Описанные события в данном рассказе, имели место быть и в моей жизни. Апатические приступы, чередующиеся с нормальным состоянием, часто затягивающиеся на долгие месяцы имели интересное свойство: низвергать меня в дивный мир. Сплетений c мыслей ещё в раннем детстве он поныне со мной. Будучи — если учитывать принцип силлогизма, — объединен со мной, он, по мере моего становления уголовно-ответственным гражданином, неотступно сопровождая меня обрастал новыми, более явными признаками. Мания разговаривать с самим собой, отстраненный способ жизни, (не по моей вине, врожденная склонность характера, после рабочий уклад, привели чопорную отчужденность в патологическое отклонение лёгкой формы, пока не усугубляя превращениями в более тяжелые стадии: мизантропия, социофобия) стали для него, подходящей сырьевой базой. Не обременяя лишними заботами, разбавляя будничную скуку, расширяя мой кругозор (в старшие годы) — стало благой отдушиной. Принимая явные очертания, становясь… Нет, нет, малость неверно, предугадывать будущность в силу пророкам но далеко не фантазерам. За двадцатилетний возраст, в постоянных тревогах, неведомо откуда прорастающие, я оброс с ним устойчивыми связями; детская причуда, вызывающая кратковременно помутнения — бессвязную красочную мазню, ничего в себе не несущую, стало — объединяющими фабульными картинками. Они словно иносказательные истории, таящие неведомый смысл. Картотека архаических культур, народов, историй отдельных представителей, мир глазами изводящих существ, воспоминая опустошенных людей, мысли личностей с поражённой психикой… словом, классификационный ряд несущий неисчисляемое количество информационных частиц, отображаемые сознанием в легко усваиваемые формы, — зрительные образы, иногда совмещаемые с звуковыми сигналами; нескончаемы… Как можно подать исчислению то, чему нет количеств, или тому комплексу, настолько динамично изменчивому, что в нём недавнишние замеры становятся неактуальны; ежесекундно меняющаяся популяция бактерией, остаётся неподвластна вычислительным машинам, любой мощности; сколько их не усовершенствуй время им не обогнать. Право, мне и сотни жизней не хватит для описания всего увиденного. Фактором, сподвигнувшим взяться за письмо, стало ничто иное как страх ничего после себя не оставить и желания систематизировать их. Каждый фрагмент, цельно воссоединить между собой, компонируя в логически оформленные картины событий. Близкий мне вербальный способ разбора не помог в разъяснении. В тишине выявить истинные мотивы, (сейчас, имеется в виду видения с человеческим участием или что приближенное к ним) найти рациональный ход мысли того или ионного субъекта и наживить всю последовательность на нить умозаключения, оказалось менее результативно чем первым способом, возможно, неумение молчать уединившись с самим собой стало основной помехой. Таким образом оставался единственный шанс коем брезговать я не стал. Результат в полной мере порадовал меня. Его вы можете, собственно, узреть на этих страницах. Вторая причина, как вы наверно догадывались, кроется в моей полной бесплодности чьё хребтовое основание непреклонно перед современной медициной. Исчезновения плодоносности хотелось бы отнести к врождённому браку, отраднее (если таковая участь тебе заготовлена) явиться на свет изувеченным природой, и не познать радости использования той или иной конечности, чем сроднившись с ней, ощущая ее — ярче, пассивные, в зависимость от притока или оттока крови, — лишиться, с быстротою внутреннего кровоизлияния, по взмаху кармической секиры (качели). Продолжая горестное волочения и сопереживания времени, любезно исцеляющее душевные язвы и телесное недомогания (или, наоборот), бессильно; Лишения, напоминающее о себе каждое утро, там где нервные окончания давно отмерли, а кровеносные полости закупорились, — биологическое смирения касается телесной оболочки и только, душа продолжает сопротивляться напоминая об утрате ежедневно… ах, качельная забава, столько повторяющаяся… конец моему потомству в один оборот под названием «вокруг света»… тяжело вспоминать. Впрочем, целостность повествования от личного пустяка — не пострадает. Хоть я не обременённый путами оплетающих известных повествователей (не отождествлять: с халтурным писаниям; тексту уделяется ровно такой временной отрезок, требующийся лично на мой взгляд для формальных работ с написанным, конечно мы стараемся свести к минимуму любые оплошности, но, имея малый опыт в писательском ремесле, где как нигде важна набитая рука, вам придется встречаться с пунктуационной безграмотностью и орфографическими недочетами; упоминая «мы», в работе над текстом, я смею вас заверить мой компаньон труженик слова; однако восполнения финансового источника занимает львиную часть времени. Относя себя к рабочему классу, куда чаще махаю кайлом и ворочу мешки, меньше чем хотелось работаю со словами. Сетовать на положения вещей удел недальновидных меланхоликов. Вышеизложенное, носит предостерегающий мотив. Предупредительный выстрел в нёбо… плохое сравнения емко обрисовывает всё написанное), образующиеся от возлагаемых надежд читателей, и понимая, что «творческая свобода» всего-навсего мнимый термин, тем не менее, полнейшая отторгаемость каких-либо «прокрустовых лож» даёт мне полную свободу действий. Достаточно правовых рамок налагаемых обществом. Без которых, естественно, никуда. Оговорюсь сразу — структура текста отсутствует; похоже обстоят дела в метановых реках: зеркальная жидкая масса вроде обязующая давать жизнь но продолжающая хранить её в своих глубинах, выращивая под многокилометровой толщей выводки эндемиков, ждущие своего