.

Что ещё обычно пишут в предисловии?

Мне кажется предисловие, это как аннотация к лекарствам, все разворачивают, но никто полностью не читает. Значит, пиши, что угодно. Но, если сравнил с лекарствами, можно представить, как выглядело бы предисловие (аннотация) к этой книге, если бы её продавали в аптеках….

Перед использованием книги (препарата) читать обязательно.

Способы применения:

1. использовать путём прочтения частями, по мере усваивания или «запойно», во втором случае не совмещать с употреблением спиртосодержащих напитков и не забывать закусывать от трёх до пяти раз в день. (При применении с целью лечения ожирения можно не закусывать). Допускается местное лечение, путем прикладывания к больным частям тела, наблюдается положительная динамика при всех видах заболеваний, кроме запоров.

2.а. При повышенной солнечной активности применяется под навесом, либо прикладывается к голове в виде «шалашика».

б. Аналогичное применение при дожде — от умеренного до проливного, вплоть до небольшого града. (При среднем и крупном граде возможен побочный эффект в виде покраснение ушей, от попадания по ним льдинок).

3. При назойливых комарах и мухах: либо самозабвенное употребление, либо уничтожение насекомых путем внезапного нанесения на них препарата. Клинические испытания показали большую эффективность второго способа. (Кроме лиц склонных к мазохизму или владеющих искусством глубокой медитации).

4. При ощущении, что всё в жизни как-то наперекосяк: применять, выравнивая по уровню: шкафы, тумбочки, телевизоры и прочие окружающие Вас предметы путем подкладывания под них препарата. При данном виде использования рекомендуется приобретать препарат в твердой упаковке. При отсутствии результата от применения необходимо срочно обратиться к окулисту.

5. При нападении лиц, имеющих цель завладеть Вашим имуществом: нанести на лицо лица находящегося в процессе нападения. При данном виде использования, также как и в предыдущем случае, рекомендуется использовать препарат в твердой упаковке. Клинические испытания показали, что эффективность применения многократно возрастает при нанесении на лицо нападающего, без извлечения препарата из сумки, особенно отягощенной любыми предметами весом от трёх до пяти килограмм.

6. При отсутствии времени или денег на приобретение подарка другу: вручить для повторного использования. Не рекомендуется, если ранее использовался способом №2.б. (после использования препарата способ №5 возможность повторного использования зависит от интенсивности использования способом №5).

Побочные действия и противопоказания:

— при болях в спине, затекании рук или ног необходимо периодически менять положение организма во время применения.

— возможен непроизвольный эпизодический смех, легкая грусть, у отдельных лиц наблюдается глубокое погружение в воспоминания.

— при возникновении зависимости от препарата возможно повторное использование без побочных эффектов.

— не применять лицам с индивидуальной непереносимостью жизни и юмора, сотрудникам ГИБДД, продавцам кваса на розлив.

Способ хранения после применения:

— хранить в прохладном месте с другими препаратами с целью накопления пыли; лицам, подверженным мании преследования — сжечь; поклонникам фильма «Семнадцать мгновений весны» — съесть; лицам, чья мания преследования находится в стадии обострения сжечь, а потом съесть; лицам, состоявшим в секте «Идущие вместе» — спустить в унитаз; лицам с финансовыми проблемами — повесить на гвоздик над унитазом.

Условие отпуска: без рецепта.

Ну, вот, вроде и всё предисловие.

Да, совсем забыл попросить, если Вы знаете студента, потерявшего свои «записки», просьба, не сообщать ему, что они нашлись, просто не хочется делиться гонораром…. Заранее спасибо.

***

Дверь за ним закрылась. Он замер на пару секунд как актер на сцене в ожидании полного внимания зала и хотя это не помогло, торжественно начал громким хорошо поставленным голосом:

— Добрый день, уважаемые пассажиры! Сегодня вашему вниманию предлагается: Алтайские ученые нашли подземную базу инопланетян; Гагарин, оказывается, был женщиной; двенадцатилетняя девочка родила тройню и снова мечтает стать матерью; жители Атлантиды среди нас — загадки ДНК эскимосов; а также в этом номере газеты гороскоп на месяц и два больших кроссворда…

Он двинулся по качающемуся вагону походкой моряка, негромко повторяя заученный текст, словно мантру. Пассажиры заёрзали в поисках мелочи.

Странное дело — задумался я — если бы к любому из прохожих на улице подошел незнакомец и доверительно сообщил, что Гагарин был женщиной или поведал о тайне Атлантиды, предложив узнать подробности, его в лучшем случае проигнорировали бы. Да, это в лучшем случае. Но прохожие стали пассажирами, а это совсем другое дело. Могу сказать наверняка, потому, что сам пережил эту метаморфозу, утром выезжая из родного города и вечером возвращаясь в него. Два часа туда и два обратно, это вам не шутка.

Жители Атлантиды среди нас… — приблизился монотонно декламирующий голос.

Что ж учебники сегодня можно не читать.

— А анекдоты есть? — поинтересовался я.

— Есть журнал «Плэй бой», старые номера, недорого, — после некоторой паузы сообщил он с интонацией заговорщика.

— Гм, тогда, давайте газету.

Два часа. Читать скандальный бред всё это время не безопасно для хрупкой подростковой психики. Правда у меня в запасе два кроссворда и к ним новенькая наливная ручка в кармане рубашки. Но пока тянулись городские улочки, я отложил газету. За этот месяц я, кажется, запомнил все дома, все заборы, все крыши и все кучи мусора до выезда из города. Целый месяц я ездил в Н. почти каждый день. Еду и сегодня. Но, как принято говорить, сегодня день особый, я еду, чтобы не вернуться. Я поступил! Я студент! Завтра первое сентября! Странное ощущение.…

Впереди виднелся «прощальный холм», так я его окрестил. За ним город закончится и начнется новая жизнь или поля, поля, кому как больше нравится.

На холме мелькали детские фигуры, местная шпана догуливала последний летний день. Не так давно и я частенько бывал там, провожая поезда криками и улюлюканьем. Теперь провожали меня. Поезд издалека заприметил ребят и сердито исполнил трубный клич. Они в свою очередь ломанулись на холм и вдохновленные вниманием к их присутствию принялись махать руками изо всех сил. Один, видимо от переизбытка эмоций, повернулся к поезду спиной, резко нагнулся и скинув штаны продемонстрировал уезжающим степень своего уважения. Этот простенький акробатический этюд вызвал у его приятелей волну восторга.

Вот и попрощались,… так трогательно…. Досвиданья, мой городок….

Да…. Главное, чтобы студенческий город не встретил меня тем же. А мне оказывается страшновато. Зачем вообще я туда еду? За высшим образованием.… Никогда раньше не задумывался как, похоже, звучит «высшее образование» «высшая мера наказания». Что же меня страшит? Что не справлюсь? Немного. Что не найду общий язык с сокурсниками? Может быть. Хотя больше меня страшит необходимость самому убираться, готовить еду и стирать носки…. «Первокурсник не смог приготовить яичницу и умер с голоду». Неплохой заголовок для газетенки, нет лучше так: «Голодный студент чуть не загрыз повара в столовой». Креативно….

Мысли в голове играли в чехарду, им было весело, мне не очень. Надо отвлечься.

Соседний пролет скамеек полностью заняли четверо парней и без стеснения гоготали на весь вагон. Они тоже приобрели солнечную, в смысле желтую прессу и обсуждали возможный размер бюста Гагарина.

— Я думаю пятый не меньше! — задорно кричал один, почему-то распахивая при этом руки в стороны.

Свой жест рыбака он сопровождал восторженным взглядом, блуждавшим в пространстве между руками.

— С чего? — также громко возражал сосед.

— Да как с чего? Это же Гагарин — большой человек!

— А спорим, нет?

— А спорим да, чем докажешь, что нет?

— Да он скафандр не надел бы!

— Что его надевать — это же космос, сверх технологии!

А действительно, женщинам космонавтам не мешает грудь? Или туда с большой грудью просто не берут? Вот бы ещё помнить, как выглядят женщины космонавты. Интересно, на грудь ведь тоже невесомость действует. Она должна… парить. У меня в голове возникли кадры виденного ранее документального фильма, в котором космонавт забавлялся, играя с парящей водой. Та собиралась в огромные капли плавно перекатывалась и колыхалась из стороны в сторону. Должно быть любопытное зрелище. Если бы в космос отправить мою одноклассницу Леру, вот это было бы зрелище, что надо. Наверняка и у меня на курсе будут достойные кандидатки в космонавты. Любопытно, что я ожидаю больше: встречу со своими однокурсницами или первую лекцию? Один знакомый, уже бывший студент сказал, что за пять лет учебы хоть с одной из однокурсниц обязательно будет роман. Вот бы зайти в институт и сразу понять, кто она. Хотя, почему она — они. Может меня ожидает блистательная карьера Казановы, почему нет. Буду покорять женские сердца и играть чувствами, а может, влюблюсь по уши и буду счастлив. Я ещё не определился.

А это я должен определиться или за меня уже определил кто-то и мне остается ждать известий? В любом случае, с Олей мы расстались. Я легко могу пуститься, в свободное плаванье.

Завтра невозмутимый и неспешный войду в аудиторию в новенькой белоснежной рубашке, из кармана которой будет элегантно выглядывать колпачок наливной ручки…. Да и ещё надо будет заняться спортом. Обязательно. С первого сентября, конечно, не получится, столько хлопот, а вот через пару недель, когда обустроюсь.

— …держи на погоны! — восклицание вернуло меня в вагон поезда.

В весёлой компании Гагарин был забыт и ребята азартно хлопали картами по деревянной скамье.

