День открытых дверей

В нашем сумасшедшем доме — день открытых дверей.

«Алиса»

В Н-ском колледже города Н-ска Н-ского уезда было парадно. Парадность буквально висела в воздухе вместе с растянутым транспарантом «Добро пожаловать в нашу ша в наш техникум!» и десятью воздушными шариками. Парадно светились приветливостью худые, натертые чудо-кремами лица преподавательниц, парадно лоснилась лысина директора. Преподаватели мужеску полу, затянутые в благородно осиянные приметами старины глубокой пиджаки, дежурили на подступах к техникуму, дабы ненароком не потерять какого-нибудь загулявшегося абитуриента. А абитуриент известно, куда гуляет: за соседним кусточком поджидают его университетские ребята, да под белы рученьки, да в университет, да в бюджетную группу…

В Н-ском колледже наступил День открытых дверей. А народная примета гласит: как день открытых дверей проведешь, так весь будущий год зарплату и будешь получать. Или не получать.

Поэтому все были строги, собраны и ужасающе дружелюбны. Самым дружелюбным, как и полагается, был директор, он умудрялся даже лысиной отбрасывать дружелюбные солнечные зайчики, а дальше — по старшинству. Ну и премии за дружелюбие тоже будут выплачивать… самым дружелюбным.

Ради торжественного момента техникум разукрасили каждый на что горазд: заведующая по воспитательной части не покладая рук весь месяц заставляла студентов рисовать газеты о прелестях студенческой жизни, теперь этими газетами залепили все трещины в известке и облупившуюся краску; учебный отдел вымыл полы; преподаватели протерли стекла в очках и окнах, надраили до блеска указки и кафедры; отдел физической культуры выдрессировал контингент, теперь тот при виде предполагаемого абитуриента хорошо поставленными голосами, машинально гаркал: «Дбро пжлвать, тварщ абитуриент!»

Наконец, пропиликало на Главных часах — часах директора — десять.

Двери открылись.

Зашли.

Толпа преподавателей мужеску полу.

И абитуриент.

Крадучись.

Опасливо попытался смешаться с толпой, но в ней он выделялся, как пава среди черного воронья, как агнец средь козлищ, как… Воистину, это был первый вестник иного, светлого будущего Н-ского техникума!

Абитуриента подхватил, понес заботливый поток туда, в актовый зал, в его светлые, хоть и обшарпанные, стены с его большими, почти прозрачными окнами, поближе к его сцене.

Прошло пять минут. За вестником не поспешали его сородичи. Прошло десять. И двадцать. Вестник начинал уже скучать и ежиться под жадными взглядами всего педсостава техникума. Нужно было начинать, дабы дитя светлой будущности не упорхнуло в неведомые университетские дали.

И начали.

Заместитель директора по учебной части торжественно вышагала на сцену, сладостно зажмурившись, начала:

— Дорогие товарищи абитуриенты! Дорогие мои лю… — широко распахнула глаза, чтобы охватить ласкающим взглядом всех этих дорогих ей людей. Взгляд натолкнулся на одинокую фигурку «вестника» и на нем запнулся, потускнел. Впрочем, замдиректора была профессионалом и всегда знала, что и когда сказать. Поправилась: — Дорогой мой человек! Я рада приветствовать тебя в стенах нашего техникума! Я уверена, в июне ты сделаешь правильный выбор и….

Светлый вестник ушел в тот момент, когда ораторша начала захлебываться словами и восторгами.

— Ага. Ни полшага в сторону вашей шарашки не сделаю. Хотя, может, приведу к вам моего пуделя, — буркнул напоследок.

На экстренном педсовете было необычно тихо. До самых тугодумных начинало доходить то, что остальные поняли еще в актовом зале — премий не будет. Никому. И вообще, кажется, ничего не будет.

Возможно даже, зарплат. Возможно, придется продать указки и стенгазеты.

Директор был строг, печален и устал.

Печальной и строгой походкой он подошел к своей кафедре. Отер лысину клетчатым платком.

— Товарищи, значит, преподаватели… — начал официально. Потом силы окончательно оставили его. Сел. Секретарша торопливо выставила ему на стол бутылку минеральной воды. По всему техникуму последние двадцать лет упорно ходили слухи, что старый больной человек, коим являлся глубокоуважаемый директор, нуждался в постоянном притоке минеральной воды и неизбывной заботе секретарш. — Товарищи… значит… Сами видели… дела наши плохи… Мы уже попробовали размещать рекламу нашего техникума на туалетной бумаге и продавать за полцены. Её покупают. В техникум не идут. Мы пробовали отправлять наших студенток на пороги городских военкоматов — девушек забрали служить. Мы пробовали поставить наших молодых людей на пороги ВУЗов с пикетами. Их затоптали, значит. Всё бессмысленно! Студентов наших теперь еще меньше, нежели было! Я не вижу выходов, товарищи! Но…

По коллективу пробежала дружная дрожь предчувствий. Дрожь означала грядущие бедствия и катастрофы.

Директор еще раз отер лоб, спустился с кафедры. Распустил галстук. Проникновенно поглядел на коллектив. Коллектив затаил дыхание.

— Пока наши преподавательницы не начнут рожать, студентов в техникуме не будет, товарищи, — устало сказал директор. — Я всё прикинул. Иного выхода нет. Баба должна рожать. Это её, так скать, прямое назначение. Я тут, значит, составил график, ознакомьтесь. Кто, к какому сроку и сколько. Ответственным назначаю Петровича. Я бы, конечно, сам… Да вот стар стал…

Секретарша подтвердила грустным кивком — стар стал Егор Егорыч.

Коллектив пораженно молчал. На женских лицах растекалась тревога. В громовой тишине Петрович съежился, стараясь сделаться незаметным, робко побормотал:

— А оплата… почасовая…. Или как?