часа. (данный факт был увиден мною в погруженном состоянии, описанном в самом начале, то есть он является плодом мира или миров, существенно отличающихся от наших; проще сказать — околонаучные бредни). Раньше, виденный мир не имел разделительных границ оставаясь ку́пой несвязных картин, носящих нейтральный окрас: готические здания, таверны, конфликты оканчивающиеся потасовками. Безвредный Сникерсни (выражение, идущее от четвёртого родословного колена, подхвачено мои прапрадедом охотником на разный сброд, дошедшего и до меня вместе с корявыми зубами. Правильно, зачем хрустеть орехами если можно пожевать табака). Разные сношения по обоюдному согласию, инородные создания проживающие в других планетных скоплениях, травоядного происхождения, и прочие миролюбивые сцены. Дающие приятный трепет, замираний от восторга, свободу парящей птицы над будничными заботами. Мало-помалу — после травмы — стала проступать тёмная сторона. Уродливые люди, алтарные оргии, эволюционные ответвления выползающие из борозд неведомой планеты, идущих глубже урановых залежей, каскады мышечных наростов рассеянные по костной системе, далеко ушедшей от человеческой приближенной к гибридно-рептилоидной, четыре позвоночных корневища берущие начало из пуповинного клейма — метка божьей продукции у них отсутствовала, — сходясь на диаметрально иной стороне, одного тела; создавая образ коронарной сетки, только в разы масштабнее, и вместо относительно компактного сердца она оплетала весь биологический сгусток. Чужеродное светило отдавая багрово-синими лучами, которые ниспадали на пустынный ландшафт, с такими же трещинами откуда появились они; оттеняло сгорбленные туши. Видя происходящее со зрительных каналов отставшей особи, или держащуюся позади нарочно, мог узреть многочисленность группы удаляющуюся с колоссальной скоростью. Воспоминания трёхнедельной давности — сохранившиеся дольше прежнего — до сих пор бросают в дрожь, когда я заметил самое жуткое из всего постигшего в этом видении: бесформенные, жирные мешки, неравномерно загруженные с выпирающим содержанием, сдерживаемое лишь кожистым сутаном отслаивающимся на ходу сальными полосами, обнажая эллипсоидно костяную постройку; по мере своего движения они изменялись становясь отдалённо схожими с людьми! Долго отходил я от увиденного. Убеждая себя в неправдоподобности виденного. Реалистичность грёз, ставших после исполнения четырнадцатилетия не цветными бликами, а отчётливо прорисованными действующими картинами — не заставляло сомневаться в их правдоподобности. Через неделю они привиделись вновь: светило и грунт остались неизменными. Восседая плотным кругом, возле орбитального тягача, — отчуждено напоминавший новые шаттлы серийного производства, — уже перевоплотившись в рослых людей. Точность исполнения, не следа гравировальных работ, нечего и думать о возможно достижение такого результата пластической хирургией земного происхождения. Дальнейшая судьба копий — неизвестна, я их больше не видел. Задумываться о назначении перерождения в углеродистую форму жизни — нечего и пытаться. Высокоразвитая цивилизация, если судить по транспорту перемещения (в любом случае, та штуковина, мало походила на муляж), возымела целью под видом доминирующего земного обитателя проникнуть в его социально-политический уклад, для постепенного разрушения вместо быстрого наступления? Слабо верится. Время покажет, подтвердится виденное мной, или всё бредовая несуразица, к чему я склонен больше. Знакомство с темной стороной моих видений носило болезненный характер, и в поисках спасения я начал изучать разные эзотерические дисциплины. Понимая, что помощи ждать неоткуда, родители не в счет, оставалось одно подспорье: около научные дисциплины. Затеряться среди побеленных стен, эхом отражающие крики умалишенных, атрофировать мыслительные процессы с помощью успокоительных пилюль, кутаться одеялом впита́вшего столько мочеиспускание и других биологических выделений, что годится на приманку животного в брачный период с добавления эстрогена того самца ловлей которого вы решили заняться. Всезнающие врачи, санитары с вечно открытыми ртами и несуразными шутками или угрюмо-молчаливые молодцы подмешивающие в капельницу снотворное, зачем объяснять не стоит. Беспочвенные опасения с стереотипным основанием? Возможно. Может и с последним малость преувеличил, но, когда один человек попадает в безраздельную власть другого, всего можно ожидать. Никогда, я добровольно не пойдет в психоневрологический диспансер. А как вышло… Навсегда запомню эту встречу… Психологически книги твердили одно и тоже, ловко пытаясь расшатать мою уверенность в чистоте моего рассудка; настоятельно рекомендую записаться к психотерапевту. Навязывая, c настырностью мастеритого купчего, покупку успокоительных препаратов, располагающиеся под одной категорией — антидепрессанты. Затопив столь ценными книгами твердотопливный котел решил отстраниться от психологий и прилегающих к ней отраслей. Посетив каждый закоулок где в содержаний вывески упоминался букинистический товар, прошерстив весь интернет, истощив финансовые сбережения, — заставил всю половицу своей невзрачной хибары макулатурными сооружениями. Отъезд из родительского крова был вынужден. Отец с матерью отстаивали одно мнения, заключающееся, в моих подозрительных интересах «к перечащему христианскому благословенному учению, сатанинские писаниям». Ожидая подобного возмущения от ярых приверженцев церкви, я заблаговременно подготовился. Подыгрывая в азартные игры различного направления, обыграл зажиточного господина, имевшего непомерно объемистое брюхо и соответствующее эго. В городах