Три желания или возвращение блудного эльфа.

Три желания или возвращение блудного эльфа.

Сегодня у Егора выдался неважный день. Все шло не так. Хоть реви! Утром хозяин таверны, в которой он проработал поваренком без малого неделю, вышвырнул его за ворота, не уплатив ни копейки. И ведь не просто выгнал. Еще и обругал, почем зря, увальнем и медведем неуклюжим. А и было бы за что! Ну, разбил он этот злосчастный кувшин с маслом. Так чего он стоял у него на пути? Совсем не там, где порядочному кувшину следовало бы стоять. Да и масло было, коли на то пошло, самое никудышное. Уж это Егор знал совершенно точно. Мошенник он, хозяин Егоркин. Как есть, мошенник. Ведь на рынке он закупал, обыкновенно, самые гнилые да лежалые продукты. Лишь бы дешево. А ту бурду, что готовил из них, выдавал потом за самые дорогие и изысканные яства. Заплесневеет, бывало, в кладовке сыр. И на тебе — сыр «Дор блю», с благородной, видите ли, голубой плесенью. Приходи, кума, любоваться! Так там же пол-кладовки у него так. Сосиски «Дор блю», баранки «Дор блю», даже варенье в банках, по большей части, тоже «Дор блю». Жлоб, жмот и жуткая злыдня! Вот что! Такие невеселые мысли одолевали маленького грустного эльфа, одиноко бредущего по замызганным улочкам Эльбурга, мощеным булыжником, серым и унылым, как и все в этом портовом эльфийском городе — дома, набережные, баржи у замусоренных причалов, чумазые лица множества бродяг, бесцельно слоняющихся тут и там в поисках всего, что плохо лежит. Вот и он теперь — один из них. Так хмуро размышлял Егор. И нет у него ни угла, ни крова, ни хлебной корушки, ни похлебки. Друзьями он так и не обзавелся. Родственников здесь и не было никогда. Самая настоящая сирота он. Вот кто… Впрочем, нет. Есть же на свете дядя Миша. Смутно, но помнит Егор своего дядьку. Да где же живет он? Точно, не в Эльбурге, нет… Где-то в деревне, на краю леса, помнится. Но что за деревня, где этот лес, одному лешему ведомо. Так брел куда глаза глядят и жалел себя Егорка. И слезы одна за другой катились из глаз, оставляя на неумытых нынче щеках две белые дорожки.

— Гав! — Звонко тявкнув, белая лохматая собака кинулась к Егору, то припадая перед ним на передние лапы, то бросаясь к мальчику на грудь и стараясь лизнуть его в зареванное лицо.

— Отлезь, Арто, — проворчал эльфенок. — Нечем мне тебя сегодня угостить. Совсем нечем, брат. Самого нынче выгнали, как собаку. А есть-то как сильно хочется!

— У-у-у! — Словно бы все поняв, подвыл пес.

— Сегодня я тебе скверный товарищ. Беги себе, Арто. Ну, беги уже.

Но собака, как видно, не собиралась оставлять Егора одного. Забегая слегка вперед, пес отрывисто лаял, искоса поглядывая на эльфа, словно бы призывая того следовать за ним.

— Ну, куда ты меня зовешь, Арто? Чего тебе надобно? Не до игры мне.

Но лохматый пес уже скрылся за висящей на одной петле дверью заброшенного дощатого сарая, кособоко стоящего на самом песчаном берегу Великого моря.

Солнце уже налилось багрянцем и наполовину закатилось за горизонт, отбрасывая на темную поверхность соленых морских вод яркую искрящуюся дорожку, когда Егор, следуя за лохматой собакой, переступил порог старого полуразвалившегося от времени и ветра сарая.

— Ну? И чего ты меня сюда затащил?

— В-в-ва! — отозвался Арто, лапой подкатывая к ногам мальчика аллюминиевую банку.

— Пепси!? — Удивился Егор. — Ну, спасибо. Очень кстати.

