Опекун. Дания

О том, что на ферму копы опоздали, я узнал, сидя в очередной раз в допросной. Когда они туда нагрянули, дом стоял пустой. Там даже уборку успели сделать. Пока полицейские искали уцелевшие отпечатки или хоть какие-то следы описанных мной вечеринок, на ферму заявилась пара средних лет. С детьми. Тетка чуть в обморок не хлопнулась, когда на нее наставили пушку. А мужик все вопил, что они — законопослушные граждане и просто приехали дом посмотреть. Типа снять хотели. Копы их потрясли, конечно, но все подтвердилось. Родители оказались датчанами, а дети — действительно их детьми. Ферму семейство нашло по объяве в газете. Сдавалась она очень дешево, если учитывать недавний ремонт.

Еще бы. Кто ж в бывшем борделе жить захочет? Там убирай, не убирай, воздух трахом провонял. Стены спермой, блин, пропитались. В буквальном смысле. Следовательша сообщила, что им удалось обнаружить пятна на обоях. Видно, уборщица схалтурила, не везде протерла. Потому копы и Яновы отпечатки нашли. Что это именно Яновы, полицейские знали, потому что пальчики литовца остались на пистолете. Только толку-то? Хозяин борделя пропал, сам бордель уехал, один клоун остался, то есть я. Соседей опросили, конечно, но что они могли сказать? Пригнали автокемпер, постоял он, укатил. Все. Энд оф стори.

— Когда, — спрашиваю, — укатил-то?

Выходило, на следующий день после стрельбы. Вечером. Вот тогда-то я эту следовательшу по фамилии Ольсен чуть собственными руками не придушил. А хули она сразу на ферму не погнали? Я же еще утром ее умолял туда послать спецназ или как это там у них называется. А она кивала, и хрен этот очкастый кивал. А теперь они тут будут грузить про нехватку ресурсов и согласование с регионом… В общем, хорошо, Ник меня удержал. А то я бы точно убил кого-нибудь в погонах.

Они меня потом долго расспрашивали, куда Ян мог перевезти ребят, как будто он мне об этом докладывал! Еще про Ивалдаса пытали, потому как он местный. Но что я знал? Что он натурал и может легко достать колеса? Очень полезная информация. В общем, я сказал, что я не коп, конечно, но посоветовал бы им проверять автокемперы, особенно те, которые будут пересекать границу. Если еще не поздно. Еще отдал им свои рисунки. Надо же мне было хоть как-то время в камере убить? Так и знал, что они для чего-нибудь пригодятся. Я нарисовал их всех — Еву, Сашу, Ивалдаса и, конечно, ребят. Возможно, когда-нибудь я забуду их имена, но лица — никогда.

Надо было видеть рожи этих придурков, когда я на стол свои бумажки вывалил. Картина маслом: Малдер и Скали пялятся на фотки зеленых человечков. Ник встопорщил свой хохолок и мне шепотом:

— Денис, это же здорово!

Ничего здорового я во всем этом дерьме не видел.

Когда меня снова привели в камеру, скинхэд качал пресс под рев какого-то музыкального канала — голый по пояс. Выяснилось, что татуировка у него была не только на морде. На груди скалились два черепа-близнеца, а под ними ребра пересекал тонкий белый шрам.

Наверное я как-то особенно злобно зыркнул на физкультурника — еще бы, после последних-то новостей — и он решил раз и навсегда выяснить, кто тут крутой, а кто шестерка. А может, лысому просто захотелось похвастаться перед сопляком. В общем, он ткнул пальцем в рубец и заявил, гордо и чуть запыхавшись от усилий:

— Найф!

Да, жесть. Тебя порезали. Но знаешь, у меня внутри все выглядит примерно также, только эти шрамы не видны.

Скинхэда, видать, удивило, что я не впечатлился, и он выложил свой главный козырь: мол, он тут сидит, потому что пырнул того гопника, который его когда-то располосовал. И если я правильно понял, что значит ребро ладони у горла, то бедняга успешно склеил ласты. Аминь. Дальше, очевидно, нам полагалось померяться хуями: то бишь ожидалось, что я расскажу, за что мучаюсь в живопырке три на два с таким уважаемым соседом. Я просто сложил ладони пистолетом и навел его на лысого:

— Бум!

