Бушевали глубокие воды,
И шумели лихие ветра,
Улетали минувшие годы,
А она всё ждала утрá.
Мгла ночная едва расступилась,
Солнца луч пропуская в низы.
Её сердце быстрее забилось,
Как ни билось в другие разы.
Море стихло, волну укрощая,
А ветра затаились в горах,
Новый день ото сна пробуждая
И ночи развевая прах.
Час за часом шумнее повсюду,
Просыпались жилые дома,
Они звонко гремели посудой,
По-мещански сходили с ума.
А когда каждый двор пробудился,
В суете забывая ночь,
Один юноша так разозлился,
Что бежал от забот всяких прочь.
Понимал он, что должен остаться,
Ведь на труд он как все осуждён.
Но не в силах за дело он взяться,
Если людом весь двор осаждён.
Раздражал его всякий трудяга,
Его злил каждый третий дурак.
Но о нём говорили — «бедняга,
Заселил его душу мрак!»
Его звали Медеем Загорным,
Жил он с матерью Леей, Святой
И отцом Даниилом, придворным.
Его род нарекали «простой».
Но Медея таким не считали,
На простого он не был похож.
Все девицы о нём воздыхали:
«Поглядите, о, как он хорош!»
И от них он бежал из селенья,
По лесам побродить, по лугам,
Только впредь его обыкновенье —
Лишь прогулки по берегам.
Отчего же ходил он за горы,
Ту причину никто не мог знать,
Затевали родные с ним ссоры
И пытались его искать.
Но Медей, ещё больше желая,
На столетья покинуть свой дом
Убегал до владений их края,
Обо всём забывая плохом.
На границе, меж сушей и морем,
Он встречал каждый раз её,
И они, наслаждаясь покоем,
Создавали пространство своё.
Восемь дней они знали друг друга,
«Восемь дней, а как будто сто лет!» —
Так сказала Медею подруга,
Только он на вопрос ждал ответ.
Но вопросом она пренебрегла
Как и всеми, что он ей задал,
Все догадки Медея отвергла.
И расспрашивать он перестал.
Он не знал её имени, рода.
О себе, как она, он молчал.
Рассуждали: кто правит погодой?
Кто природу морскую зачал?
Они плавали, солнца пугаясь
И пытаясь медузу найти
На закате они возвращались,
И она его просит уйти.
И Медей покидал неохотно
Безымянную деву свою,
Прижимая к груди своей плотно
Жемчуг чёрный, «на память дарю».
Ночью тёмной, домой возвращаясь,
Вдруг столкнулся Медей с отцом.
Даниил, в исступпленьи ругаясь,
Его треснул, назвав подлецом.
Вскрикнул сын, Даниила пугаясь,
Но вблизи показалась вдруг мать,
Она, плача и содрогаясь
Принялась вдруг его утешать.
«Не сердись на отца, мой милый», —
Говорила, дрожа, она, —
«Мой хороший, сынок мой любимый,
Очень плохи у нас дела».
И поведала Лея сыну,
Что налоги их княже поднял,
Что народ зарубил всю скотину,
И что голод великий настал.
«Все трудятся и пашут как волы!» —
Причитал горячо отец, —
«И никто не уходит за долы
Так как ты, себялюбный юнец!»
Принудил он Медея работать
У их князя придворным, как он,
И не ахать при этом, не охать
И всё делать, как велит закон.
Намекнул Даниил также сыну,
Чтобы тот соблазнил князя дочь,
Молодую прекрасную Лину,
И провёл с нею страстную ночь.
Этот ход слыл здесь самым обычным,
«Взять, и лучшею жизнью зажить!
Человеком являться приличным
И как прежде уж не служить.»
И Медей, стиснув зубы, пытался
Быть у князя прислужливым псом.
Но, увы, как он ни старался,
Падал в грязь беспрестанно лицом.
Не его та была работа,
Прочь гнала раскаленная кровь
Но о доме держала забота…
Он вставал и служил князю вновь.
Раз один, о порог спотыкаясь,
Он заметил, что рядом стоит
Дева юная и, улыбаясь,
Она тихо ему говорит:
«Ах, какой ты смешной и милый!
Расскажи, как тебя зовут!
Ты нелеп, но такой красивый…
В сад бежим! Сюда скоро придут!»
И они убежали из замка,
И Медей сразу понял — она
Здесь не гостья и не служанка,
А та самая Лина, княжна!