построенных на неиссякаемых пластах угля, основной промысел которого естественно состоит в его извлечение, или ионного ценного сырья, неважно, где подавляющие число населения рабочий люд с несколько притупленным эстетическим вкусом, развлечения делаться на: полоцкие утехи за определенную ренту, отлов рыбы (нарушения верхних пластов угля, высвободило неведомый грибок, до этого питавшегося пиритовыми отложениями, вывести с земли его запросто удалось, а замкнутые водные скопления, после тщетных очистительных клизм с реагентами остались брошенные на произвольное освобождения; часть рыбы издохла в считанные дни, остальные приспособившись стали уплетать себе подобных и грибковые отложения, откормившись до «разрыва сетей и любой лески», остались вполне съедобными, хоть и им вывести грибок полностью не удалось) с помощью электроники или тротиловых шашек, бойцовские схватки людей и животных, спортивные игрища, перескакивания костей через деления рулетки и другие адреналиново цепкие занятия. Немудрено, мой город исключениям не был. С помощью таких занятий и примыкающим к ним заведениям поддерживается общественный порядок с допустимым уровнем преступности. Общественная библиотека и масса лавочек, ложись на противоположную чашу весов. Бесплатный источник настолько оскудел после выпущенного закона, — не затрагивающего пока частную торговлю— потому упоминался исключительно за свою принадлежность к очагу знаний. Желания совмещать полезное с приятным свело обширный список к двум пунктам, устраивающие меня. Мордобои влекли крупными призовыми фондами, завлекая крепко сколоченных юнцов. Чем я был наделен сполна. Нормированное питания, строгая дисциплина, распорядок дня — оттолкнули. Систематичность в чем-либо, дает бесспорно высокое результаты, убивая романтичность. Будучи верховодным в каждом своем начинаний; слушая много отцовских укоров, по поводу данной черты характера, остаюсь таковым и поныне. Выбор пал… выбирать не приходилось. Подбрасывай как угодно, а медяк в сущности остаётся тем же. В верхних слоях кроме производственных отходов ничего не вита́ет. Играть с профи или любителем не имело значения. Лица у обоих в мимических движениях имели закономерные подергивания, говорившее о многом. Замечая каждое из них, я предсказывал ходы. Скрывай не скрывай, а выдадут тебя мелочи. Полное подавления эмоций возможно под препаратами, мешающими мыслить: разные возвышенные йоги мне не повстречались. Дальнейшая дурная слава сыграла против меня. А нужно было всего-навсего подаваться, когда-никогда проигрывать, и звонкая монета до конца моих дней — обеспечена. Кто бы тогда открыл мне глаза, замыленные фортуной благодатью. Удивляться здесь нечему, в свои 15, я был куда опытнее своего отца, видя мириады видений творимых в глубинах неведомых миров. Может и тратить своё время под тяжестью колод, хрустя позвоночными дисками — не приходилось бы… эхх… не стоит тормошить былое. Равно ничего вернуть нельзя, да и желания особого нет. А сыграли со мной лишь потому, что вразумили будто из-за долгой отлучки — между прочим, 5 с копейками лет я не играл, говоря открыто и сам заметно нервничал, сомневаясь в свой победе — фортуна покинула меня, но им пришлось разочароваться. И дело одним самоуверенным карапузом не закончилось. Купив в лесном массиве рыхлую домину, истонченную короедами. Уплатив налог за лесничие угодья, местному старожиле, закончил с формальностями. Место расположения жилья, побуждало обходить его седьмой дорогой. Кого сюда могло случайно занести? Глухомань, другое дело целенаправленно, тогда гости исключенные. Находясь у самого откоса оврага, в зоне обрушения, тем не менее стояло прочно самую малость покосившись к отлогой стенке природного рубца. Сам овраг оказался не глубже двух десятков метров; даже если дом уедет вниз, я вне зоны риска, мебель будет жалко, если можно подразумевать под мебелью матрас и буржуйку. Привезенный скарб уместился в пару квадратных метров. Выигранных денег хватило ровно на покупку жилья и его латания, — очистив бревна от мха составляющие стены дома, увидел, что под мшистым покровом скрывались вырезанные рисунки, все схожие как один: изображения казака верхом на коне с булавой в руках; находка подсказывала что этому строению по меньшей мере лет 100, им пользовались еще мои предки (по бабушкиной линий), тогда они именовались «зимовками», — обугленную буржуйку, инструменты и немного провианта. Родители вздохнули свободнее, не горевали. Забрав c дома лишь кипы бумаг, отправился в свою келью. Келья? почему бы и нет. Оставляя хорошо насиженное место, я был убежден, в правильности своего выбора. В пару заходов, изнуренный, окончил под вечер книжную дислокацию. Реакция родных мало чем удивила. Можно было повременить с переездом, обжиться как следует, а уж потом ехать. Маленький уступок, впрочем, и читать не обязательно дома, свести весь материал сюда приходя в выходные. Советовал мой напарники, повидавший больше меня. Его рациональные советы безоговорочно правильны, но украдкой выходить из дома, юлить перед родными, недоговаривать — не в мой природе. У них, в любом случае, возникнут догадки; я редко в свободное время от работы покидаю дом. Выделяя мизерное количество внимания на мою особу, они подмечали самое неприметное опоздания. Незамедлительно спрашивая причину. Пуританские взгляды умеренно диктуемые церковными правилами, с недавнишних пор исказились до неузнаваемости соседской семьей, узнавшей о доче́рних развлечениях, подолгу оставшаяся в лесу. (Прикрываясь несуществующим кружком ценителей природы).