Тот заржал. Не поверил, конечно. Но мне было пофиг. Я повалился на свою койку и отвернулся к стене. Странно, но лысый убавил звук. Не знаю, как мне удалось заснуть. Во сне — причем я четко понимал, что это сон, — мы со скинхэдом стояли на берегу реки. Вокруг снег, сверху серое небо, внизу черная вода, быстрое течение. Рядом мост.

— Убить легко, — сказал скинхэд на чистейшем русском. — Главное, не сомневаться. Не думать: плохо — хорошо, правильно — не правильно. Тут все просто: или ты его, или он тебя. Это закон выживания.

— А потом? — спросил я, глядя на дальний берег, за мостом. Там висел густой туман, и как я ни напрягал глаза, не мог различить, что в нем скрывается. А может, на той стороне и вовсе ничего не было? Ну, кроме тумана.

— Что потом? — удивился лысый. — Потом ты будешь жить, а он больше нет. Вот и все. Качай пресс. — Он подмигнул, поднял воротник черной кожаной куртки и потопал к мосту через снег.

Проснулся я весь в поту. Сосед переливисто храпел в темноте — может, поэтому мне такая муть приснилась? Неплохо бы, чтобы меня поскорее выпустили отсюда, жив там Ян или нет, а то, чую уже, тихо шифером шурша, крыша едет неспеша.

На следующий день с утреца меня снова вытащили к тете Ольсен. Только не в допросную, а прямо в ее кабинет. Там уже сидел Ник, причем с очень довольным видом. У меня сердце екнуло: сон был в руку, и Ян окочурился. А может, они нашли, куда он перевез ребят? Но оказалось, дело вовсе не в этом. Интерпол наконец отозвался на запрос. Отпечатки со ствола и с фермы совпали с пальчиками Яна Купелиса — хозяина сети Берлинских притонов, торговавших несовершеннолетними, которую накрыли в мае. Точнее, взяли тогда только одну точку, которой распоряжался его двоюродный брат. Сам Ян успел улизнуть с частью детей: на второй квартире полицаи нашли только пару пачек презервативов и мольбу о помощи под подоконником.

В общем, все, что я рассказывал — подтвердилось. С чего тогда Ник так сияет? Неужели он думал, что я про Берлин вру?

— Денис, — студент повернулся ко мне, ловя мой взгляд. — В информации, которая пришла из Берлина, был список детей, которых полиция освободила во время той операции. Следователь Ольсен обратила внимание, что ты в своем рассказе упоминал одно из имен.

Я перестал дышать. Я не знал, что квартир было всего две. Я так долго не давал себе надеяться. Ее могло там не быть. Ее могли перепродать. Или убить при штурме. Или просто убить. Так больно в груди...

— Ася Крылова. Ее спасли. Денис!

Хорошо, что Ник меня подхватил, а то бы я точно хлопнулся со стула — да еще и лбом о край стола. Такое странное чувство — будто ты весь превратился в желе. Лежишь себе на тарелке… то есть в объятиях Ника такой прозрачный и трясешься от малейшего прикосновения. Того гляди — совсем расползешься.

— Эй, приятель, ты в порядке?

Нет, в беспорядке. Какое это имеет значение?

— А где… Ася сейчас? — голос не узнать, как котенок пищит, но мне не стыдно. Вспоминаю, что у меня есть позвоночник, и кое-как выпрямляюсь. Надо же, мой стул стоит на полу, а не витает в облаках. Наверное, если бы Ник сказал, что Ася стоит сейчас за дверью — я бы не удивился. Но он ответил:

— Точно не знаю, но наверное дома, у своих родителей. После курса реабилитации всех детей вернули в семьи — по возможности, конечно. Думаю, я смогу узнать ее адрес. Хочешь?

Я кивнул. Родители. Да, конечно. Наверное они жутко обрадовались. Интересно, а как там Асин братик? Поправился? Или ей снова придется жить с тетей? Пусть даже и так, все равно хорошо. Второй раз она уж точно не сбежит...

— Кстати, именно Ася помогла Берлинской полиции выйти на квартиру, где держали ребят. Она позвонила по телефону из объявления о розыске.

Я вскинул голову. Какое еще объявление?! Как она могла позвонить?! Откуда?!