Я бросил взгляд на бесконечное поле за окном, раскрыл газету и начал рассеяно читать о трехдневном запое Алтайских ученых с местными жителями, вследствие которого, последние тайными тропами вывели представителей науки к логову внеземной цивилизации. По итогам встречи была установлена точная дата конца света и утерян телескоп. Спасибо школьному историку, благодаря его усилиям я пристрастился к чтению книг по истории и философии «солнечную прессу» раньше не читал и о том, что на Алтае уже организовано всемирное правительство не имел никакого представления.

— Пассажиры, готовим билетики для проверки! — предложил приятный девичий голос.

Я невольно обернулся.

Картёжники тоже прервали игру.

— Вот это я понимаю… — полушепотом сказал один из них. Он с ног до головы был облачен в джинсовую одежду, и в знак восхищения приподнял за козырек свою джинсовую кепку.

— Согласен — поддержал его приятель — Гагарин отдыхает!

— А спорим, она у нас билеты не проверит?

— Конечно, если ты ей предложишь руку и сердце, она не только билеты не проверит, но и с работы уволится… и в город другой переедет, чтоб уж наверняка!

— Так что, спорим?

— Только чтобы в рамках приличия!

— Само собой…!

— Молодой человек, ваш билетик?

Я протянул ей билет. Симпатичная девушка, а железнодорожная форма придает ей какое-то особенное очарование. У меня перед глазами опять возникли кадры из фильма — безмятежно поплыли огромные капли воды…. И действительно, как же она скафандр надевать будет?

Пока я размышлял, девушка проверила билеты и направилась дальше, к местам спорщиков.

Когда она приблизилась, поклонник джинсы и билетерш, не дождавшись стандартного вопроса, встал со своего места, и натурально смущаясь, стал бубнить:

— Я прошу меня простить, так неловко обращаться с просьбой, вы так прекрасны и обольстительны, просто ангел. Мне очень хочется с вами увидеться ещё раз или хотя бы получить надежду на это свидание, понимаю, что шансов почти никаких…

Обольстительный железнодорожный ангел смутился и потупил взор.

Вагон прислушался.

Парень продолжал:

— Понимаете, мы с друзьями студенты, денег не хватает, и сегодня остались без завтрака… и обеда, вы не займете мне сто рублей, буквально на неделю? А при встрече я вам отдам?

Разомлевшая от комплиментов девушка засомневалась. Но, наверняка не в том, стоит ли давать ему деньги, а в том, не перепутал ли неожиданный поклонник вторую часть своей речи с каким-то другим монологом.

Но он, тут же развеял сомнения громким восклицанием — Я отдам, честно! Я работать умею,… наверное — закончил он и задумался.

Его приятели не сдержались и разразились, дружным смехом. К ним присоединилась добрая половина вагона. Ангел покраснел и стремительно порхнул в тамбур, забыв о необходимости «обилетить» оставшихся пассажиров.

— Семен, ну ты дал! — восхищалась компания своим изобретательным представителем — прямо кавалер девятнадцатого века на паперти!

— Прошу без оскорблений! — гордился он — я не нищий, я студент и знайте все — у дам деньг не беру!

Я вдвойне был доволен Семеном, во-первых его речью, а во-вторых, во-вторых, он оказался моим теской. Хотя подумаешь. Я и не так могу! И я бросил вызов, правда сделал это мысленно — Эй юноша на скамейке, подвиньтесь! Ваше время вышло, движется смена! Осторожней, а то могу задеть широтой размаха моих амбиций. Теперь я буду студентом, теперь моё чувство юмора будет восхищать, и я буду, играя очаровывать девушек. Я полечу в космос и увижу, как на самом деле на них влияет невесомость, я буду…

— Молодой человек,… молодой человек.

Моего плеча коснулась женщина сидящая рядом.

Опять пришлось вернуться в поезд.

— Что? — отозвался я.

— У Вас ручка потекла…

Я глянул на рубашку и увидел на груди растущее, переливающееся в лучах солнца чернильное пятно.

Ой-ё!!! — только и оставалось воскликнуть мне. Единственная нормальная рубашка.

***

Сумка оказалось нелёгкой, и чем дольше я шел, тем тяжелее она становилась. Что я туда напихал? Вроде все необходимые вещи — брюки, рубашки, туфли, ветровку, учебники… Точно. Учебники. Правду сказал философ: — знания тяжелая ноша.

Вокзал уже исчез за поворотом. Остановился передохнуть. Я достал из кармана рубашки сложенный тетрадный листок, украшенный свежим синим пятном, конечно, перепачкал пальцы. Ручку я с досады выкинул ещё на вокзале. Ничего не поделаешь, придется вот таким красавцем заявиться на съемную квартиру, только надо найти её для начала. Я принялся вертеть в руках листок, со схемой прохода к новому пристанищу. Квартиру искали в спешке. Посоветовал какой-то знакомый знакомых. Буквально вчера, созвонились с хозяйкой, договорились. У неё оказался такой миленький тонкий голосок, как у маленькой девочки. И я уже предвкушал встречу с глуповатой блондинкой, обладательницей столь же тонкой, как голос фигуры и наверняка огромных голубых глаз, которая по уши влюбится в меня с первого взгляда. Пускай она будет чуть старше, ну года на два, не больше, но уже состоявшаяся, хотя и безумно скромная, принцесса, ожидавшая всё это время своего принца, меня, разумеется. Переведя дух я снова поднял сумку и, уставившись в листок, как кладоискатель в карту двинулся в путь за своим сокровищем.

Пройдя путаную дорогу по улочкам и переулкам, я вышел к двухэтажному дому. Дом был старым, и смотрел на меня усталыми окнами, разинув рот — арочный проход, ведущий в его нутро. Казалось, дом зевал. Подходящее место для логова дракона, охраняющего принцессу. Пройдя низкой и темной аркой, я попал в тихий и прохладный двор, со всех сторон окруженный всё тем же двух этажным домом. В квартиры вели многочисленные двери. На второй этаж тянулись железные лестницы, где-то открытые, где-то остеклённые. По конструкции и состоянию лестниц видно было, что ставили их в разное время и независимо друг от друга. Также хаотично были натянуты в разных направлениях и на разной высоте верёвки, на которых сушилось бельё. По центру двора стоял массивный деревянный стол, сложенный в подражание двору из разного размера досок, сколоченных как попало. Жильцы были тут же. За столом сидело три неопрятного вида и неопределенного возраста мужика и не спеша потягивали пиво. Бутылки стояли на столе, но они их не выпускали из рук, каждый, опирался на свою всем телом. Эти ребята точно нашли «точку опоры». Вот только переворачивать мир, затея для них скучная, и судя по всему, в их планы не входила. Вид у них был настолько невозмутим и меланхоличен, что потревожить их, было задачей не выполнимой. Меня они встретили безразличными взглядами и тут же погрузились в свой неторопливый разговор. Рядом с ними в песочнице возились дети. Ну, прямо Одесский дворик. Казалось, сейчас на втором этаже распахнется окно, в него высунется массивная тетя Сара и как в анекдоте крикнет на весь двор своему ребенку, погруженному в изучение песка:

— Изинька, хватит, есть кошачьи какашки, испортишь аппетит, скоро прийдет папа, мы будем обедать!

Да, дракон здесь точно не живет, но и принцессы, похоже, не водятся. А вдруг?

Квартира оказалась на втором этаже. Я поднялся по гулкой железной лестнице, свысока бросил взгляд на дворик. Позвонил. Дверь открыла женщина лет пятидесяти, пятидесяти пяти, в меру полная, ниже среднего роста. Волосы её были окрашены в темный цвет с каким-то фиолетовым отливом и завиты в кудри. Один глаз почему-то был полу прикрыт, будто она им щурилась. Второй тут же уставился на моё чернильное пятно. Судя по тому, как она держалась, женщина была достаточно высокого о себе мнения. Она скользнула по моей худощавой фигуре оценивающим взглядом…. На секунду мне показалось, что она озвучит оценку, ну так где-то «три с плюсом»… не больше, но она промолчала.

Наверное, мама принцессы — подумал я.

Наше обоюдное молчание становилось неестественно долгим.

— Здравствуйте, я Семен — звонил вчера!

— Здравствуйте! — пропела она, продолжая изучать чернильные потеки.

Это был он! Тот самый миленький тонкий голосок! А где же тонкая талия? Где голубые огромные глаза? Я снова бросил взгляд на фиолетовые кудри. Она даже не блондинка. Хотя это наверняка ситуацию не исправило бы.

— Ну, проходите — безразлично пригласила она.

Мы попали в небольшой коридорчик, он нависал прямо над двором, наверное, раньше это было подобие балкона, который обшили и превратили в дополнительную комнатку. Меблировка коридорчика состояла из двух холодильников.

Это ваш холодильник — махнула она на один из них, пока я разувался.

Следуя за ней, я попал в ещё один коридор, узкий и тёмный из которого мы вышли на кухню. К своему удивлению, кроме обычной кухонной обстановки я увидел еще два холодильника, но спросить о необычной коллекции не решился.

— Здесь можете готовить кушать, здесь шкаф для посуды, сковородки, кастрюли, тарелки, а здесь лежат…

Знакомство было в стиле сказки про Алису. И мне казалось, что «хозяйка», как я её тут же про себя назвал, скажет:

— Знакомьтесь Семён, это пудинг, пудинг это Семен!

Держалась она очень важно и с достоинством. Рассеяно слушая хозяйку, я осматривал кухонный скарб.

Напротив шкафа, в который мы погрузились, стоял еще один, с которым нас не познакомили. В нем, очевидно, были кухонные принадлежности самой хозяйки.

