Машину я не узнал. Подержанная вольво, с датскими номерами, за рулем Ивалдас. Ян воткнул меня на заднее сиденье, сам сел спереди, и тачка тут же рванула с места. Внутри было душно, в перегретом воздухе висела густая табачная вонь, казалось, въевшаяся в кожаную обшивку салона. В горле скребло, противно щипало глаза, но я только моргал и изо всех сил сдерживал кашель. Страх вернулся, как рефлекс; выступил горечью на губах, стоило увидеть Яна. Будто я никогда и не выскакивал из незапертой машины. Будто часть меня всегда оставалась тут, рядом с хозяином, словно шавка с поджатым между ног хвостом.
Водила ничего не сказал при виде меня, и я понял, что все это не случайно. Ян не просто наткнулся на меня в клубе. За мной наверняка следили. Наверное уже какое-то время, но все не могли подловить одного. А тут толпа незнакомых поддатых людей, из которых с утра будут отличные свидетели. Пустой сортир. Гардеробщица, у которой в зрачках новинки последней моды и идеальная диета...
«Прощай, Денис, пиздец тебе и неизвестная могила, — мысли скакали в голове наперегонки, пока тело застыло, как парализованное, а взгляд прилип к прожженой в коже сиденья дырочке. — Вот Ян сейчас обернется и… Нет, не здесь. Не в машине. И не сразу. Сначала он захочет выяснить, как много знает полиция. И ты все ему расскажешь. Не хочешь, а расскажешь, уж он постарается. И даже если ты будешь послушным мальчиком и выложишь ему все сам… Это не поможет. Хозяин все равно тебя прикончит. Но сначала переломает, заставит заплатить за все! За побег, донос, беготню по лесу, сук в боку и пулю… Кстати, куда она попала? Ян двигался как-то неловко, вроде берег левое плечо. Может, туда? Да, а может, у него просто рана от сучка еще болит».
Мой мизинец подвинулся на миллиметр и коснулся ожога в потертой бордовой коже. Грубые шершавые края и мягкий пороллон внутри. Может, скоро такие метки появятся и на мне. Как долго Ян будет меня мучить? Когда он решит, что мне хватит? Когда из меня пороллон полезет? Кишки то есть… Или мозги. Почему-то вспомнился Кит — белый, распухший, со следами от веревок, сигарет и ударов на теле. Таким он приходил ко мне в кошмарах. И еще размазанная по дороге дохлая кошка. Котенок. Противная багровая слякоть и рыжие кусочки шерсти, волоски перебирает ветер...
Может, Ян снимет все на телефон? Вон Ивалдаса заставит. А потом будет показывать новичкам — типа вот что, цыплятки, с вами случится, если решите сбежать. Сделает из меня наглядное пособие. Не ходите, детки, в Африку гулять. То есть в Гавану.
Блин, как Ян вообще узнал, что я в Эсбьерге? Наверное кто-то проговорился, как зовут моего опекуна. Дальше все было просто. Но кто? Кто мог меня слить? Продажный коп? Кто-то в Грибскове? Тетка из социальной службы? Хотя… какая теперь разница. Я никогда этого не узнаю, так чего мозги ломать. Лучше подумать — раз уж башка наконец заработала — как выбраться отсюда.
Я покосился в окно.
Куда мы едем? Сколько у меня времени? Наверняка Ян уже присмотрел какое-нибудь тихое безлюдное местечко, скорее всего за городом. Вот, мы уже на окраине. Сколько мне осталось жить? Полчаса? Меньше?
За стеклом мелькают освещенные витрины больших магазинов, неоновые вывески с названиями фирм. Ян и Ивалдас спокойно перебрасываются фразами по-литовски. Хозяин сунул в рот сигарету, затянулся. Никто и не подумал открыть окно. Никто даже не обращает на меня внимания. Будто я уже труп. Но трупы не могут говорить, а я… я пока могу.
— Куда мы едем?
Это мой голос? Нет, я знаю, он у меня ломается, но такой жалкий писк… Вот уж правда, бездомный котенок. Из Асиной песни. Ася...
Ян обернулся вполоборота, затянулся, мерцая сигаретой:
— Еще раз хайло разинешь, мы прямо тут тормознем. Вот те кустики подойдут. Я уже решил, на сколько кусков тебя разрежу. Один пошлю этому даку белобрысому. Тебе понравилось, как он тебя трахал, да? У него есть что-то такое, чего нет у других? Думаю, он заслужил кусочек тебя на память. А еще один получит твоя кудрявая подружка. Пусть порадуется, сучка. Пока я не приеду и не отрежу кусок от нее самой.
