Бомж

Бомж

Пятидесятилетний старик с длинной седой бородой, в непонятной грязной телогрейке, в грязных джинсах и в черной шапке. Он был с чумазым, отрешенным лицом и без левого глаза.

Этот старик каждый день сидел у кабачка «Зеленка», куда обычно только и заходили такие как он, и просил у всех — кто входил и выходил оттуда — хриплым голосом денежку, и у прочих прохожих, которые проходили мимо, а прохожие, в свою очередь, проходили мимо него, не замечая. Когда его «рабочий день» заканчивался, он заходил в этот кабачок и просил у вечно недовольной, полной продавщицы, у которой — если присмотреться — были усы, водочки, хлебушка и пару пирожков, если день удачный вышел.

Постоянными посетителями этого кабачка были три, очень неприятных человека, которые вечно обижали старичка. Они обычно подходили к часам пяти — шести вечера, всегда грязные с ног до головы, но не бомжи, потому что всегда были при деньгах, видать, работали на какой-то шабашке. Они вечно шли, нагло улыбаясь во весь рот, показывая кривые, гнилые зубы и смеялись так смело, так свободно, будто море им было по колено — старичок бы так никогда не смог. Их излюбленной шуткой была такая: окружить старичка, каждый из них скажет ему по фразе какой-то бред, старичок при этом строит воистину добрую, детскую улыбку и кивает им на все, что они говорят, и один из них обязательно достанет, например, тысячу рублей и протянет ему; старичок наивно тянет руку к ней, и тут же тот убирает тысячу обратно к себе в карман, и все троя, смеясь, заходят в кабачок.

И так они каждый день заходили в кабачок в районе пяти — шести часов вечера и выходили оттуда только в одиннадцать — двенадцать часов вечера, вдрова пьяные.

Несколько раз они, в пьяном угаре, избивали старичка, а он даже не сопротивлялся и не кричал, и не старался позвать на помощь — все равно никто не придет.

Бедный старичок все это терпел, и он даже не думал уходить в другое место. Он все также сидел на этом месте, смотря отрешенным взглядом на весь мир, терпя издевательства этих троих, терпя равнодушное отношение прохожих, терпя вечно недовольную, усатую, морду продавщицы. Он будет здесь стоять — пусть хоть сам Бог скажет ему уходить отсюда — он будет здесь стоять!