— Вот ваша комната, — показала она на дверь, ведущую из кухни. С дверью рядом я также остался не знаком, очевидно, всё по той же причине, принадлежности её хозяйке.

Перед нами открылась большая комната, примерно шесть на шесть метров, одна из стен которой состояла из трёх плотно прижатых друг к другу широких окон. В окна били прямые солнечные лучи. На стене, отделявшей комнату от хозяйкиной, весела огромная картина — белоснежный парусник на фоне бирюзовых волн и чистого голубого неба. Парусник видимо только отчалил и направлялся туда, вдаль за горизонт. Немного портила картину массивная рама, покрытая позолотой…. Раму в свою очередь портила выцарапанная на ней матерная надпись… По кругу по-над стенами стояли три дивана, под окнами расположилась ванная, на которую я тут же и уставился, пытаясь понять, что она здесь делает.

— Это сын купил, но она не поместилась у него по размеру. Назад не приняли. Пока постоит здесь, — объяснила хозяйка.

Из ванны привлеченный её голосом выпрыгнул пушистый котяра и вальяжной походкой направился к нам.

— Мальчик, а ну, марш на кухню! — велела хозяйка.

Кот бросил на неё недовольный взгляд. Смерил меня,… тоже поставил три с плюсом и удалился.

В ярко освещенной комнате, я сразу и не заметил, что на одном из диванов лежит парень. Но и наше появление оставалось для него незамеченным.

— Аркадий! — позвала его хозяйка.

Глядя в потолок, он слушал музыку в наушниках. Долетавшие до нас звуки походили на работу мотора трактора, заглушаемые ревом здоровенного мужика. «Певца» как видно жестоко тошнило.

— Аркадий! — снова безуспешно позвала хозяйка.

— Тяжелый рок! — попытался я объяснить оцепенение слушателя. Но она уже решительно направилась к нему. Наконец мы были замечены. Знакомство состоялось. Аркадий оказался среднего роста, крепкого телосложения, кареглазый шатен. Обменялись рукопожатиями.

Наше внезапное появление его явно не порадовало, и он тут же после знакомства ушел, якобы в магазин.

— Хороший парень — сказала хозяйка, когда дверь за ним закрылась — я плохих не беру. Это его диван, третий квартирант пока не приехал, так что можешь выбирать кровать и распаковывать сумку.

Она снова осмотрела чернильное пятно, но так ничего и не спросила, я тоже промолчал. Хотелось лечь отдохнуть с дороги. К тому же меня всё еще сильно смущал голос принцессы, в хозяйском теле… может она её съела?

Разобрав нехитрые пожитки, я улегся на свободный диван напротив окон. Всё было незнакомым, чужим, эти окна, розовые обои, картина, старый стол в углу, скрипучий диван… всё: цвета, запахи… кот подлец — наверняка, гадит где-то в комнате, обязательно вычислю и натыкаю носом.

Остаток дня провел в неравной борьбе с чернильным пятном на рубашке. Оно победило. Рубашку пришлось выкинуть. В дополнение, у меня на груди и животе появилось «родимое пятно», которое также не желало смываться. Придется временно остаться с ним. Спать легли рано. Уже засыпая, я вспомнил, что совершенно забыл об одном немаловажном деле.

— Аркадий! — позвал я. — Спишь?

— Пытаюсь, — отозвался он.

— А как нашу хозяйку зовут?

— Вера Викторовна…

Правда жизни, искал принцессу, нашел бабу Веру.

***

— Семен… Семен… тебе на учебу не надо?

Меня разбудил мой новый сосед, и убедившись в том, что я проснулся, ушёл.

Полдевятого. Вот это да! Через полчаса уже нужно быть в институте. Опоздать в первый же день не хотелось, и я принялся метаться по комнате с зубной щеткой во рту, на ходу натягивая брюки, причёсываясь и зевая. Как я забыл выставить будильник? Да и Аркадий хорош, не мог раньше разбудить.

Выскочил на улицу и быстрым шагом, продолжая зевать и приглаживая непослушные волосы, направился в институт. Успел вовремя.

Было что-то наподобие общего собрания. Все курсы, все факультеты в одном огромном актовом зале. На сцене за длинным столом с красной скатертью восседал президиум. Всё шумело и двигалось. Меня оглушило и понесло по залу студенческим потоком, потерянного и растерянного. Сотни, тысячи незнакомых лиц и голосов слились в размытый фон. Почувствовал себя, как революционно настроенный матрос с винтовкой наперевес на выставке картин Пикассо. Не к месту и совершенно нелепо. Нашел свободное место и прикинулся невидимкой. Ещё минут двадцать в президиуме не начинали, неспешно переговаривались, по очереди вставали и куда-то уходили, приносили папки, смотрели через очки на бумаги, раскладывали из них «пасьянс», совещались, в общем, делали вид, что не замечают переполненного зала.

Наконец начали выступления, сразу стало ясно, что можно было сюда не приходить. Долго хвалили институт, выпускников прошлых лет, очень долго хвалили друг друга, не скупясь ни жестикуляций и красноречиям. Каждого нового оратора встречали вынужденными аплодисментами. Зал скучал. Я немного обвыкся. Мне, как впервые присутствующему на столь крупном собрании, всё происходящее было даже интересно, интересно наблюдать за театральными повадками и важностью преподавателей, каждого из которых я старался повнимательнее рассмотреть. Хотя, что греха таить с большим вниманием я рассматривал окружающих меня девушек. А рассматривать было что.

Объявили — «Комендант общежития».

Мне показалось, а может и не показалось, что президиум поморщился.

На трибуну вскочил сухощавый мужичок лет пятидесяти пяти и тут же завертелся во все стороны, стараясь охватить всех взглядом.

— Сколько потрачено в прошлом году на ремонт общежития? — вопрошал он зал, не размениваясь на приветствия — зал молчал.

— Много! — ответил он на собственный вопрос.

— Сколько денег украдено?

Президиум занервничал и заерзал на стульях, поправляя очки и всматриваясь в бумаги.

— Мало! — продолжил он, и, бросив игривый взгляд на оживившихся коллег, добавил — А именно, нисколько!

— Сколько студентов выгнали из общежития?

— Много, — снова сам ответил он.

— А толку, что? — вертелся на трибуне комендант.

— Мало! — попытался угадать кто-то в зале.

— Неправильно! — оратор, грозя вывалиться с трибуны, подался вперед всем телом. — Толку никакого! — ответил он недогадливому оппоненту.

Зал оживился, речь коменданта явно взбодрила успевших задремать студентов.

— А всё почему? Потому, что студентов у нас много, а мозгов у них, как не прискорбно — он указал рукой на оппонента.

Тот стойко молчал.

— Ну, ну, ну!!!… стал выпрашивать ответ комендант.

— Мало! — наконец сознался тот.

— Заметьте! Это не моя мысль! — с досадой взмахнул руками выступающий. Он долго шарил по карманам и наконец извлек сложенный много раз листок. Долго разворачивал.

— Главное…! — торжественно объявил комендант, становясь предельно серьёзным и официальным.

— За прошлый год в нашем с вами общежитии кто-то: сломал 7 столов, 48 стульев, выбил 4 окна, 7 дверей, развел костер прямо в комнате из паркетной доски снятой в коридоре общежития. Кто-то выпрыгнул с 3-его этажа. Ну, кто это сделал, — оторвался от листа комендант, — мы с вами скоро узнаем, как только снимут бинты с лицевой области….

Список вызывал в зале всё большее одобрения. Каждый новый пункт встречали смехом и комментариями. Я подумал, что воодушевленная толпа вот-вот кинется качать оратора. А он, тем не менее, оставался предельно серьёзным и казалось, перестал замечать реакцию зала, чем еще больше очаровывал его.

Список продолжался. Зал неистовствовал. Я смеялся вместе со всеми.

— Друзья! — обратился по завершению списка комендант — Большая просьба, ломайте что хотите, выпрыгивайте в окна, испрожняйтесь в лифте и там же спите. Но! Потом не бегайте за мной! Одна копейка убытка общежитию или нарушение режима — сразу на выход! В общежитии живут не только студенты, но и преподаватели, в общежитии не пьют круглосуточно, как может думают некоторые, а представьте себе такую невидаль учатся и отдыхают. Всё! — закончил он.

В не ожидавшем такого резкого финала зале повисла тишина.

— Браво! — выкрикнул кто-то. Зал снова наполнился смехом.

Комендант с видом безразличным к происходящему, не спеша многократно свернул листок. Сунул его в карман брюк и покинул трибуну.

А будет весело! — подумал я. Что-то мне так захотелось в общежитие, жаль первокурсников не берут.

Остаток собрания прошел в том же скучном режиме, что и его первая часть, я перестал слушать речи ни о чем, а погрузился в размышления о том, что могло подвигнуть неизвестных мне студентов разжечь в комнате костер из паркетной доски. Моё воображение выдало множество сценариев. Собрание закончилось.

Как оказалось, занятий сегодня не было. Я понятия не имел, кто из многочисленной толпы студентов станет учиться со мной вместе, выяснять это сейчас не хотелось, да и было не как. В общем, в институте делать было нечего. Потоптавшись немного у входа, я отправился на квартиру. Погода была чудной, жара немного спала, и я неспешно прогуливался, довольно щурясь на солнце и изучая новые для меня виды.

Вот и мой двор!

Всё те же сонные окна, всё тот же зевающий рот — арка, в который я и направился…

У меня в голове сразу возник совершенно неаппетитный образ, вернее фраза «Во рту коты нагадили». Вроде так обычно говорят, когда у кого-то похмелье. У меня такого состояния не было ни разу, не могу подтвердить, справедливость выражения. Но судя по запаху, в прямом смысле ударившему в нос при входе в арку, именно такое состояние переживал дом. Коты, в их роли видимо выступали «скамеечные старожилы» постарались. Пробежав зловонной аркой, я застал их на вчерашнем месте, во вчерашних позах. По ним было видно, что обсуждение жизненных проблем отнимало слишком много сил и времени, чтобы размениваться на такие мелочи, как посещение туалета.