Он хрипло зажал, выплевывая рваные облачка дыма. Ивалдас поддержал, негромко и напряженно. По ходу, водиле все это не очень нравилось, но деваться было некуда. По ходу, он тоже боялся Яна до устрачки.
Я молчал, съежившись на сиденье. Внутри разрастался огромный ледяной ком, будто кто-то лепил снеговика из моих кишок. Значит, Ася следующая? Неужели ему все мало?! Неужели он придет и за ней?! Так холодно, почему здесь так холодно? Вроде печка шумит, заглушая радио. Трясущиеся руки сунулись в карманы, наткнулись на что-то мягкое… и что-то твердое. Мягкое — это перчатки. Те самые без пальцев, которые связала для меня Мила. А твердое — нож. Лезвие не длинное, но отлично заточенное. Я вспомнил голое пятно на своей руке там, где сталь срезала волоски.
Блин, почему так вспотели ладони? Я же только что мерз. А теперь горю, будто меня подожгли изнутри. Кажется, лицо просто полыхает. Я уткнул подбородок в грудь, боясь, что Ян заметит, что со мной творится. Осторожно вытащил из карманов перчатки, стараясь действовать медленными мелкими движениями и так, чтобы это не отразилось в зеркальце. Почему-то важно было их надеть — перчатки. Как будто с ними моим рукам передавалась часть силы, которой обладала Мила. Той силы, которая могла вынести любую боль.
«Техника не самое важное, — раздались в голове слова Ника. — Главное упорство и воля к победе. Тебя молотят так, что искры из глаз, а ты прешь вперед. Пока не окажешься от противника достаточно близко, чтобы нанести удар. И если бить сильно, одного удара может быть достаточно».
Правая рука снова скользнула в карман. Шерсть впитала в себя пот. Теперь ладонь скользить не будет. Тихонько отстегнуть ремешок, удерживающий рукоять на месте. Все, больше в кармане сделать я не смогу. У меня будет только один удар. Только один.
Спинка сиденья впереди высокая, с подголовником. Значит, придется привстать и наклониться вперед. Нужно целиться в горло. Не тыкать — вдруг не попадешь, куда надо — а перерезать. Один глубокий разрез поперек. Если этого не хватит — можно добить в глаз, в висок — куда попаду. Тогда будет уже проще. Но остается еще Ивалдас. Как быть с ним? Значит, нужно выбрать момент, когда он будет следить за дорогой. Бля, почему мы не выехали на скоростное шоссе? Едем по каким-то проселкам, вокруг поля. Наверняка времени у меня осталось совсем немного. Даже встречных машин, блин, нет! Еще бы, утро после Нового года. Кто набухался, кто еще бухает, кто спит.
Давай, Денис, давай! Соберись. Помнишь, как там? Лучший солдат тот, кто уже считает себя мертвым. Я падаль, небо, я падал в небо, я убит. Я труп. Я судья, жертва и убийца. Эту песню я слушал так часто, что слова впечатались в мозг, как в бумагу. Губы у меня шевелились, я ничего не мог с этим поделать, хоть и знал — Яну это видно в зеркальце. Вот он ухмыльнулся:
— Что, молишься, сучонок? Ну молись… Никто тебя не услышит.
Бог убит, кому теперь молиться
Тихим криком.
Там в облаках
100 птиц рекой
Плывут на юг,
Где смерть теплей,
Твоя рука
Моей рукой
Рисует круг
Рисует круг...
Ивалдас сбросил скорость. Машина выехала на крутой вираж. Литовец удобнее перехватил руль. Сейчас!
Нож скользнул из кармана. Все звуки исчезли, уши снова забила вата. Только далеко-далеко пульсировали басы. Тук-тук, тук-тук… Я привстал, навалился на спинку кресла, обнимая. Ян дернулся, почувствовав движение. Лезвие дрогнуло и ушло в мягкое, под скулу. Сталь сама рассекла кожу. Осталось только надавить. Надавить и потянуть руку в сторону.
Странный булькающий звук, струя крови, ударившая в ветровое стекло. Красные брызги на лице Ивалдаса, его крик, руки, дергающие руль. А потом все странно поменялось местами, будто я был на карусели, которую раскрутил безумный клоун — тот самый, из канализации. Грохот, треск, белая молния боли — и темнота.
Когда я прочухался, то сначала решил, что помер. Глаза не открываются. Воняет мерзко, будто горит пластик или еще какая химическая хуйня. Что-то поскрипывает, потрескивает. Даже тихонько, по-змеиному, шипит. Может, я летчик, и мой самолет только что навернулся в пустыне? Или меня укусила кобра. Я думал, что вернусь на свою планету, а на самом деле, банально коня двинул. Только что-то для мертвеца мне слишком больно. Вот тут, башку ломит. И руку будто снова сломал. И еще вот тут, и тут… А тут вообще… Лучше не шевелиться. Спокойно полежать, пока все не пройдет. Только откуда все-таки эта вонь?!