Имея скромное убежища, изучая десятитомник по спиритизму Конана Дойла, она была раскрыта. В предсмертном состояний: изодранное плате вы́глядело чуть лучшее изрубцованной кожи. Ничего сказать, вовремя! Астру жалко. Ее любознательность подкрепленная сахарной гиперактивность — опасна прежде всего для нее самой. Точеная фигура пострадает навряд ли, а ментальные выгорания куда опаснее биологических сбоев. Но судить о ком-то презрительное занятия. Тем более я предупреждал ее. Спустя трое суток ее мать громогласное причитала на веранде, недавно сколоченной отцом и мной. Черт с ней, других проблем хватает, притом всем, я не забыл, кто отпустил железяку сде́лавшую меня «профнепригодным». Основные бреши залатал, несколько месяцев лишений и обустроюсь с полным комфортом. Видения, в разнобой демонстрируемые мне, затяженостью всегда были не больше одного часа, появляясь ближе к вечеру, после отъезда стали намного продолжительнее. Иногда вытесняя или залезая в покойный час, когда веки закрыты, а ночные обитатели леса не умолкая горлопанят нисколько не тревожа сон. Царство сновидений витающее в высших сферах, дающее все, независимо от чистоты совести, всегда запускало меня в придворки выстроенных из аспидных панелей. Разуметься, теряться в догадках меж сном и видениям не приходилось. Время теряло облик в рутинной текучке. В первые месяцы часы распределялись в двух направлениях: внеурочная работа и обратная дорога, ставшая на порядок длиннее и извилистее. Учения приходилось откладывать; еле теребя ручку делаю очерки. Несколько слов, описывающие наваждения. После усталость берет свое. Хотелось бы с похожей легкость изъятых учений убрать парад мрачных видений. Они стали донимать, требуя, не понимая чего сами. Предзнаменуя повышения зарплаты? Размечтался, вернее стесанные головы, ой, профессиональный лексикон, срезания. Впрочем, я должен совладать собой и подсесть на успокоительные. «С потом выйдет» — да, Андрей? Тоже мне советчик. По дороге к лесопилке топча грунтовое болото сопутствующие ранней осени, умышленно растягивая дорогу через заброшенное кладбищенское поле, земля в том районе просела настолько что стала недолговечной заводью на сезон дождей. Зная ее продолжительность — может осадочное скопления просуществует дольше, первоначального вывода. В целом, прок с нее один — место для купания. Насчет брезгливость, так это по другому адресу. Понятно, до первых морозов, все же куда приемлемее сполоснуться с костями умерших, чем идти в городские бани. Тогда я вовсе могу нейти домой, отправляясь прямик на работу. Обманчивая глубина, сперва кажущаяся возможной для перехода, в местах погребения становилась ры́твинами утопленников. Делая привычный крюк в несколько километров, доходил к рабочему месту. Освоившись с хлопотами пути, и мороками нового жизненного уклада, занялся тем ради чего я сюда перебрался. Ужасающие химеры стали превалирующей часть виденного мной в измененном состоянии. Сакральные науки, на которые возлагалась последняя надежда — давали расплывчатые ответы. Много разбежностей с божьим даром, — изначально, думал о том, что мной виденное снисходить с божьего подаяния — и не меньше утвердительных зацепок говорящих о темной поруке. Предания гласит о путнике (по интуитивном наитию показалось мне нужным и испытываемые ощущения сходились), натешившись досыта земными дарами, стяжа́в военной славы, собрав сотни голов сильнейших из людей, решил воспротивиться естественному порядку вещей. Начав Персейскими стопами он хотел не свергнуть Люцифера, а вступить в его военизированное скопления нечисти, вытянутой из различных астральных плоскостей и собранно под его знаменем. Гондольер реки Стикс (имя которого я запамятовал) потребовал оплаты тот вместо подлинной золотой монеты подсунул фальшивую. Приняв ее, отчалил. Удар веслом снес мошенника. Фальшивка полетела вслед. И поныне, — как утверждает трактат неведомого оккультиста — отливы блестящей монеты нетускнеющей с веками пригвожденной к лбу плута можно видеть cреди тянущихся рук грешников. Он добился своей цели воплотившись в пресноводного, вечно пополняющегося источника. Владика, питающийся речным помолом неизменного с годами состава. Равномерная замена: столы еле вмешавшие подносы, с высотными горами нарезки, винные графини в которых можно утопиться в прямом смысле, а не только притопить обиды, на измельченные кости с жеваным мясом. Сокращения рациона до калоража нищего. Разве можно на хлебах… Так, читаем дальше..Занимая нижущую ступень в холистическом аппарате кровеносного государств; он в состояний вклиниваться в мечтательные души, способные накапливать чакральный заряд потенциальная мощность которого становится созидательной силой, при надлежащем контроле и осторожном выстраиваний в энергетические точки, воссоздавая копию человека. И в результате двойник замыкает на себе внешние блуждающие сигналы идущие с космических широт, пагубно сказывающиеся на физическом сосуде, тем самым отдаляя его износ. Бессмертия ожидать не стоит, а лет семьдесят, в придачу к имеющимся года, вполне осуществимо. Опасность заключаться в следующем: заряд, в независимости от вашего желания, продолжает концентрироваться завлекая хищное отродье. Больше, сколько я не пытался, пользуясь словарями английского аббатства (в сло́ге писанного явственно проскакивали урывки канонических хоралов, обеты церковного устава) перевести не смог. Машинный перевод сотвори́мый за мой двухнедельный заработок у лингвиста — заезжего постояльца одного заведения с способными куде́сницами, куда и я сам не прочь заглянуть, — дал большее сведений, чем мой. Подробности отнюдь касались призыва «отверженных небесных тел», и творца рукописи; излечения хвори соотноситься