This is Book

Chapter 1/

Город встречает мокрыми каплями дождя. Ветер нашептывает мне в уши свои секреты. Продувает меня ими. Как приятно, когда ты свободен, но в то же время пока являешься никем. Чистый ходячий потенциал. Я захожу в первое попавшееся кафе, чтобы передохнуть от схватки со скверными погодными условиями. Там, в этом безымянном месте, помешивая кофе в картонном стаканчике, рассказываю сама себе историю. О самой себе.

Странно, сейчас, в этом кафе, я толком не могу вспомнить что украшало/омрачало мои дни в Городе Моего Детства/ Городе Не Моего Сердца. Может ли человек проспать 18 лет? Ходить, дружить, любить, есть и даже спать во сне?

Видимо в том городе Спящая Красавица была моим персональным гуру, защищала мои сны от тревог и радостей, чтобы в нужный момент я смогла проснуться в своем королевстве, в кровати с розовым балдахином от поцелуя принца и жить с той минуты долго и счастливо.

На улице пахнет дешевым алкоголем — наступает весна. Начинают медленно таять мозги, теряя свою рациональную, думающую структуру… Сегодня, их замещает сердце, оно одурело от возложенных на него обязательств и меня потихоньку начинает колпачить. Оказывается, это от меня пахнет алкоголем. Я сижу во дворе, на сырой от снега-дождя лавочке, и пытаюсь хоть ненадолго ощутить себя живой, настоящей. Не могу измерить от края до края, заключить в слова саму себя… Что было ложью? Прошлое? Или я сейчас вру сама себе, скучаю по той своей жизни, по своему сомнамбулизму. И только запах свободы, доносящийся с каждого закоулка этого города, подтверждает правильность выбора.

Мое одиночество развязывает мне руки. Здесь я могу быть кем угодно, начать все с нуля, придумать себе новое прошлое. Для самой себя.

Chapter 2/

Просыпаюсь в незнакомом месте. Рядом открытое окно— ветер играет с занавесками, слышен шум машин. Понимаю, что замерзла. Ищу свою футболку— темно-зеленый кусок ткани. Блин, ничего похожего вокруг… Хватаюсь за голову. Куда же подевалась моя социофобия— может шагнула прошлой ночью в это открытое окно…

На кухне слышен шум, такой утренний и милый. Кто-то готовит завтрак… Звук шагов… Остается только притвориться, что я сплю. С головой ныряю под одеяло в мелкий синий цветочек. Белье еще хранит запах порошка.

Лежу тихо, как мышка.

Кто бы это ни был, но он заходит в комнату, садится на край кровати. Видимо ест. Как долго я еще смогу притворяться спящей? Как назло хочется в туалет. Посчитаю до пяти… Нет, лучше до двадцати… Или до шестидесяти?

Вытаскиваю голову из под одеяла. Ну конечно же я не могла проснуться в доме у сердобольной старушки, которая притащила пьяную меня к себе домой. ..

— Привет— говорю ему— не в курсе где моя футболка?

— Хочешь? — спрашивает он меня протягивая сковородку с яичницей. (Блин, ну что за банальщина, лучше бы я проснулась во дворце Марии-Антуанетты, которая накормила бы меня пирожными)

— Я вегетарианка. Может у тебя еще что-нибудь найдется?

Выходит. Пользуюсь поводом и лихорадочно начинаю искать свою одежду. Ни одного намека на нее. Зато я нахожу на полу чужую футболку, и не долго думая натягиваю ее на себя.

Возвращается. Протягивает мне стакан молока (Мария-Антуанетта, где ты, милая?).

Странно, но меня даже не мучает похмелье, честное слово, в этом Городе Надежд видимо действительно воздух какой-то особенный.

Пью молоко и смотрю на него из подлобья. Хорошо, что он мало мной интересуется и я могу спокойно его рассмотреть /чуть привыкнуть к его облику— темные волосы и спина спрятанная в черную футболку. Повторяю еще раз свой вопрос (вдруг не расслышал?):

— Не в курсе где моя футболка?

— За окном. Ты вчера выбросила все свои вещи в окно. Долго смеялась. Потом плакала. Потом уснула. Я спускался за ними утром, но их уже не было.

— Блииин… — хватаюсь за голову— и что совсем ничего не осталось?

— Ну, верхняя одежда и кеды в коридоре.

— И что же мне теперь делать? Может ты случайно повернут на лифчиках?

