Трёхцветное счастье

(рисунок Илинара)

— У-у-у… — плачет ветер.

— Ш-ш-ш… — шепчет дождь, — тишшше… разбудишь...

Мушка поднимает голову, прислушивается, но всё тихо. Она вздыхает — ей всё это просто приснилось. Сон был такой хороший, что Мушка зевает и снова уютно сворачивается клубочком. Но уже не спится и она начинает старательно вылизывать шёрстку.

— Смотри, какая трёхцветная! Бери, ведь почти задаром. Такие счастье приносят, — знакомые руки отрывают её от мамки и кладут в морщинистые ладони.

— Счастье, говоришь? — смеётся старушка. — Какое-то уж больно оно маленькое да худое.

А чуть позже эти, незнакомые пока руки, куда-то её несут — перед глазами мелькает зелёное, синее, пёстрое...

— Мя? — она с любопытством смотрит на старую женщину. — Мя-я? — повторяет чуть протяжнее. Кругом столько незнакомых запахов, но нигде не пахнет молоком.

— Есть хочешь? Какая же ты маленькая. Как есть — муха. Вот и буду тебя Мушкой звать.

"Мушка-то Мушка, — вспоминает она, — зато мышей исправно ловила… А теперь и мыши редкость..."

А мысли текут дальше, только не вперёд, а назад.

— Это ты куда это смотришь? — удивлённо спрашивает хозяйка. — Вроде бы и не летает никто. И что ты там видишь?

А она тогда увидела. Что-то серое, пушистое, с большими глазами.

— А-а-а, — протягивает старушка, — да ты никак Хозяина узрела. Федю, как я его зову. Так ты его не бойся — он добрый. Мы с ним давно живём в мире и согласии. Вот даже и имя ему дала, — старушка вздыхает и смотрит на пожелтевшую фотографию на стене — на ней изображён бравый солдат.

— Погодите, сейчас я вам обоим молочка налью, — хозяйка идёт на кухню и появляется с двумя блюдцами. То, что поглубже, ставит перед Мушкой, а второе уносит в уголок и задвигает глубоко под тумбочку, — кушай, Феденька. Смотри, какого я тебе зверя принесла.

А Мушка не боится, ей просто любопытно, и она смотрит — будет он пить молоко или нет? И видит, что не пьёт, будто нюхает, а глаза сами, как блюдца — довольные и, вроде бы, добрые.

«Ничего, — думает Мушка, — подружимся!»

И подружились.

Хозяин-то, он тоже ночное создание. Бабушка спать ляжет, и у них сразу начинается веселье. Мушка ловит лунного зайчика или тень от ветки, а Федя в ладоши хлопает и смеётся. Только смех у него особый, будто мебель старая трещит.

Старушка не слышит их возню, спит.

"Хорошо было", — вздыхает Мушка, заканчивая свой туалет.

Хозяйки нет уже полгода. И дом никому не нужен. Дом на отшибе. Родных у старушки не было. Какие-то люди забрали её и увезли куда-то.

Мушка, конечно, Хозяйку будила долго, и Федя тоже разбушевался. Всё стучал и стучал. Потом соседка одна заглянула, которая часто приходила к Хозяйке в гости. После этого и увезли.

"Хорошо было..."

Хозяйка вечерами пила с соседкой душистый чай, а Мушка дремала на сундуке и слушала их разговоры. Послушать их было интересно. Кошки-то всё-всё понимают. Только речевой аппарат у них другой, поэтому не могут поддержать разговор. И Федя тоже слушал, но Федю никто не видел, кроме Мушки.

Оставшись вдвоём с Федей, Мушка не раз ругала себя, что перестаралась с мышами. Её же тогда кормили, а мыши были просто забавой…

И теперь ей приходилось время от времени бегать к магазину. Далековато, конечно. Но несколько раз она сопровождала хозяйку, дорогу запомнила. Ведь у кошек очень хорошая память.

Мушку тоже запомнили. "Это не та ли кошка, которая жила у Никитичны?.."

Мушка садилась у магазина и терпеливо ждала. Впрочем, не очень долго. Добрые люди есть везде, и перед ней обязательно кто-нибудь клал еду. Мушка ела неторопливо, с достоинством — всё-таки она не уличная кошка. У неё и Хозяйка была, и даже целый дом есть.

А Федю никто не кормил. Федя дом оставить не может. Мушка звала его, но она ведь кошка, а не человек. А Федя мог уйти только за человеком.

Слышал он ещё от своего деда, что дом старый можно бросить, если дом опустел, но для этого нужно, чтобы кто-нибудь пришёл и позвал тебя за собой.

"Изменились времена, — вздыхает Федя, — сейчас, небось, о таком никто и не знает… Вот и придётся мне здесь с Мушкой жить. А потом одному..."

Когда старушка была жива, то он считал себя Хозяином, но теперь всё чаще вспоминал её, как Хозяйку.

— Плохо без Хозяйки, — говорит он Мушке.

— Плохо, — соглашается Мушка.

Давно они уже не веселятся.

— Смотри! Какой старый дом, — слышат они женский голос. Мушка и Федя вздрагивают, — в таких домах точно водятся домовые, — голос молодой, весёлый, — а у нас никого нет. Даже тараканов. Мне бабушка рассказывала, что домового можно самим завести. Например, найти старый дом, как этот, и позвать за собой. Только я маленькая тогда была, все слова позабылись...

— Какая разница! — шепчет с надеждой Федя. — Ты просто позови и всё! Просто позови...

— Только домового нам не хватало, — это уже другой голос, мужской, — тебе соседей сверху мало?

Женщина смеётся. Теперь они видят их. Как раз проходят мимо окна. Мушка чихает. Занавеска очень пыльная.

Но вот женщина останавливается, и Федя слышит заветные слова:

— Домовой, домовой, пойдём с нами! — и пусть она снова смеётся, но заветные слова сказаны!

Федя ковыляет к двери и серым невидимым комочком подкатывается к ним. Следом за ним бежит и Мушка. Сердце её колотится.

— Федя, — зовёт она домового, — Федя! А как же я?!

— Ой, смотри, кошка! Вот тебе и домовой! — мужчина наклоняется и проводит рукой по её спине. Мушка мурчит и трётся об его ноги, выгибая трёхцветную спинку.

— Возьмите и меня, — мурчит она, — я же трёхцветная, я счастье приношу.

Женщина ахает, отстраняет Мушку ногой и сердито говорит, отряхивая мужчине брючину:

— Смотри! Ты же весь в шерсти!

Они уходят. Втроём. Мушка смотрит им вслед:

— Как же так? — удивляется она. — Разве вам не нужно счастье?..

А мужчина на брюках уносит крупицу этого счастья — три шерстинки: белую, чёрную и рыжую.

Мушка возвращается в дом. Где-то что-то шуршит. Но это не Федя. Федя ушёл. Мыши, наверное. Но ей сейчас не до мышей...

Ах, какой же хороший был сон! Во сне она гонялась за клубком, а Хозяйка вязала и время от времени сердито прикрикивала на неё. Но Мушка понимала, что это лишь для проформы. А Федя незаметно распутывал нить, если она слишком увлекалась...

Мушка снова сворачивается клубочком и засыпает.

— У-у-у, у-у-у… — плачет ветер...

— Ш-ш-ш, — шепчет дождь, — тишшше… пусть поспит...