к невозвратимым процессам, но с помощью бестелесного духа автора шанс есть. Об продлений лет c помощью двойника: подробно расписанные фазы его роста, отсчитываемые с обретениям «корпускулярных свойств», и не единого упоминая о его зарожденный, сущностных признаков. Нечего…. Недуг? С каких пор ты им стал? Чадо, вынашиваемое мною, дарившее чудные видения, оказалось уловкой темноводного фальшивомонетчика посчитавшего свои умения настолько высокими, что решивший обмануть верховную сущность, видевшую сотни грешных рук хватающихся за борта его лодки… Не Веря! Он лжет, пустослов! Бредни вызванные пресным устоем! пост, нехватка телесных ласк! Халдей, двуликий святоша! Обуреваемый яростью, охваченный непреодолимым отвращениям присущее обманутому человеку длительно воспринимающего истину за ложь. Слова громыхали по безлюдной местности, тошнотворная похлебка проступала наружу. Копившаяся с того дня когда я начал видеть ужасные вещи творимые людьми и животными равные по жестокости. Выходцы из фантастических миров, рвущие адептов разных культов призывающими их. Упрекая авторов, руша книжные башни мною выстроенные. Не помня себя от злости, колотя по стенам, вышел на улицу. Сумеречная тьма дающая новые образы извечным природным творениям. Придающая мелкорослым вещам огромных размеров. Умножая количество, сглаживая неровность; тоже произошло с редким лесом, окольцовывающим мой дом (если брать в расчет овраг, то полукольцом).Впервые я вышла в сумеречный час на свежий воздух (зная приблизительный час погружения, и его неотвратимость, старался не покидать родных стен) всматриваясь в лесную темень, двинулся, вступая наугад. Изображения считываемое глазами — необычайной расплывалось, выделить что-либо из окружающего, тактильно не ощутив контуры предмета, нечего и пробовать. Противясь эфемерным химерам уводящими меня из реальности, я побрел неведомо куда. Желания проветрить голову — превалировало над скрытыми угрозами ночного леса. Отсветы тусклой керосинки купленной на днях, с дрожащим огнем исходившим от железного очага, создающие вместе световой обруч отделяющий беличью нору от моей-удалился, проглоченный ночной мглой. — «Отгоняй не отгоняй, сомкнешь веки и они хлынут снова, неустанно ждущие. Не потеряв информационной целостности, показов новые фрагменты, омрачающие мой рассудок…» Наказания за неиме́нием грехов? Вина за бесцельное существования или бренность быта? Напрашивается интересное воспоминания: большая часть жертв серийных насильников замалчивают о своей участи. Боясь себе признаться в полученном удовольствий. Расщепления личности? Психическая травма? Нужно ли глубинные поиски, когда ответ лежит на поверхности. Животное начало превалирует в человека. Мотивация, желания к лучшему, повышенная целевая наводка, страхи, инстинкты — все идет от него. Навязанные общественные взгляды, установки целомудрия мало его заботят. Словом, оправдывать душегубов и насильников профессия адвокатов а не моя. В остальном смотря на их лица, — много кто, не прочь поднять рейтинги и просмотры поместив гулкую статью или отснять репортаж с места событий, пацифистские взгляды тают под лавиной разогретой публичным интересом, — кажется, им досаднее от всеобщего внимания. Совесные укоры их не тревожат, даже если наоборот, они возымеют эффект штыковой атаки против соломенного чучела с целью нанести ему смертельную рану. Улыбчивые долгожители. ТАК В ЧЕМ Я ПОВИНЕН! Отродясь пальцем никого не тронул (и не собираюсь), пререкался только когда хотели отобрать мое, никому проказой заболеть не желал, ничего лишнего не отбирал (соперники в азартные игры от поражений больно не оскуде́ють, все казненные служители) и, чтоб их побрало! Таков был ход моих мыслей, прежде чем, оступившись, полетел в овраг. Дно вынужденного лежбища усеивала мелкая галька. Если бы осенний сенокос, в порядке исключения оставил углубления (сказать определенно не могу, диапазон видимости ничтожный, в любом случае глубина ямы была невелика, и я это рассказываю; яма? Скорее высохшее русло, столь гладко отшлифовать мелкие камни, залетевшие под свитер, мог только неиссякаемый (когда-то) многолетний водный поток) куда я отступился, теплота грелки, создаваемая утечкой крови где-то в районе затылка, онемения спины и гул в ушах навряд ли побеспокоили. Осознания того, что падал я ногами вперед, а оказался на спине — дошло сразу. Движения сковывали неясные силы. Готовясь к сопротивлению оттолкнулся подбородком от груди: должен я хоть видеть источник моего паралича. Излишнее напряжения. Запрокинутую голову остановили не мышечные усилия, а легко движимая каменистая подстилка. Бестелесный сгусток, выделяющийся мерехтящим саваном низкой межсвязности. Живой мрак питающийся отделять меня от внешнего мира. Его части растворялись на глазах, и на место ушедшего клочка становился новый; без следов латки, оно продолжало мое заключения, оставляя под моим контролем только движения головы. Какие-либо движения головы отдавались болью по всему парализованному телу. — Траектория изменились? Мягкий спуск, и такая нелепость. Рассчитывал сломать тебе шею, а сделала тяжелый ушиб. А, правда, успеется. Повременю с тобой… Голос настолько тихий, что если бы нерезко умолкнувшие оголтелые ночные животные я бы не расслышала ни слова. Ему явно с трудом дается разговор. Зато держит крепок, мертвой хваткой. Убивать не собирается, тогда зачем я ему? Хмм. — Х-р-р-р, трудновато. В мутных водах, кроме грузной скотины на своей утлой лодке — не с кем поговорить. И тот, нем как рыба… тошнотворное сравнения. А чем я …Аа, голова полна рыбьей требухи. Нравились картины мной сотворенные? Нравились, вижу