Эльфенок потянул за кольцо банки, но не услышал характерного шипения пузырящегося напитка. Черный густой дым повалил из-под крышки. Испугавшись, Егор с силой отбросил баночку от себя.

— Мамма миа! Нон чизано скритто кретино… Чего кидаешься? Больно же! — Дым начал принимать очертания упитанного господина южных кровей.

— Ой!

— Я не Ой. Я джинн.

— Джинн?

— Да.

— А как тебя зовут?

— Все одно, не запомнишь. Да и… Труднопроизносимое имя для человеческого языка.

— Я — эльф!

— Один шут… Там девяноста шесть букв, из них девяноста три — согласные. Зови меня Джанни. Так проще.

— А я — Егор.

— Ну и чудно. Приятно познакомиться!

— А правда, что джинны умеют любые желания исполнять?

— В общем, да. Только ты, я сморю по глазам, разлакомился крепко. Не больше трех для одного.

— Трех? — расстроился Егор.

— Да. А ты чего надулся, как енот-полоскун на грязную речку в половодье? Три — это тоже не мало, ежели с умом желать.

— А можешь ты сделать так, чтобы всем стало хорошо? Вот, всем-всем! Чтобы у всех все было — еда, дом, удовольствия, а?

— Славный ты, Егор… Глупый только. Всего на всех не хватит. Ты для себя желай. А всеобщее благо — это дело божественное, не в моей компетенции. Я же не ангел, все таки. Я — джинн, темный дух, между прочим.

— Есть хочу…

— Слушаю и повинуюсь.

— Стой, стой! Это не желание…

— Поздно, парень. Исполнено.

У ног эльфа ниоткуда, прямо из воздуха, соткалась белоснежная скатерть и сама по себе заставилась всевозможными мисками, пиалами и подносами. Горячий, только из печи, душистый пшеничный хлеб, дымящийся с пылу-с жару кусок запеченного мяса, плов, жареный цыпленок, вазы, наполненные свежайшими ароматными фруктами, озера щербета, горы рахат-лукума… Егорка просто онемел от восхищения.

— Уа-а-ау-у-у! То есть… Вав! — поправился Арто и, закрыв глаза, шумно потянул носом.

— В другой раз сначала крепко подумай, прежде чем вслух чего-нибудь пожелать. Ну, что ты на меня уставился, как толстолобик, круглыми глазами? Ты ведь есть хотел. Командуй тут.

— Спасибо, — тихо ответил Егор. И ты со мной присаживайся, пожалуйста, Джанни.

— Присяду. Что ж не присесть? Только есть, уволь, не стану. Джинны обычную пищу не едят.

— А эльфы (м-м-м!) очень даже едят. И собаки (мням-м-м! Арто, держи курицу) не отказываются.

— Ну, и на здоровьице… — Джанни благодушно улыбнулся, растянувшись возле «стола». — Бон аппети!

— Чего?

— Приятного, говорю, аппетита.

— Это по-каковски?

— По-французски это.

— А Джанни — тоже французское имя?

— Нет. Итальянское. Так меня один мой прежний хозяин называл. Казанова. Как весело мы с ним проводили время! Ах только! Каналы Венеции, вино, женщины, песни гондольеров! — смеясь, джинн шутливо закатывал глаза. — А вообще, мы, джинны арабского роду-племени. Ты «Тысячу и одну ночь» читал?

— А что это?

— Темнота! Ну ладно, я тебе потом подарю такую книжку. Так, в качестве бонуса.

— Спасибо, конечно…

— Ну как, вкусно?

— М-м-м! Превосходно покушал. Объелся даже, пошевелиться трудно. Странное ощущение. Никогда так плотно не ужинал.

— Вот, и ладненько… Покушшал, и на покой, — джинн одним мановением руки сотворил мягкую перину. — А на утро со свежей головой и над вторым желанием поразмыслишь. Только снова не ляпни чего-нибудь сгоряча.