— Давай я позвоню своей подруге и она найдет для тебя что-нибудь.

Конечно же я соглашаюсь — на улице начало весны и щеголять без штанов явно грозит мне приобретением цистита.

Пока он выходит позвонить, я пулей лечу на поиски туалета.

Chapter 3/

Облупившийся лак— блестки, как хрустальная туфелька золушки, напоминает об окончании бала. Я в уютном красном свитере и легинсах, сама чистота— мокрые волосы пахнут шампунем. Мои вещи дожидаются меня в одном забытом богом хостеле, а я курю на подоконнике у незнакомца с его подругой — рыжеволосой Милой. Ее имя полностью выдает ее характер, или по крайней мере именно мне она показалось таковой: без лишних вопросов, осуждения и прочей белиберды. Есть такие ситуации, когда инстинктивно чувствуешь, что вопросы будут лишними. Тем более я все равно вряд ли смогла ответить на них даже самой себе. Все и так слишком запуталось в моей жизни. И почему именно в тот момент, когда ты решаешь разобраться в себе и своей жизни, уединиться и прочее, Вселенная подкидывает тебе странные ситуации, забирает твое спокойствие, и ты опять чувствуешь, что колесо твоей жизни начинает крутиться.?

Так или иначе, но уже наступил вечер, а я до сих пор нахожусь в этой квартире. Один Бог знает, отчего так быстро пролетел этот день, который был наполнен молчанием. Наблюдая за Пашей (да-да, из обрывков разговоров я наконец вычислила его имя) и Милой, я впервые столкнулась с тем, что дружбу может украшать не только веселая болтовня, но и величественное молчание, понимание друг друга на интуитивном уровне, без слов. Меня восхищало и одновременно пугало их молчаливое общение друг с другом, тем не менее в этой квартире было так уютно и уходить совершенно не хотелось. Будто бы я наконец нашла место, где можно дать отдых своей вечно мечущейся душе и получить возможность окрепнуть перед тем, как дальше пойти своим путем.

Поэтому, когда Мила вернулась из МакДака, и устроила нам на кухне импровизированный ужин, я посмотрела на Пашу и сказала:

— Блин, я хочу здесь остаться, не хочу ни в какой хостел.

Он молча посмотрел на меня, улыбнулся, предложил сигарету. Когда мы стояли на балконе и курили, я уже чувствовала себя здесь как дома.

Chapter 4/

Проснулась я раньше всех, в отличном настроении, в таком, что захотелось преобразить этот мир, сделать его чуточку лучше. Т.к. в хостел самостоятельно я съездить не могла-Паша сказал, что поедет со мной и поможет мне с вещами, я решила, подобно героине из мультика «Ходячий замок» навести порядок, где могу и приготовить завтрак. Я подмела и помыла все полы в квартирке, почистила ванну и раковину. Попыталась приготовить завтрак из яиц и ветчины, сварила кофе. К слову, стоит заметить, что функции Золушки, которые во мне проявились сегодня— это что-то новое для меня— в городе Моего Детства/Не Моего Сердца мои друзья называли мою комнату Кроличьей Норой. Там творился невероятный треш: одежда, бумаги-тетради, журналы и книги— все вперемешку валялось на полу. Неделями не мытые чашки и тарелки завершали убогую картину. Я честно пыталась исправить такое положение вещей, но когда я приходила к себе в комнату, меня накрывала такая апатия, что и вспомнить тошно.

Когда проснулся Паша, я гордо заявила ему, что до меня по ошибке/ из жалости дотронулась фея волшебной палочкой, и поэтому я, что бы не растерять своего нового волшебного навыка буду спасать от энтропии его жилище. Он потрепал меня по голове и сказал, что в таком случае я не могу не платить за проживание, ибо до этого уборкой из жалости занималась Мила, а теперь она сможет спокойно заниматься своим любимым делом-читать свои книжки на подоконнике и чувствовать себя гостьей, а не уборщицей.

Позавтракав, мы отправились в хостел за моими вещами. Я опять лицом к лицу с этим городом, его воздухом, машинами, шуршащими по дороге колесами, домами, прохожими, которым нет до тебя никакого дела. Вдыхаю счастье полной грудью. Мое личное персональное счастье. Это моя маленькая личная победа, что я осмелилась приехать сюда, послушавшись своего сердца, на миг перестав прятаться за удушающую безопасность. И теперь я шла рядом с близкими и далекими одновременно от меня людьми, и чувствовала начало новой главы в моей жизни.