«Господа, коты!» — поздоровался я мысленно. Здороваться вслух и заводить с ними знакомство не хотелось.

Свернув к лестнице и уже подняв руку, чтобы взяться за перила я замер.

Перил не было!

Не было и лестницы!

Там, надо мной нависал всё тот же балкон-коридор, с двумя холодильниками. В утробе одного из них на верхней полке лежала моя колбаса, масло и пирожки с маком. Всё это было близко, но недосягаемо.

День совершенно обескуражил меня. Пробуждение в непривычном месте. Толпа из тысячи студентов. А теперь мне и вовсе казалось, что я попал в какое-то параллельное измерение. Может, я ещё сплю?

— Не понял! — только и смог сказать я, обернувшись к старожилам.

— Чё? — отозвался один из них.

— Тут лестница стояла.

— Это не мы…! А что за лестница?

— Ну как же железная такая, утром была…

— Утром, железная… — махнул рукой другой с хриплым голосом — ну ты даешь! Всё железное тут уносят за пять минут, а с утра могли бы и Эйфелеву башню спереть!

Я снова посмотрел наверх. Интересно, хозяйка дома? Если она захочет выйти, а лестницы нет. Неужели она не слышала, что лестницу разобрали. Как же в квартиру попасть?

— Э, паренек! — прервал мои размышлений всё тот же хриплый голос — тебе что, лестница нужна?

Я кивнул.

— Длинная?

— Метров пять — ответил я, оценив взглядом расстояние.

— Пошли! Он встал с места и направился вглубь двора. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Прошли темным коридором сквозь дом, дальше какими-то закоулками вышли к гаражам. Остановились у одного из них. Мой провожатый приоткрыл ворота и проник внутрь. Я замялся в нерешительности.

— Заходи! — поманил он выглянув.

Гараж оказался огромным, он был соединен с соседним. Царил полумрак. У потолка мучилась неприятным рыжим светом одинокая лампочка. Кругом валялись груды металла.

— Колюсик!.. Ко-лю-сик!.. — захрипел мой спутник.

В глубине гаража кто-то зашевелился.

— Я к тебе с клиентом!

— Опять спёрли, чего? — отозвался, наконец, Колюсик.

Мой провожатый недовольно насупился.

— Дурак! Человеку лестница нужна.

— А-а-а-а…! Ну, проходите в офис!

Аккуратно, чтобы не споткнуться о разбросанное повсюду железо мы двинулись вперёд. Офис располагался в отгороженном фанерой уголке гаража. Из мебели в нём стоял лишь пошарканный стол и барское кожаное кресло с прожженной в спинке дырой. Обставлен офис был со вкусом. Кругом стояли бронзовые бюсты и статуэтки, медные подсвечники и канделябры.

Колюсик оказался плотным мужиком лет сорока в грязной изодранной спецовке. Он неспешно опустился в кресло, сложил на пузе черные от мазута руки и по-деловому начал:

— Слушаю Вас, господа!

— Ему, вот лестница нужна, пять метров.

— С тебя штука — коротко сообщил мне Колюсик — выбирай, там! — он показал пальцем на одну из куч металла.

— У меня с собой денег нет. Можно я лестницу возьму, залезу в квартиру, там деньги возьму и тогда Вам отдам?

— Ты чего, паренёк? — удивился хриплый — Слышал, Колюсик, молодежь пошла, хочет прямо в нашем дворе квартиру выставить, да еще и это… в кредит.

Я непонимающе смотрел на них. Колюсик невозмутимо взял со стола кружку, не спеша отпил из неё, смерил меня уважительным взглядом.

— Ты вот что друг, не обижайся, лестницу я тебе не дам, сам понимаешь, лишние проблемы ни к чему, лучше в другом месте возьми. Но если в квартире, что толковое будет, приноси — поговорим, может, сторгуемся…

— Да Вы не так поняли! — встрепенулся я. — Живу я там в семнадцатой.

Мои «неудавшиеся подельники» переглянулись.

— У нас нет семнадцатой — сообщил Колюсик.

— Как нет? На втором этаже.

— Там нет квартир, офис.

Тут меня осенило! Под удивленными взглядами Колюсика и хриплого я, молча, направился к выходу. Дважды болезненно ударившись по дороге ногой, я выругался и буквально вылетел из гаража.

Это же другой двор, другой! После недолгих метаний по закоулкам и коридорам я выбрался на улицу. Передо мной бесконечной полосой тянулись похожие друг на друга, как братья близнецы дома.

Так. Квартира семнадцать, а дом… а дом? Стоп! Номер дома записан на листочке. А листочек? Листочек я вчера выкинул! Молодец! — похвалил я сам себя.

Остаток дня провел в вынужденной экскурсии по местным дворам. Мелькали одинаковые арки, балконы, окна, старожилы. Уже темнело, когда я, перейдя на галоп, наскочил на искомый дом. Ноги гудели.

— Фу-у-ух! — выдохнул я, взявшись, наконец, за перила утерянной лестницы — на месте всё-таки.

***

5— е сентября пятница. Неделя пролетела на одном дыхании. Завтра будет всего одна лекция. Можно конечно на неё не пойти и сорваться домой уже сегодня, но… воздержусь. Я итак не понимаю половины того, что говорят преподаватели на лекциях, в смысле половину слов. А то, о чём они говорят, я вообще не понимаю, ну за редким исключением. Но расстраивает не столько то, что я ничего не понимаю, как то, что остальные слушают с сопереживающими лицами. Наверное, я буду первым «тормозом» курса. Тут еще один из преподавателей сказал, что он смотрел данные приемной комиссии и остался очень доволен «качеством поступивших». Оказывается каждый пятый закончил школу с медалью, а это «внушительная» цифра. Мне то, до золотой медали было, как до столицы Украины в неприличной позе. Но я стараюсь. Частенько правда мой мозг отказывается «скрипеть» и от переизбытка информации просто отключается. Тогда я попадаю в иностранное кино, вернее мне кажется, что я смотрю иностранное кино. Скорее всего, польское. Я теряю даже общую нить лекции и тупо пялюсь на преподавателя, периодически кивая головой, мол, я ещё жив. Иногда до слуха долетают знакомые слова, а чаще междометья, благодаря которым становится понятно, язык на котором говорит преподаватель, по крайней мере, имеет одни корни с русским. Не знаю, почему я так решил, что это польский. Хотя иногда слышна и русская речь. Недавно объявили, что через неделю будет «посвящение в студенты», всем обязательно присутствовать. И снова польский.

Вместе с польским появилась в моей жизни «мексиканка»… ну, раз уж пошла иностранная тематика.

Большая часть курса девушки. Складывается ощущение, что они приходят на лекции не с целью послушать преподавателя или делать вид, что его слушают, а с целью себя показать. Наверное, так оно и есть. Манерны и возвышенны. Тоже пока чувствуют себя не в своей тарелке. И от этого ведут себя так, будто за стенами института их поджидает многочисленная челядь, готовая исполнить любой каприз хозяйки, подхватить её на руки и унести из этого скучного места в персональный дворец. Придумал себе развлечение — забираюсь минут за десять до начала лекции в середину зала и наблюдаю, как они входят. Прямо модели по подиуму. Стараются. Специально для меня стараются. А вот на лекции головой особо не покрутишь, и я придирчиво изучив курс, выбрал «мексиканку». Высокая, стройная, улыбчивая, смуглая, курчавые волосы ниже плеч, но главное осанка и походка. Казалось, в следующую секунду она сделает замысловатый жест рукой и пустится в страстный мексиканский танец.

В общем, свои разбегающиеся глаза, по крайней мере, на время лекций, я останавливаю на ней. Отключаю польский и любуюсь мексиканкой. Вот такая игра. Опять игра… до приезда на учёбу я встречался с Олей. Мы гуляли в одной компании. Случайное знакомство, мои друзья стали встречаться с её подругами, а я с ней, хотя ни я к ней, ни она ко мне ничего романтического не испытывали. Это был какой-то статус «у него есть девушка» «у неё есть парень». В общем, как говорил, мой приятель Костя «дружили организмами». Я поступил в институт Н., она тоже поступила, но в другой город, причём гораздо дальше Н. и вряд ли будет приезжать часто домой. Мы не обсуждали наши дальнейшие отношения, да и смысла в этом не было никакого.

Но, как бы то ни было нас связывали первые отношения, за время которых мы привязались друг к другу.

Когда она первый раз уезжала сдавать вступительные экзамены, мы расставались на неделю, хотя до этого виделись почти каждый день. И я понял, что буду скучать. За один вечер я написал ей семь стихов, пускай стихами их можно назвать с большой натяжкой. Каждый я переписал на отдельный листок, запечатал и назвал по дню недели: понедельник, вторник, так до воскресенья ровно на неделю нашего расставания. Провожая её на перроне, попросил открывать по одному в день, как они были подписаны.

Оля позвонила, через полчаса, все семь стихов уже были прочитаны.

Жаль я не переписал себе «недельку», так мы с ней назвали этот «сборник». После «недельки» я иногда марал бумагу, как-то это вошло в привычку.

***

Первую неделю все дичатся, друг друга. Даже поговорить не с кем. Мой сосед по квартире, Аркадий тоже молчаливый тип. Занятия у него начинаются раньше, чем у меня и поэтому с утра мы с ним не пересекаемся. Вечером, когда я прихожу после учебы, он уже дома, уже занимается. Видно парень серьезный и за учебу взялся сразу и основательно. Он художник, всё время что-то чертит, рисует. Разговаривать некогда, кипит творческий процесс.