— Спасибо, Джанни. Ты очень добр, — глаза Егора стали слипаться, и маленький эльф, удобно свернувшись на перине, умиротворенно заснул.

Арто, глухо тявкнув, устроился у него в ногах. А Джанни тихонько присел в углу — во сне джинны тоже, как видно, не нуждаются. Что же, оставим Егорку до утра. Спокойной ему ночи!

— И как же тебя угораздило!? — Настя укоризненно посмотрела на Михаила. — Как дите малое, честное слово… Ты ведь не играл никогда.

— И сам не ведаю, как все могло случиться. — Михаил вздохнул так, словно в этот вздох он вкладывал всю боль и всю печаль эльфийского народа со дня сотворения мироздания. — Так день прекрасно начинался! Так славно я на ярмарке расторговался. К полудню уже весь свой урожай распродал. Все закупил. Собственно, собирался уже навострить лыжи до дому. И какого только беса меня в эту харчевню понесло!? Езды ведь — всего ничего, и дома бы славно пообедал. А там, в харчевне-то, Колыван с наперстками…

— Да где твоя голова была!? С Колываном дело иметь — самого себя обокрасть!

— То-то и оно… Ставки-то поначалу копеечные были. А после и не заметил, как проиграл и деньги, и товар, и дом…

— Свят, свят! Никак и дом продул!?

— И дом… Завтра срок уплаты. Последний день хозяйствую.

— Ой, лишенько! Да как же ты теперь?

— А что я? Подамся в Эльбург. В порту руки завсегда нужны. Проживу как-нибудь… Вот, Шалого только куда девать? Не присмотришь, Насть? А что, хороший сторож тебе будет.

— Да что ж… Возьму. Антошка Шалого больно любит…

— Да ты не плачь, соседушка. Не пропаду я. Пойду уж.

— Один ты нам хороший друг, и то, вот — уходишь. Есть ли справедливость-то!?

— Р-р-р… Гау!

— Встаю, встаю-у-у-у… — потянулся спросони Егор. Да что это, никак штормит сегодня. Ветер не на шутку разыгрался.

И в самом деле, ветер, порывами сотрясающий шаткие стены сарая, завывал, словно стая голодных портовых собак. А дождь, ледяным водопадом с силой швыряющий потоки воды на пляжный песок снаружи, в сарай проникал лишь парой-тройкой ручейков через прорехи в кровле. Худо-бедно, но каким-никаким убежищем для эльфа и его собаки от непогоды сарай все же исправно служил. Как ни холдно внутри, снаружи холоднее по-любому.

— Иди ко мне, Арто, — позвал собаку Егор. — Вдвоем теплее сидеть. А ты знаешь, что мне снилось сегодня? Солнышко жаркое, сад… Дивный сад! А в том саду дядя Миша. Как бы хорошо сейчас к нему… Жив ли он? У меня ведь, кроме него и родни-то не осталось.

Арто тихо заворчал, положив голову на колени эльфа.

— А что это я, — сам себе удивился Егорка. — У меня же джинн есть и целых два желания еще! Где же он? Где баночка? Ах, вот она… И гляди, снова целая! Ну-ка! — Егор подянул за колечко открывалки…

— Бон джорно, хозяин! — дым, загустевая, принял знакомый уже Егору облик Джанни.

— И тебе здравствуй, если хочешь, — ответствовал эльф. И кстати, спасибо тебе большое за ужин, за заботу… Я так славно выспался.

— Не стоит благодарности.

— А знаешь, я, кажется, знаю, чего мне хочется.

— Клад найти? — улыбнулся джинн.

— Не-е-ет. А ты не знаешь ли, жив сейчас мой дядя?

— Дядя Миша?

— Да-а-а… А ты откуда знаешь, как его зовут?

— Чего ж мудреного? Уж больно яркие сны ты смотришь…

— А ты подсматриваешь! Нехорошо… Ну так как?

