Колобок на новый лад

Жила-была баба. С дедом.

Но тут дело в том, что баба была завалящая. Руки как крюки: по дому толком ничего сделать не могла, все у нее сикось-накось получалось.

А ее дед все надежды не терял и подбадривал. Все просил у нее разносолов да вкуснятины. Вот и тут тоже:

— Поскреби, — говорит, — по сусекам, старуха моя золотая! Наскреби мне на тесто! Блинков больно уж захотелось.

Ну, баба по сусекам поскребла, по углам намела, собрала всякого да и сваляла из этого ком.

Разожгла печь кое-как и поставила этот ком пропекаться.

И вот получается у нее такой Колобок: снизу подгоревший, с боков подрумяненный, внутри, конечно, сырой.

Вытащила она Колобка из печки, поставила на окошко студить.

Колобок с надеждой ждал, что дед придет и его съест, но дед, как увидел, чего испеклось, сказал:

— Не, старуха моя золотая! Это не блины. Ты завтра опять по сусекам поскреби да испеки блинов. А сейчас садись чай пить. Я хот-дог принес.

А Колобок стоял на блюде, да больно ему пригоревшим-то низом стоять. Хотел он перевернуться — да и скатился с блюда на землю. Только дед с бабой его и видели!

Катится колобок по дорожке, а навстречу ему Заяц. Колобок с надеждой к нему прямо под ноги. Заяц трусливый вначале отпрыгнул, потом осмелел:

— Тьфу, ты! Напугал, паршивец. Я думал, еж катится! Я ему моркови задолжал, думал — пришла моя расправа. Но нет — поживу еще! Че надо, пыльный ком?

— Заяц, а Заяц! Я Колобок, Колобок, я по коробу скребен, по сусекам метен, на сметане мешен, в масле пряжен, на окошке стужен. Я от Дедушки ушел, я от Бабушки ушел, съешь ты меня, будь такой добрый!

Заяц Колобка со всех сторон обошел, понюхал:

— По сусекам — да, по углам — точно! Про масло и сметану — это ты мне не ври! Тебя Демидиха что ли пекла?

— Да, — грустно сказал Колобок.

— Ах, ты, бедный, несчастный. Кому ж ты нужен-то? Катись давай дальше. Я еще жить хочу, у меня травиться планов не было.

И покатился Колобок, только Заяц его и видел.

Катится, катится дальше — навстречу ему Волк.

Колобок ему прямо под ноги подкатился. Волк его лапой, как мячик, остановил:

— Стой! Раз-два. Вольно! Ты кто такой есть?

— Я Колобок, Колобок, — завел свое вранье Колобок. Про сметану, масло, сусеки.

— А, и че надо-то? — спросил волк.

— Съешь меня, Волк!

— Ну даешь, кругляк! Я ж не камикадзе! Мне мяска свежего! Я сусеки не ем.

Ну, поуговаривал его Колобок еще, да и покатился дальше. Катится, катится. Устал. Прям усталой усталостью устал!

— Что за жизнь? Никому не нужный я урод! — остановился на просеке — ревет. А тут Лиса:

— Ну-ну, чудак! Какой же ты урод! Ты вполне нормальный продукт!

— Правда? — обрадовался Колобок. — Съешь меня, Лиса!

— Тихо-тихо! Я не сказала, что ты продукт питания. Ты продукт другого назначения. Хочешь послужить делу укрепления обороны?

— Обороны? Да… все одно уж! Делай со мной, что хочешь.

— Ути, лапочка! Пойдем. У меня забор прохудился. Я тобой дырку в своем заборе-то и заткну!

— Я ж еда!

— Ну, какая ты еда!

— Я Колобок, Колобок! — орет Колобок! — Я. По коробу! Скребен! По сусекам! Метен!

— Про масло и сметану только не ври. Идешь со мной или нет?

— Иду, — покорно сказал Колобок.

Лиса принесла его к себе, залимонила им дырку в своем заборе. Прекрасно получилось! Как раз по мерке подошел!

А баба в это время Колобка не нашла, решила блюдо помыть, на котором ее Колобок студился, да и разбила блюдо!

А Дед и говорит:

— Не плачь, старуха моя золотая! Я тебя и такую люблю.

— А я и не плачу, — сказала старуха и съела остатки хот-дога.

Чего ей, в самом деле, плакать, когда у нее Дед такой хороший! Да и сама она… Золотая!

Н. Ж.