От недостатка общения я сам решил проявить инициативу.

— Аркадий! — позвал я, когда он по обыкновению сидел за столом и разбирался в своих записях.

Он вырвался из звукового плена рычащего неандертальца, как раз в тот момент, когда последний стал захлёбываться своим неистовством, всё ускоряя темп; снял наушники… — А…? Что?

— Ты это, прогуляться не хочешь?

Аркадий глянул в окно, за которым уже надвигался вечерний сумрак.

— Гулять, здесь? — засуетился он. — Ты знаешь, какой это город?

— Н., — ответил я, — всматриваясь в собеседника.

Вот и поговорили! Может он немного того….?

А что, с творческими людьми это часто бывает, особенно с одаренными. Аркадий, кстати, рисует отменно. Ещё эта музыка…. За долю секунды у меня перед глазами возник образ, несколько отличавшийся от известного мне человека. «Мой» Аркадий был облачен в изодранный белый балахон, глаза его были безумно вытаращены, он увлечено и хаотично лупил руками по неизвестно откуда взявшемуся барабану, у него были длинные рокерские патлы, он танцевал. Танец его был ужасен.

— Я не об этом — остановил полет моего воображения Аркадий. — Я в том смысле, что здесь по улицам, когда стемнеет, никто не ходит, одни бандиты! Да и те, по трое, чтобы на них другие бандиты не напали.

Аркадий поймал мой серьёзный внимательный взгляд — я повторно примерял к нему белый балахон.

Я тоже сначала смеялся — начал Аркадий — а потом, оказалось….

Что оказалось, я не узнал, так как в дверь постучали. Не дожидаясь ответа, на пороге появилась Вера Викторовна. «Наша В.В.», как я стал называть её или просто баба Вера. Один глаз её по обыкновению был прищурен, второй гневно сверкнул.

— Ребята, кто не выключил свет в уборной? — угрожающе спросила она, просвечивая наши души здоровым глазом, как прожектором ночную тьму.

Аркадий не выдержал сурового напора, спохватился и убежал, исправлять оплошность.

Уборной наша В.В. называет комнатку у входа. Я не могу причислить её к категории «уборная», в смысле туалету. Унитаз там действительно есть, но помимо унитаза, а вернее прямо над ним, нависает душ. Не знаю, кто и зачем его так устанавливал, но струя воды из него течет таким образом, что душ удобнее всего принимать сидя на унитазе, ну или нависая над ним. Попробовал оба способа, радости от омовения тела не испытал. Справа от унитаза располагается встроенный шкаф, содержимое его не известно, эту тайну скрывает всегда закрытый амбарный замок. Под потолком в два ряда полки, уставленные пачками стирального порошка, запас наверное, на три поколения вперёд. Недостатком воображения я не страдал, но придумать названия этому чуду экономии пространства так и не смог.

Вообще у нашей В.В. хватает «закидонов». Она встаёт неизменно в пять часов утра и начинает мыть посуду, громко напевая при этом своим девичьим голоском. Потом опять ложится спать, и спит до полудня. Один из холодильников на кухне она использует как шкаф, и хранит там постельное бельё. Со своим котом Мальчиком разговаривает гораздо чаще и больше, чем с нами. И ещё, постоянно переживает из-за возросшего потребления электричества, воды и моющего средства. Мне часто кажется, что наше присутствие в квартире её просто раздражает. Кого оно точно раздражает, так это Мальчика, но его хотя бы можно понять, он в отличие от нашей В.В. квартплату с нас не получает.

При такой хозяйке квартиры не удивительно, что я стал сомневаться и в адекватности Аркадия.

Его не было уже минут двадцать. Я открыл дверь на кухню, прислушался… тишина. Спустя ещё десять минут уже порядком недоумевая, я вышел на кухню. Душетуалетная кладовка поглотила Аркадия и безмолвствовала. Конечно, Аркадий мог выйти на улицу, но вряд ли он решился на ночную прогулку в одних шортах и после рассказа о городе бандитов. Я поставил чайник на плиту и собирался вернуться в комнату, когда из кладового туалетодуша меня позвали.

Я откликнулся.

— Семён, принеси там, на столе мои конспекты, такая синяя тетрадь.

Вот и пообщались! — подумал я, выполнив просьбу. И чего я к нему с этой прогулкой пристал, теперь он вообще от меня будет прятаться в душевой туалетокладовке, как-то неловко получилось. Достали видно парня: сначала наша В.В., потом я. Что же он теперь в этой..., в общем, там и учиться будет?

Вернулся в комнату, к моему удивлению, буквально через минуту вошел и Аркадий, сел за стол, принялся что-то писать. Вид у него был сосредоточенный.

Следом за ним на пороге возникла наша В.В.

Она торжествовала.

Огонь её маяка светил счастьем и был направлен исключительно на Аркадия.

— Ребята! Хотела предупредить — пропела она, не сводя с него взгляд — я положила в уборной туалетную бумагу в шкаф, а шкаф закрыла! Вы себе свою купите, думаю теперь Вы не забудете, Аркадий!

Дверь закрылась, Аркадий не шелохнулся, нахмурившись, он старательно выводил буквы.

— В другой раз погуляем, — решил я.

***

Посвящение в студенты прошло не так, как я себе представлял. Быстро, скомкано, неторжественно. Обещанную дискотеку, почему-то запретили. Но дело даже не в этом. При слове «посвящение» я представлял хоть какой-нибудь мало-майски приличный ритуал. Мне всегда казалось, что студентов должны макать в воду, почему-то в бочках. Не знаю, наверное, в голове отложился увиденный еще в детстве праздник Нептуна. По крайней мере, виделось построение, труба, салют и цветы. Ничего этого не было.

Нас на скорую руку поздравили несколько преподавателей, предложили гордиться и «беречь студенческую честь».

— Дуся! Дуся! — запричитал после этого на весь зал чей-то ехидный голос — что ж ты честь свою студенческую для меня не сберегла?

После этого посвящение объявили законченным.

Мы потоптались, растеряно глядя по сторонам.

— Ребята выходим, выходим! — нас, как стадо овец, стали погонять в направлении выхода. Друг для друга мы так и остались безликой студенческой массой, перевоплощение в коллектив не произошло. Все вышли на улицу. И зачем я наводил стрелки на брюках, выглаживал рубашку, наконец, мыл голову холодной водой, нависая над унитазом; горячую отключили. По крайней мере, теперь я понимаю, что должны чувствовать обманутые Мавроди вкладчики. Стали расходиться. Некоторые закурили и вокруг них как по сигналу образовались группки курильщиков и примкнувших к ним любителей «подышать на дорожку свежим воздухом». Так как курильщиков значительно больше, со свежим воздухом напряженно, но любителей это не смущает.

Я примкнул к одной из групп, поглядывал на звездное небо, переминался с ноги на ногу, изображал солидность. Уходить не хотелось. Нужно отметить посвящение, по-нормальному. Не получилось нырнуть в бочку, так хоть выпить в честь события. Но с кем и где пока непонятно.

Не то, что хочется именно выпить, а вроде так положено. Хоть этот ритуал нужно соблюсти!

Молчали, изредка обменивались фразами, втихую изучали друг друга.

Постепенно, группки уменьшались, остались только ребята. В соседней уже шло обсуждение заведений, куда можно пойти. К нашей группке подошли два парня, поздоровались с кем-то. Один повыше и худощавый, второй невысокого роста, постоянно пританцовывающий, какой-то нервный и весёлый. Оказалось это заочники, пытавшиеся сдать долги и поэтому застрявшие в общаге. Нервный и весёлый, Саня, не замолкая, что-то рассказывал, травил байки и анекдоты, причем делал это очень громко. Каждый его рассказ был мини спектаклем. Группки быстро и незаметно, притянулись к эпицентру событий. Изображая свой побег от собаки, Саня остановился возле одного из ребят.

— Кэптон Блэк? — спросил он, принюхиваясь к сигаретам.

— Да.

— Александр — официально представился он, курильщику Кэптон блек.

— Сергей.

— Угости сигареткой, а то я свои в общаге забыл?

Следующие минут двадцать Саня окончательно завладел компанией. Он начинал шептать и мы настороженно вслушивалась. Просил у Сергея сигарету, и все закуривали. Завершал рассказ анекдота, взмахивая руками, как дирижер и все дружно смеялись…

— Холодает! — сказал Саня. — Пойдем в общагу? Сергей, угостишь сигареткой, а то я свои в общаге забыл.

Он обвел глазами благодарных зрителей, словно прикидывая что-то. Нас осталось человек десять.

— Ребята, скидываемся, на водку! — объявил он.

Саня и его молчаливый приятель, имени которого я так и не узнал, сами почему-то скидываться не стали.

***

Было уже немало выпито и немало историй рассказано. Мы в основном слушали, широко раскрыв рты, а Саня сыпал всевозможными байками как из рога изобилия. Он казался проводником в неизвестный для нас студенческий мир.

— А вы уже смотрели «Царь-гора»? — после очередной байки неожиданно строго спросил он.

— Чего смотрели? — отозвались мы.

— Всё ясно! Значит, нет!

— Может «царь-горы»? — уточнил кто-то — я помню, в детстве была такая игра.

— Нет! — прервал его Саня — …«Царь-гора»! — сказал он серьёзно. На несколько секунд наступила тишина, во время которой, лицо Сани приняло независимо-горделивый вид, свойственный только лицам, хорошо выпивших людей, находящихся в состоянии «предотключки».

Он явно ждал расспросов.