по глазам. Твоё озадаченное лицо, напоминает одного центуриона. Сложениям покрупнее будет, на том разбежности оканчиваются. Брюхатить его жену с дочерью, отданные в честь выигрыша, — быстро опостылело, но вот сейчас. Все познается не в сравнениях, а в лишениях. А то повелось, каждый третий философ. Закинуть их на пару сотню лет, хоть, им там отдельное стойло отведено. Ах, временная хрупкость, забываюсь. Статные дамы — сгнивают быстрее листвы. Вот творения Слаанеш, долговечные, их изгибы не обвисают со временем. Безостановочное наслаждения не разрушает их. Фигуры, прядение нитками Мойры, волокнистые рамы с друзами кристаллов вместо душевных преобразователей… Остается нанизать мясо, скорректировать формы, засунуть в одни из картеров зазеркалья. Готово. Сетка для отлова рыбы, прямо, точь-в-точь. Только отлов разный… Кому я это рассказываю — жертве случайности. Забавное приключению. Довольно тужиться. Даже полумертвый, я смог бы удерживать тебя, выкручивая кости по часовой стрелке но не отрывая от суставов. Признаться, оставляя жизнь тому акробату, взамен на манипуляций помогающие ему в разной байде с прыжками, никогда не подумал бы, что они настолько полезные. Смотри, — затрещало плечо, бросило в жар, удачная прогулка, — Нет, нет, ты потеряешь сознания, вызвать какое-либо количество воды для возвращения тебя в чувство, пока затруднительно… — Отошел от темы. Прежде хочу поблагодарить тебя, мальчуган питающий меня, хоть ты всего-навсего приемник. Неподдельные эмоций еще и подруга твоя содействовала успеху. Волной за волной, отсеивания захламленных простаков, которые уже заняты другим мифическим правителями или тесно замкнутые на своей планете. Нашел, когда серный раствор покончил с вулканической кожной подшивкой, любезно предоставленной Владыкой… Яркий сноп света прорезал витающее облако. Тиски ослабли. — Тимон! сюда! Медведь на человека напал! Быстрей! Вслед за голос прозвучали выстрелы. И мерцающий сгусток окружавший меня, уменьшился, стянулись в форму медведя. Куча листьев выкрашенная краской, создающей зрительный обман (постоянного движения), наклеенные на подвижный каркас, — качественная поделка смотрелась грозно на любом расстоянии. Страх быть задетым пулей придал силы. Подоспевший второй луч фонаря, еще мечущийся от тряски при беге, испугал его всерьез. Поднявшись на задние лапы, издал громкий клич (оперативное становления голосовых связок).Не оставив сомнений в своей подлинности, бросился наутек. Безопасное расстояние, которое я смог проделать с помощью коротких поползновений (точно, фронтовик по окопам), отсеяло угрозу свинцовой раны, но родившаяся в пару морганий назад туша успела набрать массу. Теряюсь в догадках сколько весит взрослый медведь. Этому же хватило пары минут, чтобы набрать мышечную массу достаточную для перелома моих ног попавшиеся ему на пути. Хрустящий звук, истошный вопль. В полузабытье, я ждал своей кончины. Люди выручившие из беды. оказались никто иные: Лесничий, возымевший палату с меня и его помощник. Крепкое здоровья отгоняло дымку бессознательного, столь желанного в момент серьезных травм, когда до медицинского пункта топать и топать или помощь подоспеет нескоро. Сколько ходил его помощник за носилками, сколько утекло времени пока мы добрались к их берлоге, когда внешние блики стали форменными предметами отделенными меж собой, а не еденным месивом, становившийся привычным в минуты пиковой боли — понятия не имею, я остался при своей комплектаций и прибрёл ясное предоставления о своих видениях, цена конечна завышенная но можно предполагать неконечная. Переломы срастутся. Что делать после возращения ходовых способностей, я знаю. Запросит ли призванный мной автор высокую цену за свою информация (рыночные отношения-заложенные на уровне бессознательного, они выработались как переваривания лактозы, но в первом случай исключения отсутствую, напрочь) и насколько она окажется полезной в противоборстве с нечестивым духом, освобожденный, получается, мной, будет видно. Наверняка одно: решения мои тверже опорных костылей вышедших пока из рабочего строя. Первое телодвижения, хруст костей,«аиий!» ноющая боль, глубокий вздох. Удивительно, что столь обширный дом может содержать егерь или лесники за свой оклад в пару тысяч. Зал с тесаного дерева, заставленный с минималистическим вкусом, производил приятно впечатления. Не единой оконной рамы, ни зачатка перегородки, выступающие заградительными барьерами от непрошеных взглядов, тех кто любит говорить «Да чего я там не видела», делящие жилплощадь на родительское гнездышко, детскую, трапезную. Кроме умывальника на кухонной гарнитуре, большее керамики нет. Значить, не я один купаюсь в дождевых водосборниках (ирония, понятно душевая пристройки есть, не вправду же они по собственному желанию бултыхаются в осадочных водах). Дневной свет поступал сверху. Зеркальная крыша — отличное решения в диком лесу, где бродит крупная живность. Каменный жар смешивался с болезненно повышенной температурой. Еще теплое одеяло. Закутано с тем расчетом, чтобы полностью обезводить тело. Возле койки, ставшей лежанкой искалеченного гостя, стояло кресло с закругленными ножками, опирающимися не в пол, а идущим параболически вверх, в основание санок используют точно такой же принцип. В нем покачивался коренной житель леса, жилистый старик, исходивший свой лес вдоль и поперек, потому до сих пор не утративший живость в глазах и крепости в ногах. — Ты это — заканчивай раскрываться, — покинув место своего восседания, поправил одеяло, оставшись стоять, — в своеобразной правой банне, из трех толстых шкур вправленных в шерстяной