Я напряг веки и приоткрыл глаза. Ресницы склеило что-то липкое. Прямо надо мной в красноватых сполохах медленно вращалось колесо. Кажется, именно оно поскрипывало. Колесо — значит машина. Но почему вокруг него бледнеют звезды? Разве тачки могут летать?
Я подоткнул здоровую руку под себя и кое-как приподнялся. Ногам становилось жарко. Машина горела. Пламя росло, его языки жадно вырывались наружу и слизывали пузырящийся лак. Видать, это он шипел. Или тело внутри, на котором ярко вспыхнули волосы. Наверное так же полыхал хаер одноклассника Ника — того урода, что задирал его перед девчонкой. Огонь подобрался снизу и лизнул подбородок Яна, опалив щетину. Тому было все равно. Наверное он подох еще до того, как машина перевернулась. И его убил я. Теперь я убийца.
В голове все громче и громче пищал тоненький тревожный голосок. Что-то насчет пожара и бензобака. Что-то насчет того, что надо валить отсюда и как можно скорее. Я подтянул к себе ноги. Подошвы на кедах размякли, начали тлеть шнурки. Было чувство, что я забыл что-то важное. Что-то там, в адовом нутре машины. Я пополз вокруг капота по дуге. Да, вот оно! С Яном был еще один. Шофер, Ивалдас. Бля, за подушкой безопасности ничего не видно.
«Хлоп!» Будто кто-то запустил фейерверк или лопнул огромный воздушный шарик. Синтетическую ткань мешка охватило пламя, мгновенно превращая в обугленное кружево. Человек за рулем задергался, закричал тонко, вращая белыми глазами. Ремень безопасности надежно удерживал его на месте. Тело обмякло под ним бесформенной куклой. Что-то внутри сломалось, но огню было все равно. Он целовал и лизал новую игрушку — жадно, горячо. Я бы хотел посмотреть на это дольше, но голос в голове становился все настойчивей и громче, перекрывая вой человека, которого пожирал огонь. «Вставай! Беги! Бой беттер ран, ран, ран!»
Я поднялся на подгибающиеся ноги, сделал шаг, придерживая здоровой рукой сломанную. Еще шаг. С трудом оторвал глаза от пира пламени, повернулся и пошел. Инстинкт гнал меня прочь от дороги — через поле, куда уже бежала моя длинная дергающаяся тень. Я успел отойти меров на пятьдесят, когда уши рвануло, и горчая волна опрокинула на землю. Упал я неудачно, на больную руку, так что меня снова вырубило.
Будь это более оживленная трасса или любой другой день, место аварии давно бы уже кишело врачами и полицейскими. Но мне снова повезло. Мы разбились на крутом вираже дороги, затерянном в полях, скрытом от ближайших жилых домов лесным массивом. Очнувшись, я добрался до него. Когда издалека донесся вой сирен, я уже углубился в лес. Здесь была чернильная темень, только перед глазами плававали призраки рыжих всполохов, так что казалось, что и деревья охватил пожар.
Наверное тут мне и предстояло лежать — под слоем земли и прелых листьев, пока из меня не проросли бы желуди. Мы не доехали совсем чуть чуть. Если бы не нож… Кстати, а где он? Я полез в карман, что левой рукой было совсем не просто. Но там, конечно, оказались только ножны. Их я засунул в первую попавшуюся, найденную наощупь яму и прикидал опадом. Стоило спрятать их получше, но сил уже оставалось только на то, чтобы кое-как переставлять ноги, да отводить ветки здоровой рукой.
Я даже не знал, куда иду. Просто как можно дальше от пожара. Как можно дальше от прошлой жизни и всего, что с ней связано. Если бы только пламя могло вот также выжечь мою память, оставив только чистоту, пепел и запах гари. Но нет. Ведь тогда я забуду Асю. И Кита. И Шурика забуду. И Борьку. А я должен помнить, пока живу. Я должен. Ради них, и ради себя.
Рассвет настиг меня где-то в полях, среди сухой травы, щекочущей колени сквозь дыру на джинсах. Я поднял лицо к небу, по которому мазнуло пронзительно красным, будто кровь из шеи Яна достала и туда. И они полетели надо мной — целеустремленно и бесшумно, то ломая клин, то снова выстраиваясь в идеальную линию, сотни гусей, расчерчивающих небо таинственными знаками, стремящихся в одном направлении — в сторону неведомого никому будущего.
Там в облаках
100 птиц рекой
Плывут на юг
Где смерть теплей
Твоя рука
Моей рукой
Рисует круг
Хм… Забей.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.