— Ну, и как его смотреть? — спросил кто-то.

Саня забегал по компании глазами — Сергей! Угости сигареткой, а то я свои… где-то забыл.

Он не спеша закурил. Выдержал паузу.

— Слушайте! Всегда, когда первокурсники отмечают посвящение в студенты, одни после праздника идут домой, а другие, как вы собираются и продолжают отмечать в общежитии. Это костяк, основа курса, вы будете его объединяющей силой…. Вы думайте, что сидите сейчас здесь случайное сборище народа? Нет! Случайностей не бывает…!

Саня говорил не спеша, прерываясь и потягивая сигарету. — Вы, друзья, сила, одна команда. Сейчас вы еще не знаете друг друга, а мы знаем главное! Всегда в команде может быть слабое звено, а цепь, сильна настолько, насколько сильно её слабое звено… Нужно его вычислить и удалить… сразу!

— Как вычислить? — последовал логичный вопрос.

— Жребий! Судьба, она никогда не ошибается. И тот, кому достанется жребий, может быть самым слабым звеном, его и нужно проверить. А если он выдержит проверку — вы все сила!

— А какая проверка?.. И причем тут смотреть «царь-гора»?

Саня потушил сигарету и сложил руками над головой холмик.

— Вы у подножья горы. Для вас верх — второй курс. «Царь-гора», это самый здоровый и безбашенный второкурсник в общаге. Смотреть «царь-гора», значит пойти к нему и нарваться!

Я несколько опешил, весь этот «Царь-гора» да еще и с какой-то философской подводкой, человека, находящегося хорошо под водкой (Саня, не стесняясь наливал себе больше других) показался мне откровенной дурью. Но сказать об этом в присутствии новых друзей, было как-то неловко, особенно после слов Сани о костяке курса.

— А в смысле нарваться? — спросил Сергей, предупредительно выдавая Сане сигарету.

— Тут дело тонкое, нужно нарваться так, чтобы он врезал первый, ну а дальше как получится.

Наступила тишина.

— Ну что, никто не испугался, а то может, есть такие, кто сразу хочет уйти? Держать не будем — поинтересовался Саня.

— Как жребий тянуть? — зачем-то спросил я.

В полной тишине Саня высыпал спички из коробка, отсчитал нужное количество, укоротил у одной ножку, описал ею полукруг, показывая всем. И торжественно, зажал в кулак целые и поломанную спичку….

Жребий выпал мне.

***

Не решившись с самого начала сказать, что это дурацкая затея, теперь я тем более отступать не мог. Я собрал силу воли, чтобы максимально правдиво изобразить безразличие к выпавшему мне «испытанию».

Саня производил последний инструктаж.

— Значит так, подходишь, стучишь, он выйдет, ты должен нарваться. Как ты это сделаешь, и что будешь говорить твоё дело. Главное он должен ударить первым или признать твоё превосходство, что вряд ли. Так что доводи его любыми способами. Не сдрейфил?

— Какая комната? — спокойно спросил, я — хотя в душе не было и следа покоя.

Были смешанные чувства, с одной стороны, просто страшно, слова Сани «самый здоровый и безбашенный», многократно прозвучали в моей голове. Представлялось нечто гигантское с выпученными глазами, что, молча, месит меня в общажном коридоре на обозрение притихшим однокурсникам. Страшно опозориться, да и отхватить вот так не за что тоже не очень хочется.

— Ну что? Хотел ритуал посвящения — наслаждайся! — подтрунивал внутренний голос.

И последнее, — сказал Саня, — шаря глазами по комнате. На всякий случай напиши, что мол я такой-то, такой-то, такого-то числа пришел в общежитие, комнату 319 и подрался с её жильцом, потому, что он, часом ранее оскорбил меня у входа в общежитие…. А то мало ли что, а у нас с ребятами проблемы будут.

Я стал писать.

— Отличный ритуал! — злорадствовал внутренний голос. — Завещание заодно напиши.

— Что завещать? — мысленно возразил я ему. — Если только органы.

— А ты надеешься, что они после визита в 319 будут хоть к чему-то пригодны? — не унимался тот.

— Ребята, это перебор! — прозвучал чей-то голос, в тишине, в которой было слышно, как скрепит стержень ручки по бумаге.

— Перебор! — твердо согласился Саня — Ты иди, тебе, наверное, пора? — ответил Саня голосу разума, прорезавшемуся через кого-то из присутствовавших.

Голос разума стих. В этой тишине я и закончил писать «прощальное письмо».

Ожидание чего-то экстремального, наполнило комнату. Я чувствовал, что заинтересованные взгляды не сводились с меня, но старался делать вид, что на меня происходящее не произвело впечатление.

Саня мельком просмотрел мою писанину.

Нормально! — утвердил он. — Пошли! Всем остальным — стоим в конце коридора, когда откроют дверь, из-за неё нас не будет видно. Ну а когда начнётся, на нас особо и не обратят внимание.

— Как его зовут? — зачем-то поинтересовался я.

— Толик,… но какая тебе теперь разница? — «подбодрил» Саня, и глаза его радостно заискрились — как наезжать-то будешь?

— Увидишь, — буркнул я, и мы двинулись к 319. «Какая тебе теперь разница…?» — вертелось в голове. — Какая мне теперь разница…?

Все сборище столпилось в конце коридора, недалеко от 319. Саня занял «передовую», по его выражению позицию, впереди всех, ближе к месту событий.

Если будет совсем погано, мы тебя вытащим! — хлопнул он меня по плечу, заглядывая в глаза.

Я остановился у двери, перевел дух и постучал. «Может его не будет…?» — мелькнула последняя надежда… и всё обойдется, но за дверью послышалась возня и приближающиеся шаги.

Я притих. Даже назойливый внутренний голос воздержался от комментариев.

Дверь открылась.

Состояние, в котором я прибывал, не позволило мне рассмотреть хозяина комнаты.

«Толик…» — вспомнил я.

— Ты Толик? — спросил я, уставившись прямо в глаза предполагаемого противника. Глаза его были заспанные, видно я его разбудил.

— Чего? — переспросил он, щурясь на тусклый коридорный свет.

— Ты Толик? — снова спросил я, чувствуя, как жизнь в моём теле замирает.

— Ну, я! — ответил он, заглянул в комнату и… стал шарить рукой в темноте.

Я обмер. Хотелось тут же отскочить в сторону. Не моргающие взгляды однокурсников, которые, я знал, были устремлены на меня, развеяли последнюю надежду на спасение.

«Самый безбашенный второкурсник…» — предупредительно напомнил у меня в голове Санин голос.

Палка… бита… стул...? — неслась карусель мыслей — нужно отпрыгнуть, но только когда он достанет это. Я же не самоубийца!

— Нет, конечно, ты просто псих! — очнулся, наконец, внутренний голос.

Две секунды показались вечностью.

Я превратилось в сжатую пружину… Главное не раньше, чем он нападет… Тогда отскочить будет достойно… более менее.

Когда в руке Толика появились очки, которые он тут же нацепил на нос, мною овладела крылатая радость. Ничего не могло подбодрить меня больше этих очков. Конечно, он здоровяк. Конечно, отмутузит, но я буду жить!

— Ну, ты чего, Толян? — дерзко, на радостях спросил я.

— В чем дело?

— Я говорю, ты чего, Толян, что не понятного? — гаркнул я настолько громко, насколько мог.

— Ты кто такой? — спросил Толян, рассеяно осматривая меня.

— А тебе какая теперь разница? — выпалил я, сам удивляясь своей наглости.

— Ну, держись! — предупредил внутренний голос. — Сейчас начнется!

Но ничего не началось, вместо этого в наступившей тишине, раздалось нечто среднее между кашляньем и кряканьем. Слева от меня, на своей передовой позиции, закрывая рот двумя руками, пытался сдержать рвущиеся из него звуки Саня.

Толик также, заинтересовался звуком, выглянул в коридор и обнаружил полный партер зрителей.

— Ну, всё же испортил! — расстроился друг Сани, и отвесил ему подзатыльник. От удара, звук стремившийся найти выход в том же направлении, в котором был направлен удар, вырвался. Саня бешено заржал. Похоже, кроме Сани и его приятеля никто пока не понимал происходящего. Саня весь покраснел от смеха. Облокотившись на стенку одной рукой, он безудержно смеялся, при этом кулаком второй тарабанил в стену. Его приятель при появлении Толика проскользнул, через ряды собравшихся, и беззвучно скрылся за углом.

— Белов, сука — это ты? — крикнул Толик, глядя на Саню, который пытался успокоиться и проследовать за своим другом. Вопрос вызвал новый приступ смеха. Совладать одновременно с двумя процессами: ходьбой в полусогнутом состоянии и смехом Саня не смог, и попросту свалился на пол! Несколько метров он проделал на четвереньках, у самого поворота смог всё же подняться...

По коридору разлетелись звуки истеричного смеха и быстро удаляющихся шагов...

При бегстве предводителя с передовой, сначала те, кто был ближе к углу, а потом и все остальные исчезли за поворотом.

За считанные секунды мы с Толиком остались наедине.

Припадок Сани и исчезновение всех зрителей меня окончательно обескуражили. Не понимая происходящего, я смотрел на Толика. Теперь только я увидел, что передо мною стоял крепкий рослый парень, лет 30, который явно не был похож на второкурсника. Лицо его мне показалось очень знакомо, совсем недавно я его где-то видел.

«Толик», с которым мы так необычно познакомились (хотя нет, моё имя не было ему известно, в суматохе я не успел, так сказать, представиться) наградил меня негодующим взглядом.

— Фамилия! — вдруг заорал он, начинаясь трястись от злобы.

Понимание того, что меня просто подставили, пришло мгновенно.