— Да жив, жив… Так, я ж и не подсматривал, была охота! Ты сам собаке рассказывал. Я слышал.

— Прости. Я не хотел обидеть.

— Да ладно. Проехали. Итак?

— К дяде Мише хочу!

— Слушаю и повинуюсь.

Мир вокруг Егора вдруг съежился до размеров радужной искрящейся сферы, внутри которой сам Егорка завертелся волчком, отчаянно кувыркаясь вверх тормашками, он и его собака. А затем шар, ярко вспыхнув, провалился куда-то в тартарары…

Сильный запах свежескошенной травы… Немного клевера, немного горькой плыни… Эльф открыл глаза. Прямо на него испуганно глядели черные глаза-бусинки. Егорка приземлился на корточки прямо у входа в мышиную норку, изрядно перепугав серую полевую мышь, собравшуюся было выйти на моцион — подышать свежим утренним воздухом. Мышь возмущенно пискнула и юркнула обратно в нору. А рядом кверху лапами барахтался, выбираясь из такой же норы, Арто.

— Как ты, Арто? — спросил Егор. — Не ушибся?

— Р-р-р… — отозвался пес, отряхиваясь от чернозема.

— Это мы что сейчас? Это мы у дяди Миши, что ли? Похоже, что так.

Дверь избушки почти без скрипа отворилась и на порог выскочил здоровый косматый пес, не злой, впрочем… Спокойно уселся на крылечке, заинтересованно наблюдая за пришельцами. Дверь негромко скрипнула еще — и на крыльце показался пожилой эльф.

— Дядя Миша?

Старик внимательно оглядел паренька…

— Да ведь это я! Егорушка! Племянник Ваш!

— Егорушка… Вот уж не ждал, не гадал…

Арто волчком завертелся подле Михаила и угрюмого старого пса, незлобно потявкивая и заискивающе глядя на них.

— Р-р-р… В-в-вав! — строго окоротил молодого пса Шалый.

— Да проходи же в избу, Егорушка… Ты рассказывай, каким ветром тебя, городского жителя, к нам занесло.

Егор нагнулся, подобрав с земли аллюминиевую баночку и, положив ее в карман зеленой, домашней выделки, куртки, шагнул на порог.

— Так, стало быть, уходишь…

— Куда ж деваться-то, Егорушка?

— А если я тебе помогу, дядя Миша?

— Да как же? Шутишь, племяш? Что мы можем с тобой? Есть расписка…

Достав из куртки баночку «Пепси», маленький эльф хитро прищурился на дядю и с улыбкой потянул за кольцо…

— Японский городовой! — сел на задницу, вытаращив глаза, старый эльф.

— В твоем распоряжении… Приказывай, мой Господин…

— Джанни! А доставь-ка ты мне, пожалуйста, расписку от Колывана.

— И всего делов!? — испарился джинн.

Мгновение, и джинн уже снова стоял посреди горницы, крепко держа за шиворот, как шкодливого котенка, визжащего благим матом Колывана.

— Отпустите душу на покаяние-е-е! Отдам! Все отдам… Верьте — все! — причитал белый от ужаса наперсточник. — И вот она, расписка… Клянусь, ничего не хочу!

Арто, подпрыгнув, выхватил из рук Колывана исписанную карандашом бумагу и, с рыком изорвав ее, проглотил.

— Нет расписки — нет и долга, — спокойно констатировал Егор.

— Вот именно, — подтвердил Джанни. — А теперь брысь! — он поставил наперсточника на пол и отвесил ему душевного подзатыльника.

— У-у-уй! — взвыл Колыван и, бепорядочно, словно ветряная мельница, замахав руками, «брызнул» в дверь…

— Счастливой дорожки! — помахал ему вслед ехидный Егор.

— Значит… Мы теперь не бездомные с тобой… — сумел едва выговорить Михаил.

— Нет!

— Так чего же мы стоим-то с тобой? Пойдем созывать гостей. В нашей семье нынче праздник!