Мои вещи ждали меня на кровати, которую я даже не успела застелить. Как только заселилась-сразу бросила сумку с вещами и бросилась на улицу, повидать город, который( я верила в это всей душой) спасет меня и спрячет от прошлого. В комнате, как только Паша вышел покурить, я переоделась в свои вещи: леопардовые колготки, джинсовые шорты и черную толстовку. Вот теперь-то я стала еще счастливей и, подхваченная своим счастьем, побежала в Паше на крышу курить, оставив Милу запихивать свою одежду в мою сумку. Вскоре и она появилась на крыше с сумкой наперевес. Докурив, мы направились к выходу, покидая мое временное пристанище навсегда.

Chapter 5/

Есть такие дни, когда забываешь о времени, днях недели, о каких — либо обязательствах, которые составляли приличную часть твоей жизни. Оказывается эти два дня, которые я провела в квартире у Паши, были выходными, и сегодня, на третий день в дверь постучалась реальность — мой недавний незнакомец работает, а Мила учится в универе. И только я пока оставалась в роли отчаянной домохозяйки. Подсчитав свои сбережения, я поняла, что через месяц я точно останусь без денег, поэтому нужно тоже срочно что-то придумывать с работой. Еще я собиралась заниматься своими картинами, и вообще всяким творчеством, которое мне взбредет в голову, как я уже часто упоминала, атмосфера у этого города была особенной, и хотелось постоянно самовыражаться, чувствовать себя свободной каждую минуту жизни.

Солнце в то утро светило ярче обычного, я бы сказала даже жарило во всю, так что я окончательно спарилась в своей толстовке возле открытого окна. Весна меня всегда радовала больше обычного, она была прекрасна в любом городе, вдыхала в лица людей надежду, позволяла с себя сбросить все лишнее, все больше гулять на улице.

Как обычно, когда я остаюсь наедине, я не остаюсь в одиночестве: ко мне на мягких лапах подкрадывается рефлексия и принимается нашептывать в уши всякую ерунду. Сегодня я явно не хотела иметь с ней никакого дела, поэтому уткнулась в книгу Франсуазы Саган, оставленную Милой.

Но эта дрянь дышала мне в уши, видоизменяла текст в книге. Саган же на могла написать обращение ко мне: О, Александра, почему ты не помнишь, переступила ли ты черту нравственности с Павлом или просто нажралась как свинья и заснула?

Как же я не хотела об этом думать! Я вообще не хотела ничего думать о ситуации, в которой я оказалась по приезде сюда. Она была настолько нелогична, даже пугающе нелогична. Ведь я должна была приехать, поселиться в хостеле на первое время, потом подыскать квартиру, бродить по улицам, не выбрасывать свои вещи в окно, ни с кем не общаться, насладиться обществом самой себя… Но если Вселенная ведет меня по другому пути, я не буду ей противиться, она всегда знала как будет лучше для меня.

Начитавшись в свое время книг Сафарли или же просто одурманенная солнцем, я решила приготовить что-нибудь спешал. Т.к. пока в мой список спешал входил только яблочный пирог, я оделась и отправилась в ближайший магазин за яблоками, корицей и сахаром. На меня приготовление теста действовало успокаивающе и, по — любому помогло бы избавиться от тревожных мыслей, которые были уж очень некстати и обещали оставить от моего мозга только обкусанный со всех сторон мозжечок.

Солнце нагрело воздух так, что я смогла передвигаться по улице в толстовке. Без солнечных очков мои глаза предательски щурились— действительность выглядела расплывшимся пятном. До магазина я брела практически по памяти, не сверяясь с дорогой. Поэтому не удивилась (рациональной и саркастической частью себя), когда меня подрезал велосипедист. От неожиданного удара я растерялась и горько заплакала, отползя к бордюру. На колготках предательски зияла дырка, а из нее выглядывала разбитая коленка. Мои горячие слезы стали капать еще сильнее, я прикрылась рукавом толстовки, чтобы никто этого не увидел. Потом я увидела возле себя встревоженного велосипедиста ( и это опять не была сердобольная старушка). Протягивал мне рюкзак (Господи, каким образом я его уже уронила?).

— С тобой все в порядке?

— Да — промычала я. Встала с бордюра. Отряхнула шорты. Он не уходил.

— Хочешь докатить меня до аптеки? — брякнула я.