— Я это, в общем, перепутал, — сообщил я отступая.

— Фамилия! — заорал он снова.

— Петров — соврал я, не задумываясь.

— Передай этой суке, Петров!… — он захлебнулся эмоциями, и так и не смог сформулировать послание. — Вот сука! — подытожил он непродолжительную речь, и хлопнул дверью перед моим носом. Тут же дверь открылась снова — А с тобой, Петров, мы позже поговорим! Дверь снова захлопнулась.

На улице я никого не встретил, разыскивать бойцов, покинувших передовую, не стал.

По дороге на квартиру я мысленно сравнивал Саню с различными животными. А на пожеланиях ему разного рода сексуальных приключений, в том числе, с участием нескольких афро-американцев я разделся и лег в кровать.

Уже засыпая, я снова вспомнил о знакомом лице «Толика», где я его все же видел? Точно, в президиуме! Он сидел в президиуме, на общем собрании! Ректор, его представлял, Анатолий,… Анатолий Сергеевич, один из наших преподавателей! «Ну, Петров, ты попал!»…

***

После позорного «Царь гора» прошло несколько дней. Поначалу я боялся вызова «на ковер» и отчисления, но вроде всё обошлось. Я успокоился и старался не вспоминать о произошедшем. Все участники памятного испытания избегали друг друга. Вот и сейчас входя в лекционный зал, я встретился взглядом с одним «звеном нашей прочной цепи», он смущенно потупил взгляд. Уже привычно я расположился в центре зала смотреть дефиле…. Вот и мексиканка, в первых рядах, наверное, будет отличницей. Кто ещё у нас…

— Семён, привет!

— Привет! — вздохнул я.

— Представляешь, я узнала, что на следующей неделе начнутся первые семинары, а это значит, что нас скоро поделят на группы! Вот бы нас в одну записали?

— Угу, — кивнул я.

— Я была в деканате…

Если нас запишут в одну группу, придется наверное самому бросить институт. Альбина…. Одно имя меня уже должно было насторожить. У нас в школе была Альбина крупная, полная, в младших классах буцкала ранцем всех пацанов, включая меня, потом, к счастью, перевелась в другую школу….

Она присела рядом на лекции, три дня назад, и с того момента заполнила собою весь институт. Нет, первый день было даже интересно слушать её болтовню, второй не очень, третий я пытался избегать её и наконец, сегодня, понял, что это бесполезно. Она симпатична, у неё модельная фигурка, очень ухоженная, с духами правда постоянный перебор. Она просто душит ими, как впрочем, и своим напором. Если бы она была не столь навязчива, я наверняка заинтересовался бы ею, но она не оставляла мне ни одного шанса.

— …но, ведь это совсем другая стрижка. Я ей говорю, Вы, что совсем разницы не видите, конечно, если так…

Она всё рассказывала с таким напором, будто хотела в чем-то убедить. Но болтала обо всём и ни о чем, и ни в чем убедить не старалась. Вот бы сфокусировать эту энергию и направить в одну точку. К примеру, она могла бы уговаривать террористов отпустить заложников. Беспроигрышный вариант. Даже если бы они не согласились, то своими разговорами она рано или поздно довела бы их до самоубийства.

— … я ей объясняю — на два тона светлее, ну скажи, что здесь не понятно?

Мне не пришлось отвечать.

В аудиторию вошел профессор. Зал стих, а я облегченно вздохнул. Несколько минут отходил от общения с Альбиной и решил немного послушать преподавателя:

…Друзья мои! Ведь так же нельзя! Мы с Вами живем в демократической стране! И мы с Вами её создаём! Вы студенчество, передовые люди, должны понимать, что свобода личности, гражданина, его права, святы и эти знания вы должны нести всем!

Хороший преподаватель. Даже не помню, как называется предмет, что он читает. Да это и не важно. Все наши лекции посвящены далекой от предмета теме — воспитанию в нас строителей демократии. Второкурсники говорят, что он ставит «отлично», любому, кто посетил все лекции, вне зависимости от знания предмета. Наверное, поэтому зал неизменно полон. Странно, Альбина умудряется, что-то записывать. Я даже не пытаюсь, ведь от меня требуется только присутствие.

Я принял правила игры.

За первый месяц учебы я понял, что основное в институте это показуха и рисовка. Причем как со стороны преподавателей, так и со стороны студентов. В начале, нам рассказывали, что поступили чуть ли ни одни медалисты… медалисты… мо-дер-нис-ты… Оказалось, их почти нет. Старшекурсники просветили, что эту байку пускают каждый год, чтобы держать поступивших в тонусе.

Та же история с массовыми отчислениями неуспевающих.

Пожилой профессор на трибуне распинается о ценностях демократического государства, а сам до распада Советского Союза был крупным партийным деятелем. Я представил, как он молодой и перспективный секретарь чего-то с новеньким партбилетом под сердцем также рьяно призывал к построению коммунизма к очередной назначенной дате. Любопытно, а если бы восстановили мо-нар-хи-чес-кий строй, что бы он говорил тогда? Так, добавим ему бакенбарды, лацканы пиджака подлиней… «Господа! Ведь также нельзя! Мы живем в монархической стране! И мы с Вами её создаём! Вы студенты, передовые люди и должны понимать, что незыблемость монархии и право императора творить судьбу государства святы и эти знания вы должны нести всем…»

И совсем нетрудно. В общем-то, ему и переучиваться особо не пришлось.

Интересно, а что он думает, на самом деле? Мне кажется ничего, нет не потому, что он не умен. Напротив, он очень умен, поэтому думает не о том, что «мы должны» это бесполезно, всё равно решат за него, а о том как жить, вернее, приспособиться и выжить.

Где я остановился? Ага… «строй в России до революции 1917г.» «мо-нар-хи-чес-кий», подходит. Теперь… «Герой Высоцкого в фильме Место встречи изменить нельзя» по горизонтали шесть букв… «Жиг-лов», подходит. «Ж-и-г…» Блин, ручка перестала писать.

— Альбина… — шепотом позвал я.

— Да? — не отрываясь от тетради, отозвалась она.

— У тебя есть запасная ручка?

— А тебе какая нужна?

— А что, разные есть? — попытался пошутить я.

— Сейчас, подожди, допишу предложение.

Она открыла сумочку и достала оттуда в прямом смысле жменю ручек.

— Выбирай! — протянула она.

— Зачем тебе столько?

— А вдруг в моей какой-нибудь стержень закончится. Смотри — показала она широкую ручку, которой сама писала. Вот синий — нажала маленький рычажок — красный… зелёный… черный. А эти — она показала жменю — про запас.

Я взял первую попавшуюся, а Альбина тут же продолжила писать, так и оставшись сидеть с коллекцией ручек, зажатой в ладони. Я смотрел, с каким серьёзным лицом она старается ничего не упустить.

— Поэтому, — убеждал профессор, — мы должны понимать, что от нас с вами в первую очередь и зависит будущее демократии…

Не удержался, заглянул в её тетрадь. Она практически дословно записывала за ним, хотя лектор повторял одно и тоже разными словами уже лекций пять подряд. Меня заинтересовала её тетрадь. Она действительно использовала все четыре цвета. Кроме того, часть текста была написана прописными буквами, часть подчеркнута прямой линией, часть волнистой или двумя линиями сразу, на полях стояли примечания.

Да, у террористов не было бы шанса, ни одного.

…«л-о-в» — дописал я. Дальше, по горизонтали… «Конь Александра Македонского»…

***

Несколько дней к ряду идёт дождь, практически без остановки и круглосуточно. Выходить на улицу не хочется, опять мокнуть, прыгать по лужам, ловить стремящийся к полёту зонтик. В общем, сегодня я в институт не пошел, остался на квартире и провалялся полдня в ванной, что стоит у нас в комнате. От нечего делать мы с Аркашей соорудили из неё подобие дивана: положили на дно несколько ватных одеял, благо с этим добром у бабы Веры недостатка не было, а свершу, постелили плед. Получилось весьма не дурно и удобно. К нехитрой конструкции я добавил наши с Аркадием подушки, укрылся одеялом и млел, глядя в окно. Я представлял, что лежу в ванной полной горячей воды, довершало блаженство пол-литровая кружка крепкого чая с кусочком лимона, который я умыкнул из блюдечка в холодильнике хозяйки. Небо за окном, было светло серого цвета, иногда в него влетали лохмотья белой дымки и быстро уносились прочь. Попивая чай, я несколько раз начинал писать, но ничего не получалось. Я смотрел на картину на стене — парусник, уходящий в плаванье к далекому горизонту…

А сегодня ветер дует,

Облаками малюет рисунки,

И всё бродит и всё танцует,

По незримым своим переулкам.

Потеряться бы малой птицей,

В океане его свободы.

Разбежаться…

Вспорхнуть…

Раствориться, словно соль

О небесные воды.

Закрыл дневник. Закрыл глазами. Несколько минут лежал, слушая своё дыхание и вздохи ветра за окном…. Ещё кружечку чая, — решил я. Прошел на кухню. В комнате нашей В.В. надрывался русскими народными песнями телевизор. Аккомпанировала ему громким дыханием сама баба Вера. На выдохе она издавала такой звук, будто пыталась выплюнуть воздух. «Спит» — решил я, на цыпочках пересекая кухню. Дверь хозяйского холодильника практически беззвучно открылась и вот оно заветное блюдечко с тонко нарезанным лимоном, присыпанным свершу сахаром. Так хотелось слопать ещё один кусочек. Но внимательно обозрев композицию долек, я понял, что если станет ещё одной долькой меньше, наша В.В. заметит. Постоял немного, сглотнул слюну и тихонько закрыл холодильник. Ничего, буду пить чай без лимона.