пододеяльник, хрящики размягчаться для лучшего срастания. По себе знаю — действенная методика. Банне— коммуна в Париже, эмигрант я, а баня — как раз то, что я соткал из шкур. Потом опробуешь настоящую баню у меня здесь недалеко. Желания развеять мою тоску или просто пошутить я оценил по достоинству. Смеяться оказалось больно. А он разошелся. Комедиант чертов. Умереть со смеху казалось вполне реальным, учитывая теперешнее мое положения. — Чего не отнять у украинского народа, так это его гуморески. — Вытирая слезы смеха, утвердительно кивнул он. Надо признать: проигрывал ему и в габаритах и в шутейном ремесле. По всем направлениям. Хоть проскакивающая тревога и настороженность улавливается: связана с моим добровольным отшельничеством, точно утверждать не берусь. Расписывать целиком его автобиография — невижу смысла; заурядный переселенец, а-ля мейден из Франция; собран крепко, как и полагалось лесничему, однако сходств c продукцией страны производителя — чрезвычайно мало, кое-где штришок. Слишком ярый борец за природные богатства, пыл которого охладили французские вырубщики лесов. Целлюлозные магнаты вычеркнули его семью из реестра живых граждан, и внесли в список пропавших без вести. Ему посчастливилось бежать. Почему именно Украина — он и сам конкретно ответить не мог Помощник его, сын местного зодчего. Которого он отправил за медикамента для моего выздоровления. — Тут вот какое дело: я высадил 6 патронов, c своего маса 49/56, и вдогонку столько же, — резкость перемены разговора была очевидна, потому мало чем удивила. Подозрительный взгляд болотных глаз сфокусировался на стене, увешанной несколькими винтовка, одной и той же модели, разного исполнения (где обрезанное дуло, в другой модели удлиненное c прикрепленной оптикой, в остальных, мобильность выступал на первый план: подпиленный приклад, движимые части выделялись тоном от металла — подмена на более легкий металл — преимущественно использованного в изготовлений самого корпуса). — Не подумай ничего дурного, посмотрев на моего «оружейного павлина», — и впрямь, оружейные корпус крепились по принципу раскрывающихся крыльев, я только немного подправлю высказывания: им далековато до пышного павлиньего пера с его градиентным переливом зеленого цвета на дневном свет, но в самый раз, стыковочное сравнения, черные опаха́ла страуса; коим позавидовал бы сам Гаруда, нибудь он свергнут. По словам лесника он пресекает браконьерство, а не создает его. Шкуры — конфискованный товар. — Хоть однажды я уже поплатился за свою любовь. Каждая пуля, выпущенная три недели назад, в ту ночь, должна была попасть в тушу, калибр позволял не считаться с жировой прослойкой. Мой прапрадед! С величайшей гордостью рассказывал об носороговых скальпах, настрелянных именно ружьем захваченным мной в тот вечерний осмотр. Про снабжения войск Антанты в первую мировую, расскажу позже, когда разберусь что на самом деле я тогда видел. Дожидаясь носилок, я осветил буквально каждый метр. Лунного света, искажающего некоторые цвета, в том числе и красный, не было. Он скрылся, когда я подступал к оврагу, где ты, не пойми почему оказался. Резкость исчезновения лунного света привело в любопытное замешательство. И зверье стихло. Знаешь, мое пылкое воображению старость нипочём. Я заволновался, вспоминая когда последний раз заряжал аккумулятор. — Пытливый взор, с под опущенных век, смотревшие в неопределенную точку на полу не давали спуску напряженной атмосфере пожирающей любое гостеприимство. — Полированные камни запечатлевают даже пару капель крови. Ненадолго, но все таки они не могли сойти за тот короткий промежуток времени ушедший на спуск. В старческих годах немину́ем распад тела. Оспаривания этого явления не отменяет его. Но притупления инстинктов, остроты зрения и других рецепторов — вина человека и никого либо иного. Начинать занудные речи коучей противоречит моей натуре. Всюду прошерстил. Пусто. Следы еще не остыли, выбоины из-под лап не засыпались. Хотя бы один выстрел, косвенное, но должен был его ранить. О смерти речи не идет. То животное невосприимчиво к огнестрельному оружию. После твоего появления, в здешних прудах, которых по меньшей мере тридцать пять, рыба кишмя бурлит воду. Ближайшие растения от воды — декоративные ивы посаженных по меровской программе «Благоустройства лесных уго́дий и фильтрация прилегающих вод с помощью денитрификации гибридов ив ” пять лет назад мной, — бесследно пропали. Насаженные деревья отличались от произрастающих в природе… Сейчас вспомню. В ежедневной текучке — запоминать мало чего приходиться, все на автоматизме. Рефлексы, да и только. Без тени грусти, он понимая: в мелочах рожденные, в мелочах проживем и в мелочах умрем. Манеры говорящего, даже в шуточной форме, не сходились с его теперешним родам деятельности; прослеживалось глубокомыслия, свойственное определенно не лесникам. Интересная натура. В остальном его спокойный натиск, ведущий к обвиненную меня во всем происходящем — ой как мне не нравиться; моя вина бесспорна, просто признаваться самому одно, а под прессингом хочется молчать назло сохраняя за собой выбор. Деваться некуда. Увиденное под многослойным покровом шкур, — стянутая резиновые жгутами, вырезанная под форму ноги, кора хвойного дерева отмежеванная от плоти слоем разных трав, прилипших из-за вонючей мази, нанесенной в непомерном количестве на место перелома и близлежащие территорий, — лишь подтвердило догадки, ощущаемые телом, незримые глазами. Значить, то было наяву, а не результат воспаленного воображения подстегиваемого видениями. Привидится мне одному… но двум, списать на внутричерепной ушиб… о каких еще сомнениях