Итак, я была счастлива: катила на велике, сидя на руле, по своему любимому городу, ветер выполнял роль заботливой мамочки, дуя мне на коленку. Короче, ничто не омрачало моего путешествия, кроме левого чувака, везущего меня до аптеки.

Chapter 6/

Он ждал меня возле входа: растрепанные волосы, сигарета в руке, велик лежит на боку. Внимательно смотрел, как я обрабатываю рану и клею пластырь.

— Может выпьем тогда? — спросил он меня. — Все равно я уже опоздал туда, куда собирался ехать.

(Ну и зачем тогда было караулить меня возле аптеки?) Но в ответ я послушно киваю головой-слишком устала, чтобы спорить, выставлять себя гордой и применять другие девичьи штучки в этом роде.

— Я, кстати Егор.

— Саша.

Пожимаем друг другу руки.

Магазин с алкашкой оказывается соседом аптеки. Да, все— таки мне действительно необходимо расслабиться, заглушить ставший уже невыносимо громким голос совести-рефлексии. Поэтому я забегаю в магазин и останавливаюсь возле полок с бухлом, которое продают только по исполнении 21 года. Берем два вермута и заруливаем в ближайший дворик. За эти два дня заметно потеплело— снег растаял, лавочки высохли. Открываем бутылки, чокаемся ими-за знакомство. Он рассказывает о своей жизни: родился в этом городе, учился, поступил в универ и блаблабла. Слушаю-киваю, потихоньку опустошая бутылку. Ему 19 лет — на год меня старше, но выглядит будто счастливее или просто не получил столько ранений от жизни как я. Каких ранений? Ах, если я бы помнила сама. Читала, что человек вытесняет в бессознательное особо негативный опыт и сознание полностью его забывает. Так что я знаю, где болит, но толком не могу припомнить уже от чего— старый ржавый осколок. Говорю, что мне толком нечего о себе рассказать, решила начать новую жизнь, родиться заново. Кстати, выпьем: мне сегодня три дня исполнилось.

Бывают такие времена, которые доказывают теорию, что время идет по спирали, и когда оно достигает определенной точки, то прошлое становится не отличимым от настоящего, сливаясь с ним. Может даже хочет показать, что никакого времени нет, есть только вечность.

В такие моменты в твое сегодня просачиваются твои любимые старые песни, запах духов, подаренных на 16-ти летие, особая атмосфера того особого места, где ты любила часто зависать, кожаная куртка, которая спит на антресолях. И все это разом становится таким пьяняще настоящим, что твое настоящее теряет смысл. И только в следующий раз, в очередное прохождение этой точки на спирали времени. На нее наложится еще один негатив-негатив сегодняшнего дня.

И вот я сижу, меня накрыло прошлым, а только что, буквально пару минут назад говорила, что я его не помню. И соленые слезы катятся у меня по щекам. Я скучаю… Скучаю даже больше потому, что я не смогу нырнуть опять в океан своего прошлого, там нет места для меня настоящей. Меня одинокой, но и меня думающей. И вся эта ложь самой себе, что типа у меня здесь все хорошо и прекрасно, что вокруг меня родные люди… она не выносима. Решаю сбежать от Паши этим же вечером.

Все это время, которое мрачные мысли проносились у меня в голове, я все еще сидела с Егором на лавочке, может быть он даже что-то рассказывал, к примеру что-нибудь забавное. Вдруг он уставился на меня с непонимающим лицом.

— Забей, это просто пьяный бред-говорю, а сама плачу — все сильнее катятся слезы.

Рассказываю ему, что всегда хотела, чтобы пришел кто-то добрый и увез меня далеко-далеко. Что мне нужно куда-нибудь сбежать, чем быстрее, тем лучше, и навсегда-навсегда.

Он говорит, что у него есть вписка у друга и блаблабла, что сейчас мы до туда доберемся, чуть побухаем еще, я просплюсь, и все будет предельно хорошо.

Ирония судьбы: мы едем и идем, и подходя к двери его друга, я понимаю, что его друга, зовут Паша, у него на кровати постельное белье в мелкий синий цветочек и вечно открытое окно. Теперь я чувствую себя в ловушке, в гребаной ловушке.

Chapter 7/

Самое ужасное быть одной среди толпы, еще ужасней может быть только быть среди толпы, которая казалась тебе твоими друзьями. Смотрю по сторонам— абсолютно незнакомые мне люди: Молчаливый Паша, Не Из Мира Сего Мила… Будто они прекрасно жили без меня своей жизнью, а теперь все испорчено— и для меня и для них…

Мистер Велосипедист улыбается, протягивает мне бутылку вина, я соглашаясь, протестую изнутри, и про себя решаю— больше не пить. Только молочные коктейли. Но сегодня вечер такой долгий, моя боль глубока, так, что вино должно мне все это помочь побороть.