Я беру у нашей В.В. еду крайне редко, так маленький кусочек какой-нибудь вкусняшки, если очень сильно захочется, но чтобы она не видела. Сама В.В. говорит, что можно брать всё, но при этом так сверлит меня взглядом, что я предпочитаю пользоваться её добротой, так сказать, инкогнито, втайне от неё самой. К тому же каждый раз приезжая из дома я угощаю её чем-нибудь, а она не отказывается. В общем, я считаю незазорными свои маленькие шалости. Приготовив чай, я опять тихонько открыл дверь холодильника. Лимон выглядел всё также аппетитно, так что слюнки снова побежали.

После недолгого созерцания меня осенило.

Стараясь не шуметь, я извлек вожделенное блюдечко из холодильника, аккуратно наклонил его и вылил себе в кружку скопившийся лимонный сок. Довольный своей изобретательностью поставил блюдечко в исходное положение и устроился в ванную. Я ещё очень люблю сгущенку. Наша В.В. часто покупает её в жестяных баночках, пробивает в крышке две дырки, и ставит, на радость мне в холодильник. Спасибо производителю сгущенки, сквозь баночку не видно сколько в ней содержимого и я совершено спокойно могу поживиться сладеньким.

Однажды ночью меня за этим делом застукал Мальчик. Наши взгляды встретились, он подошел к холодильнику и присел рядом. Пришлось делиться добычей. После этого случая кот, который раньше делал вид, что меня с Аркадием в квартире не существует, зауважал меня. Почувствовал, наверное, родственную душу. Аркадий тоже любит поживиться у нашей В.В. Может она и замечала наши набеги на холодильник, но не возмущалась. Хотя Аркадий, в отличие от меня не получал разрешения брать её еду, скорее всего потому, что он ещё ни разу не ездил домой и никогда не угощал нашу В.В.

Пролежав в ванной ещё с полчаса, я дождался возвращения Аркадия.

— Что будем делать? — спросил я его с порога.

— Не знаю, — признался сосед, освобождаясь от мокрой майки.

Развлекались, как могли, сначала сражались в крестики нолики, потом в морской бой. Потом Аркадий вспомнил о детской забаве из пионерского лагеря «грязный носок», смысл которой был достаточно прост: попасть в противника своим грязным носком. Задумка не очень меня заинтриговала, если не сказать отпугнула своей не гигиеничностью. Но первый же носок, пущенный Аркадием без объявления войны, попал мне в живот. Вызов на дуэль состоялся, «перчатка» была брошена, и отказаться от схватки было бы бесчестием. Нехитрые законы борьбы стали быстро понятны. Носки, лишенные своей пары, имели достаточно скромный вес и потому редко достигали намеченной цели. Решили засовывать один носок в другой… скорострельность значительно возросла. Аркадий, явно имевший больший боевой опыт, пытался втихомолку засунуть в носок еще несколько, но я это быстро заметил и повторил маневр противника. Дальше в ход пошли старые газеты, которыми мы также уплотнили наше орудие. Носки стали круглыми и тяжёлыми. Они как мячики прыгали по комнате.

Думаю со стороны, поле боя выглядело эпохально. Нас разделяла комната, прижимаясь к противоположным стенам спинами мы делали многократные замахи, пытаясь сбить друг друга с толку. Радость от попадания носком в противника можно сопоставить лишь с омерзениям от «ранения». Чтобы не привлечь внимание нашей В.В., мы старались не шуметь, смеялись беззвучно, а когда было совсем невмоготу, уткнувшись в подушку. Маневрировали по комнате молча. Судя по лицу Аркадия и силе замаха, с которой он метал своё примитивное орудие, он хотел как минимум пробить во мне дыру. Эта пантомима веселила неимоверно. Надеюсь, мой вид был не менее воинственным. Аркадий очередной раз пытался поразить меня химическим оружием… бросок… я ловко ушел вниз и тут же ответил атакой. Противник не стал уклоняться, и был поражен к моей радости прямо в лоб. Но насладиться победой я не успел, потому, что в ту же секунду у меня за спиной раздался страшный грохот. Я обернулся. Дверь была открыта, на пороге стояла наша В.В. Её прищуренный глаз, сузился до еле заметной щелки, второй напротив расширился до невозможности и казалось, аккумулирует электричество с целью поразить нас молнией. За спиной нашей В.В., на кухне были видны следы погрома. В тот момент, когда баба Вера открыла дверь, меткий Аркадий поразил хозяйский кухонный шкаф, а точнее полку на которой стояли многочисленные специи и крупы. Я тут же подметил, что ни одна из баночек не осталась стоять на месте, благо они были жестяные и не разбились. «Страйк!» — оценил я про себя.

В комнате повисла тишина. Вера Викторовна, в эту секунду мне хотелось называть её исключительно по имени отчеству, с явным трудом сдерживала гнев. Мы потупились, как провинившиеся школьники в учительской.

— Аркадий! — наконец заговорила она, чеканя каждое слово — когда закончишь на кухне, будь добр, прибей полку у меня в комнате. Судя по долгим паузам, которые она делала, первоначально возникший в её голове текст был более содержателен и наверняка пестрил изысканными оскорблениями. Но матерный словарный запас нашей В.В. остался тайной. После нескольких неудачных попыток просверлить в нас дыры силой взгляда, баба Вера покинула комнату. А мы, обнявшись с подушками, давились смехом.

Погром, учинённый метким Аркадием, устранили вместе. Он отправился прибивать полку, а я от нечего делать, пялился в конспекты, периодически хихикая, вспоминая памятный бросок и представляя, как наша В.В. сейчас глумиться над моим соседом.

Аркадий вернулся быстрым порывом ветра и застыл на пороге.

— Опять что-то разбил? — усмехнулся я.

Он отрицательно замотал головой, потом пробежал два круга по комнате, как конь по арене цирка и присел на край моего дивана. Встал, подошел к столу, взял свою тетрадь, положил обратно и снова вернулся к дивану.

Я молча наблюдал за его метаниями. Аркадий тоже молчал.

— Ну? — попытался я растормошить его.

— Слушай… — придвинулся он ближе, почему-то ежесекундно оборачиваясь на дверь. — Она пристает ко мне, — сказал он почти шепотом.

— Кто? — не понял я.

— Хозяйка в пальто! — обижено срифмовал Аркадий. Короче, зашел к ней, она полку показала, говорит, мол прибей повыше. Поставила табурет, без него не достать. А сама сзади стала, ко мне прижалась и стоит. Говорит, я тебя подстрахую, а то, табурет старый.

Аркадий замолчал и прислушался, глядя на дверь.

— И что такого?

— А потом, — продолжал он, — я стал гвоздь вбивать, а она такая, «осторожно, не упади» взяла меня руками за задницу, и к себе прижимает. Говорю ей — спасибо, я не упаду. А она жмется,… а вроде, как и поддерживает. А потом, тоже вроде случайно, руку передвигает, передвигает и прямо… туда. Я чуть молоток ей на голову не уронил. Стою замер. А она вроде и не заметила «ты полку будешь вешать, Аркадий?». А сама руку держит, не убирает.

Аркадий опять замолчал. Весь его рассказ вызвал у меня сомнения, может он преувеличивает. Конечно, наша В.В., она со странностями, нет, мне не верилось, что её так откровенно на молодого жеребца потянуло. «Жеребец» тем временем вскочил, сделал ещё один круг почета по «арене» и вернулся на исходную.

— И что дальше? — спросил я, всё ещё пытаясь понять, не разыгрывает ли он меня.

— А что дальше? — вскрикнул Аркадий, забыв о шепоте, но тут же спохватился и понизил голос. — Дальше — я стою, гвозди забиваю, а она меня держит. Я по-быстрому забил. Полочку, говорю ей, подайте. Она смеётся — только полочку тебе дать? Я молчу. Подала и опять ко мне прижалась, «ой осторожно, ой не упади», а то, говорит, я себе этого не прощу. Я полку повесил и на ноги — закончил свой сбивчивый рассказ Аркадий.

Пока он изливал душу, я окончательно поверил, что он не врет. Во мне боролись противоречивые чувства. С одной стороны, что греха таить было смешно. Картина: Аркадий стоя на табурете сосредоточено забивает в стену гвоздь, в то время, как хозяйка, пардон за тавтологию изучает его хозяйство, прямо стояла у меня перед глазами. Особенно оживляло картину то, что во время этого действа оба усердно делали вид, что ничего такого не происходит. Хотя нет, в моём воображении баба Вера довольно закрыла один глаз и по обыкновению щурила другой. Может оно так и было, со спины то Аркадию не было видно. Но с другой стороны я видел, что Аркадию не до веселья.

Дверь без стука отворилась, вошла наша В.В.

— Аркадий, я хотела сказать спасибо, — пропела она, — ты так хорошо всё сделал и быстро ушел, что я даже не успела поблагодарить тебя. На словах «поблагодарить тебя» она так выразительно посмотрела на понурого в тот момент «жеребца», что у меня рассеялись последние сомнения в правдивости его рассказа.

— Спокойной ночи, — холодно сказала она после паузы и закрыла дверь.

— Что делать-то, а? — прошипел Аркадий.

Я посоветовал не обращать внимание. Можно было предложить ему, просто переехать на другую квартиру, но тут возник бы вопрос. Он настолько понравился хозяйке, что она, забыв приличия, решила приударить за ним, несмотря на разницу в возрасте. Или же из нас двоих он просто понравился ей больше. Если второе, и Аркадий съедет….

Да, выходит, в нашей В.В. всё же живёт принцесса, которая рвётся наружу в поисках любви и страсти, как только она туда попала? Наверняка людоедство.