может говорится. Самодельный гипс, охватывающий расстояния между лодыжкой и заканчиваясь верху бедра, не давал пошевелиться, намертво зафиксировав ноги. Обе деревяшки звучали по-разному: громче, глуше. Вмонтированный музыкальный инструмент. Сразу лишиться двух опор. Надо было проворнее ползти. Срастется. Поглядывая на его боковой профиль пару раз, (стоял он таким образом, чтобы оставаться за спинкой кровати, и в моем положений стоило труда видеть его постоянно), я понял кого он мне напоминал: молодого Муссолини, только без мясистых щек. И лучше бы это сравнения не приходи мне на ум. — И твои травмы несовместимы с той высотой, откуда ты упал. Максимум что тебе грозило: отпечатки камней и ломать в костях, уходящая без растирания мазей, носки пояса из собачьей шерсти, о серьезном лечении и заикаться не нужно. В конце концов молодость сам все залечивает, в крайнем случае отложит на старость. Патлами и бородой провести можно продавщицу спиртного, но не другого старика. А в результате две ноги, разбитый затылок. Складывается впечатления, что тебя кто подбросил, прежде чем ты упал. Касаемо посадки ив. Сцепленные корни, похожие на сетку. Обрызганные химикатом. Задумка помогла. Встроилась в экосистему, гармонично с нею сосуществуя. Химический состав воды изменился, насытилась полезными компонентами. Стала близка к морской воде. В конечно итоге запущенные косяки морской рыбы вымерли за месяц,.Скудные уловы, продолжали радовать одиноких рыбаков. Да и улов честно говоря специфический, под него требуются прочные лески и держать наизготове пару гарпунов. Выкорчевать их питались, сразу после неудачного увеличения популяций, тщетно. Земля вокруг них превратилась в гранитную плиту, оставаясь той же на вид. Зубья пилок гнулись, бензопилы искрились, мотоблоки перегорали. На том и осталось. Хлопот не создают, пусть растут. Окончив штопать тебя, пропустив два утренних обхода. Выйдя на третий… Я обомлел. Нее, это требует наглядного примера. Лафар, накинув пальто с кожаными нашивками — в самых ожидаемых местах износа-открыл кованые двери, в толщине не уступающие колодам помогающие сдержать натиск вражеского тарана. Легкость захлопывания массивной двери, подтверждало его мощность. Уффф, обливаясь потом, раскрылся. Приподнявшись, скрепя зубами, удостоверились в отсутствии кого-либо живого. Не удержались и несколько секунд, рухнул обратно. Анализирую происходящее, — по привычке вслух, если мямленья под нос можно отнести к речевой продукций, — сопоставляя вычитанное и сказанное о пресноводном демоне. Выходит писания не варила, а я клюнул на прикормку, питая того, кто хотел мне шею свернуть. Выложив все начисто Лафару, кем я буду в его глазах и поверит ли он мне? Глупым мальцом, поздно узревший вскормленного монстра. Жертвой собственной глупости. Если окажется что его одолеть невозможно, куда деть сотворенное зло и на ком люди вымостят злобу. Насколько он окрепнет, пока я восстановлюсь. Прежние заботы… а что его вынудило примкнуть к дьявольскому эшелону. Вседозволенность граничащая с желания большего. Разумная черта дозволенного, расширяется по мере возможностей. Новые пути, выстроенные тем же ошметка старого, в корни меняют представления об высотах не давая понятия о правильности курса его назначения. Зато мираж тупиковой станций — приближения которой неизбежно-мелькает перед глазами, давая слишком быстро осознать — ложность всего жизненного пути, вне зависимости от намерений или поступков. Хоть достоверность моих суждений не меняет положения теперешних вещей. Умалчивать о содеянном-зная, где кроется виновники, глупое оттягивания времени. Кроме того, вернись ко мне в одним миг целостность костей вряд ли мне удастся справиться с ним в одиночку. Свежесть недавних познаний, листы всего что мне успелось прочесть начали рисоваться перед глазами. (откровенно говоря, я успел самую малость, из огромной части всего закупленного, там собрано столько материала, что даже пропуская легенда-сказочные верования (неотъемлемая часть каждого тома по эзотерике, не исключая ее отрасли), мне и за два десятка лет не справиться с ним).Тратя сбережения в отчаянном порыве разобраться в происходящем ужасе, творимого, теперь уже известно кем, напрочь забыл о чем-либо пока истощения не дошло до крайнего предела. Да и кто знал, полуночный ветер должен был остудить вскипевшее негодования, а не сломить его напрочь прихватив и ноги. Пару царапин с шишками, возможная стычка с диким зверем, — ожидаемые последствия темного блуждания без автономного источника света; но такого результата трудно было представить. Сомнения рассеивались по мере всплывающих фрагментов. Правдоподобность описанного автором (изучаемого мной в ночь перед злополучной встречей) наводило на мысли о его немало вкладе в создание монстра. Записанная легенда составляла малую часть им написанного. Мозгование давалось с большими трудностями: жар переходил в озноб выкачивая последние жизненные соки; мигрени колкими иглами вонзались в голову. Столик с водной тарой, при хлопке дверью, немного отъехал. Того хватило чтобы оставить покусанные губы еще и сухими. (по-видимому, закусывал их когда боль отнимал возможность кричать, хоть таким не страдаю).Вытер рукавом не своей кофты пот, струящийся по лицу. Отрощенные борода и волосы, — не уступающие по длине и густоте шевелюре Маугли, — напитанные влагой тела, слиплись в единый клубок. Веки под собственной тяжестью закрылись, и беспокойное забвения, подобно дозе морфина, облегчило нарастающее беспокойство. Гудящая речь, разбудила меня.
Предисловие, ставшее рассказом.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.