Все сидят на кухне, а я отчаянно хочу на свой подоконник. Встаю, иду к комнате, тут меня останавливает за руку Паша, закрывает мне глаза рукой… Ведет меня в комнату, включает свет… Отдергивает свою руку, и я вижу мольберт…

Теперь настает черед сжаться моему сердцу еще раз— это стыд за свои мысли, а я вообще гребаная говнюшка.

Chapter 8/

После того дня у меня будто бы вырубили выключатель. Я проснулась, понимая, что теперь энергия будто бы замкнулась и течет внутри меня, замыкаясь на мне же. О, мой любимый город, я даже не хочу гулять по твоим улицам, а только сиротски вжимаюсь в подоконник, втягиваю легкими твой воздух…

Вся неразбериха в отношениях с людьми отошла на второй план. Я просто рисую целыми днями, не задавая вопросов Паше, а он мне в ответ каждый вечер задает только один: не желаю ли я пойти потусить с ним? В ответ я мотаю головой, снимаю с паузы видеопроигрыватель и продолжаю смотреть какой-нибудь старый смешной фильм.

Спустя неделю выбираюсь на улицу— воздух стал заметно теплее. Апрель— мой любимый месяц. А я все равно иду как медвежонок после спячки, закутавшись в теплый Пашин шарф. На набережной сажусь пыхтя на ограждение— вылитый медведь, может даже темно-бурая шерсть на лице и руках появилась… Пытаюсь курить— сигарета кажется гадкой на вкус-от всего отвыкла. Болтаю ногами в воздухе— боюсь упасть в воду, но остановиться не могу.

Вдруг ощущаю полную свободу: здесь ее запах останется для меня навсегда запахом воды, смешанным с запахом камня, прогретым солнцем.

Никогда не знаешь, что именно является катализатором перемен, которые сейчас происходят внутри меня, пускают свои корни. Но также неизвестно пока, какое растение вырастет из этого зернышка с переменами. Действительно, я чувствую себя по-другому, но это чувство еще не оформилось во мне, будто я смотрю сквозь запотевшее стекло…

Рядом голуби. Вспоминаю, что в рюкзаке у меня припасен круассан, делю с птицами свой завтрак.

*

Прихожу домой. На кухне зависают Паша с Егором. Быстро здороваюсь и бегом на подоконник. Поистине волшебное место в этой квартире, может даже это мое место силы— помню читала о таком у Кастанеды. В Городе Моего Детства/Не Моего Сердца не могу припомнить такого места.

Перемещаются ко мне из кухни. Несут всякую смешную околесицу. Предлагают выпить. Вспоминаю клятву «Молочных коктейлей» и отказываюсь— мне и так хватает пустоты внутри меня. — Знаешь, — говорит мне Паша, — после твоего появления здесь мы будто поменялись местами— ты теперь больше молчишь и сидишь на подоконнике, а я хочу чувствовать жизнь, питаться ею. Ты кстати заметила, что в такие моменты начинаешь больше пить?

— Мне кажется раньше я больше разрушала себя. А теперь я будто бы в первый раз нянчусь с собой, чувствую себя. Я никогда не наслаждалась одиночеством прежде, чем теперь. Определенно, я соскучилась по самой себе, а может никогда толком себя и не знала.

Паша салютует бутылкой, я тяну к ней кулак.

— Как только ты наполнишься собой до краев, дай знать— свожу тебя в Тот Самый клуб.

— Ладно.

В это время Егор задумчиво курит в окно. Щелчком отбрасывает окурок. Говорит:

— Да, реально оттаивай, и я научу тебя кататься на велике, будешь рассекать по Городу Надежд, предоставленная сама себе, если случиться опять приступ социофобии.

— Лучше своди меня в «Шоколадницу» — говорю ему. — может зима успеет наступить, когда я захочу с кем-то тусить.

Chapter 9/

Итак, сегодня я иду в «Шоколадницу». Сердце бъется-надеюсь, что от предвкушения сладкого, а не по другой причине, о которой я не хочу думать-слишком много всего не утрясено внутри меня.

Рисую стрелки, сооружаю на голове пучок,