Он её даже не добивался,
Лина вмиг им была пленена.
Ему шанс очень редкий достался,
Но он думал — а как же Она…
На закате Медея пустили,
Побежал он на берег родной.
Его волны неистово били,
Море, видно, не знало покой.
Долго-долго искал он, блуждая,
Безымянную деву свою,
Звал её и внимал, угрожая:
«Не придёшь, так себя я убью!»
Чуял он, где она обитает,
Хоть рассудком понять не мог,
Ощущал — и она тоже знает,
Где на суше его уголок.
Со слезами он жемчуг отправил
Прямо в пасть разъярённой волны
И от сердца всего добавил:
«… и не будет моей в том вины!»
Бушевали неистово воды
И шумели лихие ветра.
Он ушёл, не дождавшись погоды,
А она так ждала утра…
Только солнце от сна пробудилось,
Нечто вылезло из воды,
В свете утра преобразилось,
Все морские смывая следы.
Плавники обернулись руками,
Чешуя осыпалась в песок,
Хвост жестоко отброшен ногами,
И раздался вдруг голосок:
«Что же ты меня не дождался!
На закате явился… зачем?!» —
Её голос на крик вдруг сорвался, —
До рассвета ушёл….о, зачем?!
Встала, жемчуг в руке сжимая,
И к знакомому камню пошла,
И под ним, как и прежде, нагая
Дева платье своё нашла.
Облачившись всё в ту же одежду,
Покидая морские края,
Не теряя на чудо надежду:
Повторяла: «найду тебя я!»
По лесам и лугам пробираясь,
Она мыслью внимала ему,
Шла, землёю людской задыхаясь,
С уст срывалось — о боже, тону…
А Медей, нежась с Линой в постели,
Понимал, он почти уже князь.
Но мечты его тихо скудели,
Мысли падали медленно в грязь.
Он теперь должен к князю явиться,
Его дочери руку просить,
А потом уж домой воротиться
И о свадьбе родным объявить.
Но не в силах забыть он был деву,
Безымянную душу свою,
Дна морского свою королеву,
Только ей мог сказать он «люблю».
И вскочил вдруг Медей с постели,
Не сумев псов вины отогнать
Они грызли его и ели,
И заставили прочь убежать.
И чем дальше Медей был от замка.
Тем отчётливей слышал он глас:
«Для тебя перешла я все рамки,
Для тебя и умру здесь сейчас…»
Он, у страха в плену пребывая,
Бег ускорив, внимал ей — о нет!
Обо всем в этот миг забывая,
«Вы убийцы, земля и сей свет!»
Как увидел прекрасное тело
В поле диком, средь ярких цветов,
Рядом с нею упал он несмело,
Вместе с ней умереть был готов.
К деве нежно Медей прикоснулся,
Как он любит её, прошептал,
Её дух на мгновенье проснулся
И чуть слышно Медею сказал:
«Отнеси меня к водам глубоким,
Тяжело мне на землях людских.
Здесь не кажешься ты одиноким,
Но покой лишь в просторах морских».
Услыхав слова эти, он понял,
Понял всё, что познала она.
Её тело померкшее поднял.
«Мы достанем до самого дна!»
На закате сидел он как прежде
С безымянною девой своей,
На песке их горела одежда,
И сгорали обличья их с ней.
Ночь настигла людские владенья,
Всё себе без остатка прибрав,
На земные взирает творенья,
Жёлтым глазом их маски сорвав.
Своим светом прозрачным касаясь,
Озарила луна жизни суть,
В воду шаг сделал он, не пугаясь
В море чёрном навек утонуть.
Прямо к бездне он плыл вместе с нею,
Обретая обличья морей,
Забывая отца, матерь Лею
И что звали его Медей.
В темноте один внемлет другому:
«Дальше дно и вся глубь бытия,
Только, чую, родной, по-иному,
Страшно выглядит сущность твоя.»
— Ты пойми, я постигнуть желаю …
— Ты поверь, что не стоит того…
— Не поверю, покуда не знаю!
— Стой! Прошу, не касайся его!
И до дна дотронулся он вскоре,
И второй им посмел овладеть.
И взбесилось вдруг чудищем море,
Вдруг затихло, вдруг снова шуметь…
Так и жили глубокие воды
То ратуя, то тихо любя.
Улетели минувшие годы,
Растворив разодетые «я»…
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.