Неотделанное 3. Из тетрадей

Ужаленные хаосом, боги заполошно вскрикнули, это значит — молния, и вот я рыскаю по закоулкам черепа в поисках железы находчивости, надеясь выдавить из нее девственную метафору для потеков дождя на гнутом стекле, несущемся мимо яркости серых красок города, напитанного свежей влагой, изнутри салона они кажутся мне волокнами света, ну, хотя бы так, мерцающе-искривленные следы метеорного ливня на побелевшем от ужаса и смятом, в приуготовлении к апокалиптическому свертыванию, небе, или головастики, изблеванные печальными конвульсиями предсмертного семяизвержения, зачинающие, впрочем, ребяческий Эон, непорочный плод кровосмешения. Началось же утро с носатого, как римский патриций, дворника-астролога. Зубной эликсир был спрятан в склизком тюбике, запечатанном серебристой плевой. Прорвать беспощадно! Вода в чайнике закипала тяжкими металлическими пузырями. Однако душное золото стоячего дня к вечеру вдруг выпало в осадок пасмурной и прохладной свободой. И коль я шепну, что напророчил себе разрушение глаз, чертя на их внутренней поверхности вензеля и пятна, никто не поверит. Сейчас я наблюдаю уже не легкие полупрозрачные паутинки, мирно плывущие сквозь море зрения, но черно-зеленые водоросли, похожие на тварей, что дергаются под линзами микроскопов. Они сплочены в единую голографическую сущность, являющую фрактурную М — начальную букву слова mors. Здесь цитата ренессансного писателя Бартоломео Строцци пусть станет драгоценной заплатой на грубой дерюге моего безыскусного рассказа: «проступит зеленоватой тушью сеть извилистых трещин, бубонных вздутий; а далее откроются замочные скважины сущего — изломанные фигуры, подобные костистым волхвам, стягивающие к себе скрученные волосы пространства». Слышите ли шелест шелка итальянской речи? Увы, чудо мироздания, человеческое око, на поверку — всего лишь хитрый, но тленный оптический прибор. И первая палка буквы М превращается время от времени, до жути достоверно, в крохотную руку, манящую в подземные сады инферно. Должно быть, в какой-то из жизней я отправлял ритуал пяти огней, и солнце выжгло мою бедную сетчатку.