Падение безмятежных звёзд

Ко мне взы­вал го­лос Бо­га, но я был в на­уш­ни­ках.

Об­на­жив­ша­яся боль, гром, мгно­вен­но прев­ра­тив­ший ба­рабан­ные пе­репон­ки в хо­лод кро­вавых грёз, сви­репая мол­ния за не­надёж­ны­ми дос­ка­ми мо­его оби­того бар­ха­том гро­ба — и мил­ли­оны мил­ли­онов зо­лотых без­мя­теж­ных звёзд об­ру­шились вниз ог­ненным штор­мом, сок­ру­шая го­рода, де­рев­ни, мо­ря, го­ры и жиз­ни, не­ся ха­ос злоб­ных су­мас­шедших пе­ремен. Ржа­вая уг­не­тен­ность, боль, по­теря, пус­то­та зва­ли всё ни­же, ан­гель­ской пылью со­бирая жат­ву из го­лубо­вато-свет­лых стран­ных душ. Мой кро­хот­ный ос­тро­вок рвал­ся на пло­тики сти­хий и вто­рого кар­тонно­го не­ба, по­ка не­ре­аль­ный сюр­ре­алис­ти­чес­кий мир, за­быв­ший как ды­шать, ог­ромны­ми мер­ца­юще-же­лез­ны­ми мёр­твы­ми кус­ка­ми па­дал ввысь, в ед­кий чу­жой кос­мос, сжав­ший­ся до раз­ме­ров оди­нокой жиз­ни. Мой гроб внут­ри ме­ня, он боль­ше не лас­ка­ем по­рыва­ми вет­вей, го­ня­ющих­ся за вет­ром, а па­да­ет, при­воро­жен­ный ви­дени­ем стран­ной зы­би слёз­ных про­токов, элек­три­чес­кая дре­мота рвёт ве­ки, ло­па­ет­ся гни­лыми ош­метка­ми глаз, выр­ванных из жёл­то­го гноя.

Кем я был в тот бес­силь­ный мо­мент, ког­да на­уш­ни­ки ги­бель­ны­ми мер­зки­ми зме­ями, не­сущи­ми плач, огонь и ту­ман, про­тяну­лись с за­пада на вос­ток и с юга на се­вер? Где я был, ког­да ди­нами­ки му­зыкой зло­бы, об­на­жая пе­пель­но-се­рый ад с мяг­ки­ми сте­нами, ис­пе­пели­ли рас­пахну­тые сер­дца, пож­ра­ли лун­ное сол­нце, снес­ли не­бос­крё­бы Нью-Й­ор­ка, рас­то­пили ль­ды Ан­тар­кти­ды, сду­ли Сид­ней в уми­ра­ющий оке­ан, срав­ня­ли го­ры с зем­лёй, прев­ра­тили мир в ти­хое, мер­твое оби­тали­ще?

При­ветс­твие в но­вой жиз­ни, где жут­кие про­тух­шие монс­тры, кри­вя гад­кие сли­зис­тые улыб­ки и хва­тая ме­ня гно­ящи­мися ла­пами, ста­вят в зад­ни­цу уко­лы, под ко­торы­ми вол­шебным по­током стру­ит­ся мир грёз. Не уви­жу жиз­ни вновь; до ужа­са бо­юсь их се­рых сгор­блен­ных тел, пок­ры­тых смертью, яз­ва­ми, гнилью, жёл­то-ко­рич­не­вым гно­ем и струпь­ями. Сталь­ная мер­зость. Ни­же, ни­же, я жаж­дал гу­битель­но­го спа­сения, кру­шил в се­реб­ристую пыль зах­лопнув­шее две­ри не­бо, ку­сал ру­шив­ши­мися зу­бами дос­ки пыль­но­го чер­да­ка, рвал те­ни ноч­но­го бре­да, а яр­кий го­лос взы­вал и взы­вал, дре­без­жа те­лефон­ной ли­ни­ей. Но я не ус­лы­шал звон­ка.

Спа­сение в зву­ке, шу­ме, глу­хой ту­ман­ной мгле, смерть в лип­ком соз­на­нии; вык­лю­чи му­зыку, прис­лу­шай­ся, от­веть на боль — и ты не про­пал, не про­пала она, и не­ре­аль­ный сгус­ток крас­ногла­зой ть­мы не явил­ся за спи­ной. Ды­хание за­былось, пис­то­лет впил­ся в ви­сок, а фо­тог­ра­фия, мед­ленно кру­жась, ле­тит в за­бытие… Ос­та­лось вре­мя и вре­мя бы­ло стре­лять.

Улы­ба­юще­еся чу­дови­ще с ты­сячью глаз, ты­сячью мер­зостей и без­мя­теж­ным че­репом в ког­тистых ла­пах здесь, в па­лате, гро­мог­ласно объ­яв­ля­ет адо­ву весть. Сви­репость сжа­ла че­реп, тру­ха, пыль, кровь, кап­ли лип­кой чёр­но-зе­лёной жид­кости те­кут вверх, раз­ры­вая моё влаж­ное сер­дце. И по сло­вам его по­нят­но бы­ло, что взы­вала, взы­вала и взы­вала она, на­де­ясь на ни­ког­да не уви­ден­ное ту­ман­ное спа­сение...

Веч­ная жизнь лоп­ну­ла как пе­рез­ре­лый ар­буз, гус­той лип­кий крас­ный фон­тан брыз­жет в ад, сжи­гая плаз­мой ос­татки се­рого ве­щес­тва, а ре­ани­миро­ван­ная ду­ша, глу­хая, не­мая, сле­пая и сво­бод­ная, уно­сит­ся ку­да-то вниз, по­кину­тая все­ми ан­ге­лами. Я взор­вался в гни­ющей ть­ме, мои зве­ре­ющие на­уш­ни­ки сло­мали го­лос Бо­га. Мыс­ли заг­ру­жались на дно и при­носи­лись даль­ше, вдаль, вдаль, к не­уга­са­юще­му яр­ко-оран­же­вому ог­ню, от­ли­ва­юще­му си­невой.

Гроб, об­ши­тый чёр­ным бар­ха­том из­нутри, рас­сме­ял­ся, об­на­жая гни­лос­тно-све­жие дос­ки и швы­ряя в свин­цо­вый го­ризонт но­вый ка­мен­ный па­мят­ник, а я не ус­лы­шал звон­ка, ос­во­бодив­ше­го его.