Ник продолжал переводить слова следовательши:

— Помнишь, ты рассказывал о гибели мальчика по имени Кит? Полиция искала людей, которые могли бы опознать убитого. Ася увидела объявление по телевизору, случайно, как и ты. В квартире клиента был телефон. Пока мужчина был в ванной, она позвонила, назвала имя Кита и адрес. Она плохо говорила по-немецки, но сумела сказать, что он был ее другом. Адрес проверили. Оказалось, полиция уже вела за ним наблюдение — подозревали, что хозяин — педофил. Но прямых доказательств не было. А тут этот звонок и прямая связь с убийством. Суд дал зеленый свет на задержание. Cразу после освобождения Ася сообщила полиции, где находятся остальные дети. Но шоферу, поджидавшему ее у подъезда, удалось под шумок скрыться. Он предупредил своего работодателя, а тот — Яна. Что было дальше, уже известно.

Ясно. Умно. Убийство, это не какие-то малолетние проститутки. Тут копы зашевелятся в любой стране. В общем, я сам был почти на грани, чтобы поднять трубку. Просто мне не так повезло. Не подвернулся телефон. Да что уж там. Лучше признайся самому себе честно, Денис: яиц тебе не хватило, вот что. И мозгов. А у Аси есть и то, и другое. Ей выпал шанс, один на миллион, и она ухватила его. Спаслась сама и спасла других, как настоящий супергерой. Пусть даже без плаща.

Я представил себе Асю. Вот она сидит дома перед зеркалом и укладывает кудри в красивую прическу — не потому, что ей надо ублажать очередного потного мужика, а потому, что она с подружками собирается на дискотеку. Как все нормальные девчонки. Ася это заслужила. Наверное она старается поскорее забыть все случившееся, как кошмарный сон. Я бы, по крайней мере, так и сделал, если бы был на ее месте. Так зачем ей напоминания о прошлом? Только раны бередить. Даже если я получу ее телефон или адрес, о чем нам говорить? О чем писать? Все общее, что у нас было, — это боль, стыд, страх. Я родом оттуда.

Нет, конечно, она не откажется общаться. Не бросит трубку. Ася для этого слишком хорошая, слишком правильная. Она не захочет сделать мне больно. Ей будет слишком меня жаль. Просто у нее найдутся неотложные дела, она станет очень занята, я все чаще начну общаться с ее автоответчиком… Пока наконец ее отец, мама или тетя популярно не объяснят мне, что друг-уголовник и бывшая шлюха их девочке не нужен...

— Денис, с тобой все в порядке?

Ник, пора бы тебе уже придумать что-то новенькое. Например, «ты окей?» или «как ты, старик?»

— Не надо, — удалось наконец выдавить мне. — Ее адрес. Не надо узнавать.

Не знаю, удивился ли студент, но кажется, понял.

— Ты уверен?

Я кивнул, сполз со стула и поковылял к двери.

— Ты куда? — вот теперь Ник удивился.

— Назад в камеру, — буркнул я. Где мне, тупому неудачнику, и место.

— В камеру не надо.

Я обернулся. Снова на этой морде с фингалом улыбка до ушей.

— Меня что, выпускают? А… как же Ян?

— Следствие продолжается. Но мне разрешили тебя забрать, — Ник поднялся со стула. — Тебя и так продержали в СИЗО более суток. Но это потому, что пока не нашли, куда поместить. Понимаешь, канун рождества, каникулы, отпуска… В общем, не без борьбы, но меня утвердили твоим официальным опекуном. Временно, конечно, но… Это значит, что рождество мы проведем вместе.

Я выпучил на студента глаза: это чудо с хаером и фингалом в полфейса — мой опекун?! Да кому в голову пришла такая светлая мысль?!

— Э-э, Ник… — мой взгляд метнулся в поисках помощи в сторону следовательши. — Спасибо, конечно, но если ты не хочешь брать на себя обузу — не надо. Я не обижусь. И вообще, мне и тут хорошо. Правда.

Теперь студент выпучился на меня, а потом хлопнул себя по лбу и расхохотался:

— Черт, Денис! Ты все не так понял! Это я боролся, чтобы меня утвердили. Я сам предложил стать твоим опекуном. Просто я еще не получил диплом, и всего лишь на практике, поэтому...

Не, у этого парня точно скворешник набекрень. Наверное после того боя, где ему финик поставили. Сам предложил. Бли-ин… Ну на кой я ему сдался?

— Надеюсь, ты ничего не имеешь против?

Вот он — стоит напротив меня, глаза собачьи. Еще бы хвостом повилял. Неужели он думает, я откажу единственному человеку, которому нужен?

Я тряхнул головой и просипел, потому что горло неожиданно сдавило:

— Спасибо. Ник.